К своему второму сезону в Лондоне миссис Дарси настолько хорошо принималась в некоторых семьях с безупречными связями и столь же безупречным происхождением, что ее собственные злополучные родственные связи теперь воспринимались ею как нечто несущественное. Трем или четырем семействам, которые при первом знакомстве приняли Элизабет без должного, по мнению Дарси, уважения, теперь оставалось только сожалеть об этом. Ее общество было востребовано, но находились и те, кто продолжали держать чету Дарси на расстоянии и только вежливо раскланивались при встрече. Элизабет была лишена повода посмеяться над подобными переменами, так как не могла и представить себе, что все эти люди когда-либо состояли в дружественных отношениях с Дарси.

Супруги Дарси физически не могли ответить на все приглашения, которые им присылались. Их круг получил одно дополнение — заслуживавшее особого внимания — в лице лорда Брэдфорда, в прежние времена известного как капитан Уэсткомб. Его частенько принимали на Бругхем-плейс. К радости Джорджианы, друг ее кузена ничуть не изменился, оставаясь таким же добрым и скромным. Лорд Брэдфорд признавался Джорджиане, что ему было невыразимо больно, когда некоторые знакомые высказывали ему соболезнования небрежным тоном, словно подразумевая, что он должен радоваться смерти брата.

— Неужели можно думать о потере брата иначе, как о настоящем горе, которое может обрушиться на человека? — удивилась девушка.

Джорджиана радовалась возможности поговорить с кем-то о Генри, и они с лордом Брэдфордом часто вспоминали полковника. Она чувствовала, что новоявленный лорд Брэдфорд немного тосковал о том времени, когда он служил в армии. Он часто рассказывал ей о духе товарищества, царившем в среде его друзей офицеров, и о счастье, которое дарит бескорыстная дружба.

— Я верю в вашу дружбу, мисс Дарси, поскольку вы подружились со мной, когда я был беден, — признался он.

«Боже мой! — подумала она. — Разве он не понимает, что он стал моим другом как раз потому, что был беден?»

Когда до девушки дошли слухи о помолвке между лордом Брэдфордом и его кузиной, прекрасной Арабеллой Уиттэйкер, Джорджиана едва дождалась, когда ей удастся остаться наедине с Элизабет, чтобы обсудить этот слух.

— Я не могу в это поверить, Элизабет. Ты же тоже не веришь этому, ведь не веришь же!

— Не знаю, девочка. — Элизабет сжала руки Джорджианы в своих ладонях. — Все вокруг считают его многие годы безнадежно влюбленным в свою кузину. Я слышала об этой его влюбленности еще в то время, когда он служил офицером. Еще говорили, что она тогда и помыслить не могла выйти замуж за простого офицера.

— А теперь он достаточно хорош для нее! Он был хорош для нее всегда! Даже прежде, чем стал графом!

Элизабет испытующе посмотрела на Джорджиану.

— Дорогая моя, будь осторожней.

— Мне не надо прятаться, Элизабет. — Джорджиана произнесла эти слова в сторону. — Я понимаю, что ты беспокоишься о моих чувствах. Я просто разочарована. Она никогда не сделает его счастливым. В любом случае, если бы он действительно обручился, он как-нибудь намекнул бы мне об этом.

Элизабет встала, пересекла комнату и обернулась.

— Об обручении не станут объявлять, пока семья в трауре. — Она вернулась к Джорджиане и заставила девушку встать. — Давай поедем в парк и отвлечемся, наблюдая глупость и безрассудство тех, кто не так дорог нам. Оставь лорду Брэдфорду право самому совершить ошибку в выборе супруги. Не он первый, не он последний!

Время траура давно прошло, но ничего, что могло бы свидетельствовать о подтверждении слухов о помолвке Брэдфорда, не происходило. Джорджиана по-прежнему могла рассчитывать по меньшей мере на два танца со своим другом, если они встречались на балах. С каким же удовольствием проводила она с ним эти минуты! Он был единственным, кто не досаждал ей заумной беседой и не смущал комплиментами. Два месяца в лондонском обществе прошли, и Джорджиана сумела пережить их.

Однажды утром в апреле Элизабет получила записку от миссис Фоксуэлл.

«…опера и миленький ужин в… Бо Гарри только для нашего небольшого общества. Пообещайте же, что вы составите нам компанию. Ваша сестра миссис Бингли и мистер Бингли тоже приглашены, так как утром, случайно наткнувшись на них в парке, я пригласила и их присоединиться к нам».

