– Но почему, Лусия, дорогая? Почему ты так решила? Я люблю тебя больше прежнего и страшно тоскую в разлуке с тобой!
– Тоскуешь?! Вот уж не могу поверить! – Я продолжала разыгрывать из себя обиженную. – Значит, именно поэтому ты заставляешь меня первой назначать тебе свидания! Теперь у тебя есть полное право сомневаться в моей нравственности…
– Лусия! Как ты можешь такое говорить?! Я не приезжал к тебе просто потому что не хотел нарушать обещание, данное мною моему отцу и твоим родителям!
– Вот как! А я видишь, настолько безнравственна, что ради любви к тебе готова нарушить какие угодно обещания, – он просиял, а я продолжила, ободренная его сияющей улыбкой: – Ах, Рамон! Ведь нет ничего дурного в том, что мы делаем сейчас. Если мы иногда будем встречаться и беседовать, разве это дурно? Ведь это дозволяется всем женихам и невестам.
Я позволила ему обнять меня. Это было очень приятно – вновь оказаться в крепких мужских объятиях. Я подумала, что буду счастлива с Рамоном.
– Но расскажи мне, – попросила я, уже мягко, – расскажи мне, как мои отец и мать. Согласны ли они простить меня?
– Все не так-то просто, – Рамон вздохнул. – Мать, конечно, согласна. Она любит тебя по-прежнему и очень хочет видеть. Она не против нашего брака и готова сделать все, лишь бы ты была счастлива. А вот отец…
– Что отец?
– Он еще не высказал своего окончательного решения. Я буду с тобой откровенным. Пока он считает, что тебе лучше постричься в монахини. И мой отец горячо его поддерживает в этом его убеждении.
Рамон напряженно замолчал. Я искренне огорчилась.
– А ты? – спросила я. – Каково твое решение?
– Мое решение тебе давно известно, – твердо произнес Рамон. – Я добьюсь согласия на наш брак.
Повинуясь искреннему порыву, я обняла его и поцеловала. Все-таки я была еще совсем неопытной, и поцелуй пришелся не в губы, а в щеку.
Рамон смотрел на меня, глаза его сияли восторгом и любовью.
– Ты впервые поцеловала меня, – сказал он.
Мы сели на траву. Я склонила голову к нему на плечо.
– Ах, Рамон! В конце концов, если мои родители не согласятся, мы можем бежать и обвенчаться тайно. Когда мы вернемся уже обвенчанными, никто больше не станет противиться нашему браку.
– Не будем спешить…
– Но почему? – перебила я. – Разве тебе не хочется, чтобы я скорее стала твоей?
– Конечно же, хочется! Но я не хочу тайного венчания. Я хочу, чтобы мы вступили в церковь открыто и торжественно. Я хочу, чтобы ты, моя любимая жена, пользовалась всеобщим уважением… Потерпи еще немного, Лусия, я добьюсь своего. Родители позволят нам пожениться.
– Ах, Рамон! Сколько в тебе благородства, честности, чистоты. Как мне хочется быть достойной тебя!
На этот раз я не играла, не кокетничала, я говорила совершенно искренне. Я чувствовала, что искренне люблю Рамона.
Мы начали обниматься и целоваться, но ничего дурного не совершали. Между тем небо посветлело, близилось утро. Пора было расставаться. Мы простились и уговорились, что Рамон будет приезжать в монастырь через день.
Трудно описать мое состояние. Мне было так весело, так радостно. Все вокруг виделось мне таким праздничным, чистым, солнечным. И я сама была чистой, легкой, доброй ко всем. Я была Счастлива.
Рамон приезжал еще два раза. Наши свидания проходили чудесно – объятия, поцелуи, доверительные беседы. Рамон настойчиво продолжал уговаривать моих родителей и своего отца. Он чувствовал, что они вот-вот окончательно согласятся.
И он оказался прав.
В третье наше свидание, когда я увидела его, он бросился мне навстречу, схватил меня в свои крепкие добрые объятия и закружил.
– Согласны! Они согласны! – запел он.
– Тише, Рамон, умоляю! – я смеялась, не пытаясь вырваться из его рук.
Наконец он отпустил меня, но так неловко, что мы оба упали на траву. Я продолжала смеяться. Платье мое откинулось, обнажив стройные ноги в темных тонких чулках. Не владея собой, Рамон начал целовать мои ступни, щиколотки… Вот его губы уже жгли мне бедра…
Но внезапно он, словно очнувшись, резко откачнулся.
– Что, Рамон? – спросила я, приподняв голову, голос мой звучал беззащитно и разнежено.
Меня даже немного испугало это его резкое движение.
– Ты не любишь меня? – прошептала я, прижимая губы к его уху, затем к щеке.
Он мягко отстранил меня.
– Я очень люблю тебя, Лусия, очень. Именно поэтому мне сейчас лучше уйти.
– Но почему, Рамон, почему?