— Именно этим меня можно окончательно убедить! — воскликнула Элизабет. — Пригласить Джейн, и мой восторг от вечера окажется по-настоящему полным!

— И я с удовольствием пойду, — заметил Дарси. — Когда они все планируют?

— В следующий вторник… ой!

— У тебя ведь твой «Инглбур анклав» во вторник, Элизабет.

— По всему, мне следует предпочесть это. А ты бы хотел, чтобы я пошла с тобой, Фицуильям?

— Естественно. Но я признаю более важной твою договоренность с маркизой.

— Но это вовсе не жесткая договоренность. Надеюсь, моя дружба с ее милостью не может превалировать над моей дружбой с моим мужем. Никто не ждет от меня обязательного посещения ее каждую неделю. Я объясню ей, что вынуждена пропустить салон. Если она действительно испытывает ко мне дружеские чувства, она поймет.

— Но твое отсутствие там будет весьма ощутимо для нее.

— Не слишком. А для тебя, если я предпочту салон?

— Больше, чем я могу описать.

— Надеюсь, причины у меня вполне основательные. Во вторник на Парк-лейн мистером Гловером будут зачитаны выдержки из его новой работы, весьма жалкой пародии на трагедию, и если я пойду туда, то не смогу удержаться от смеха.

Дарси, естественно, пришлось по вкусу, что Элизабет предпочла совместный поход в оперу салону леди Инглбур. Вечер, наполненный музыкой, и последующая беседа в кругу близких друзей за ужином идеально соответствовали его натуре.

Хотя они прошли через общий зал, им было отведено отдельное помещение. Вся компания расположилась за столом, заказала блюда по вкусу и с удовольствием предвкушала ужин в теплой и дружеской атмосфере.

Они обсуждали оперу, новую, подпорченную, на взгляд миссис Фоксуэлл, сомнительным интеллектом героя. Как она заметила, ей хотелось бы видеть «храбрость, удачно сочетаемую с благоразумием».

— Все в человеке должно быть гармонично, — сказала Джейн. — И вообще, какой может быть толк от глупого рыцаря?

— Никакого, — согласился Фоксуэлл. — Если бы не его превосходное пение, у меня не хватило бы терпения выдержать этого малого.

— Едва ли ему удалось бы спасти девушку подобными импульсивными действиями, не окажись злодей таким ничтожеством, — добавила его жена.

— Злодей совсем не соответствовал своей роли, — засмеялась Элизабет. — Оказаться у него в заточении было бы скорее обидно и оскорбительно, нежели страшно. Представляю, если бы я попала в подобную историю в годы своего девичества, мне явно потребовался бы более достойный противник.

Это дало Бингли повод вступить в разговор, поскольку даже он читал романы миссис Радклиф.

— Осмелюсь заметить, даже злодей синьор Монтони не смог бы стерпеть общество той, которая смеялась бы над его недостатками, — заметил он. — И у Дарси едва ли появился бы шанс спасти вас за то время, в течение которого этот злобный синьор сумел бы вытерпеть вас у себя в заточении.

Все дружно рассмеялись.

— Вас вышвырнули бы с башни уже к концу двадцатой страницы, — воскликнул Фоксуэлл.

— Нет, сэр! — воскликнула Элизабет. — Я бы пригрозила ему продолжать смеяться над ним из могилы и тем заставила бы злодея побледнеть от ужаса. Он освободил бы меня и дал коня, чтобы я убиралась на все четыре стороны, и поскорее. И я ехала бы верхом, а в ушах у меня еще долго звенели бы его проклятия.

— Горные ущелья вторили бы тебе ехидным смехом, в то время как он мерил бы шагами крепостные укрепления, скрежеща зубами, — добавил Дарси.

Элизабет взглянула на мужа: в эту минуту он искренне радовался и был открыт своим друзьям. Немногие из окружения Дарси видели его таким. Как же ей было приятно, что в этот вечер она оказалась вместе с ним! Они все счастливо смеялись, довольные своей дружбой. Джорджиана улыбалась застенчивой, но счастливой улыбкой и изредка вступала в беседу. Миссис Фоксуэлл басовито хохотала, а Джейн элегантным движением прижимала платочек к глазам. Это вызывало у Элизабет новый взрыв хохота. Фоксуэлл первым увидел молодого человека, стоявшего в нескольких шагах от их стола. Элизабет тоже посмотрела в ту сторону и перестала смеяться. Она коротко кивнула ему и тут же отвернулась к друзьям. Он шагнул вперед.