(Теперь настал мой черед вопрошать: «Почему?»)
– Потому что я хочу, чтобы наши отношения были честными и чистыми. Ты станешь моей, когда перед лицом Бога мы станем мужем и женой. О, тогда ты увидишь, поймешь, почувствуешь, как сильно я люблю тебя!
– Но, Рамон! – сидя на траве, я обхватила его за плечи. – Разве мы не любим друг друга? Разве наша любовь не дает нам права на близость? Родители согласились – разве это не знак того, что само небо благословляет наш союз? Я люблю тебя. Почему мы должны медлить? Ради чего? Ради соблюдения каких-то условностей, придуманных ханжами? Я откровенна с тобой. Я не притворяюсь, не скрываю своих желаний. Я хочу стать твоей женой, сейчас, здесь. Ты чувствуешь, как мягка трава, как благоухают цветы и поют птицы! Я люблю тебя!..
В едином порыве, овладевшем нами, мы сжали друг друга в объятиях…
Страстные жгучие поцелуи, несвязные нежные слова, объятие, преисполненное мучительной нежности… И наконец – самые сладкие мгновения…
Жаркая смелость пронизала все мое существо. Я дарила наслаждение, я это знала. Я хотела получать наслаждение каждой мышцей, каждым мускулом своего тела. Я сжимала сильными пальцами упругий член, я припадала к нему, впитывая с жадностью что-то сладкое, влажное…
Сколько времени прошло? Не помню. Я приходила в себя после любовного забытья. Я лежала на траве, мне было мягко. Ночь была теплая. Мне хотелось, чтобы теперь Рамон благодарно и нежно ласкал меня, бережно гладил теплыми ладонями. Мне вдруг стало так не хватать этого тепла его тела. На миг мне даже почудилось, что его нет, он ушел, покинул меня. Но ведь этого не может быть! Именно теперь он должен полюбить меня по-настоящему, должен понять, почувствовать, как я люблю его. Теперь, теперь разгорится наша любовь.
Я приподняла голову. И тотчас увидела его. Он стоял, выпрямившись, спиной ко мне. В этом было что-то странное. Почему он так стоит? Почему он не рядом со мной, почему не ласкает меня, не благодарит нежно?
Я вдруг почувствовала неловкость в его присутствии. Я села, быстро одернула завернувшееся платье. Я оробела. Я хотела позвать его и боялась.
Прошло, должно быть, несколько минут, но мне чудилось, будто миновало ужасно много времени. Я сидела на траве, оробевшая, смущенная. Наконец Рамон обернулся. Меня поразило его лицо. Он выглядел мрачным, задумчивым, опечаленным.
– Рамон, что с тобой? Ты сердишься на меня? За что? – я вскочила, хотела было броситься к нему, и тут только заметила, что и верхняя часть платья у меня в беспорядке, грудь обнажилась. Я попыталась застегнуть пуговки, но они были оборваны. Это сделал Рамон. Это он обнажил мою грудь, разорвал платье. Я неловко остановилась, прикрывая обеими руками грудь.
Рамон отвел глаза.
Я почувствовала, как меня охватывает внутренняя дрожь.
– Лусия, – глухим голосом обратился ко мне Рамон, – Ты должна понять меня. Я благодарен тебе за то, что сейчас, только что произошло. Я понял, что мой отец был прав. Мы не были бы счастливы в браке. Выслушай меня. Я буду говорить с тобою откровенно и заранее молю о прощении. Я старше тебя, я зрелый мужчина. Мне приходилось иметь дело с женщинами. Только что ты отдалась мне, как отдавались мне продажные женщины…
Я слабо вскрикнула.
– Нет, нет, я не хотел оскорбить тебя! – воскликнул Рамон. – Я знаю, твои ласки были искренними. Но увы, твоя страстность – это страстность куртизанки. Ты сама еще не осознала этого, но верь мне, это так. Сейчас я говорю с тобой как человек, который продолжает питать к тебе дружеские чувства, который жалеет тебя. Такие женщины, как ты, не способны к супружеству. А мне в моей будущей супружеской жизни не нужны измены, скандалы и мучения. Пусть моя супруга будет менее страстной, зато достойной и скромной. Более того, Лусия, я полагаю, твой брат не виновен. Твоя страстность пробудилась бы рано или поздно. Страстность такого рода приносит лишь горе. Женившись на тебе, я сделал бы себя несчастным. Ты можешь мне возразить, можешь говорить, что я недостаточно люблю тебя. И скорее всего ты права. Я действительно не настолько люблю тебя, чтобы вместе с тобой терпеть жизнь, полную страстей, порока и даже преступлений. А любой, кто пожелает жить с тобой, будет жить именно так. Прости меня, если сможешь. Я больше не буду видеться с тобой. То, что сейчас произошло между нами, останется тайной. Я предлагаю тебе просто объявить своим родителям, что ты все же решилась уйти в монастырь…
