— Мистер Беннет, мистер Беннет, послушайте мой дорогой, какие новости! — С этими возгласами она ворвалась в святая святых его библиотеки. Мистер Беннет был по обыкновению раздосадован и отказывался приходить в возбуждение, какого ожидала от него мисисс Беннет, пока не проговорился:
— Ее милость показалась мне слишком интеллектуальной женщиной, чтобы впустую тратить время на подобную ерунду. Лиззи презирает регента.
— Мистер Беннет! Вы встречались с маркизой? Почему вы не рассказали мне о ней?
Мистер Беннет задумался. Какую гордость он испытывал за дочь, когда она сидела, спокойно принимая восхищение необыкновенных людей, собравшихся вокруг леди Инглбур. Ее не смог смутить даже изучающий взгляд одной из наиболее влиятельных женщин Лондона.
Элизабет ценила ум своей старшей приятельницы и счастливо доводила до совершенства остроты хозяйки своими умными комментариями, причем произносили их с таким обаянием, которому никто в салоне не мог соответствовать. А ведь ей всего двадцать один год! «Лиззи! — воскликнул он, когда они ехали в карете домой из дома маркизы. — Ты неподражаема, и я чувствую желание приписать себе, хотя бы частично, заслугу воспитания твоего ума, а также твоего превосходного характера».
Мистер Беннет хмыкнул от удовольствия, вспомнив об этом.
— Теперь он смеется! — воскликнула жена. — Мистер Беннет, вы выводите меня из себя на каждом шагу!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Надежда Дарси на то, что нерасположенность к нему леди Кэтрин может оказаться полезной для его кузена Генри, была, по-видимому, основана на несовершенном понимании природы христианского милосердия ее милости. Леди Кэтрин распространяла свою доброту лишь на тех, кому благоволила. Совершенное невероятно, чтобы она могла отдать состояние Анны человеку, который не расположен считаться с ее волей.
Когда Дарси женился вопреки ее желанию, она была разгневана чрезвычайно.
По странному стечению обстоятельств, земельные владения Дарси и леди де Бёр разделялись всего лишь узкой дорогой. На территории обширного имения леди Кэтрин стоял опрятный небольшой домик пастора. Приход в Хансфорде был одним из многих на ее землях. После кончины старого пастора, приблизительно восемнадцатью месяцами ранее описываемых событий, случай привлек внимание знатной дамы к мистеру Коллинзу, и, к его глубокой благодарности, она наградила его этим местом. Мистер Коллинз же приходился кузеном мистеру Беннету.
После женитьбы Дарси гнев ее милости обратился на мистера Коллинза и его жену Шарлотту. Коллинз был виноват уже в том, что имел такую кузину. К тому же он пригласил погостить кузину в свой пасторский дом именно тогда, когда мистер Дарси посещал свою тетю. А во-вторых, — и это было уж совсем непростительным, с точки зрения леди Кэтрин, — он не предпринял никаких ощутимых попыток помешать Элизабет, этой ловкой и дерзкой девице, поймать ее племянника на крючок. Напрасно мистер Коллинз утверждал, что он никогда и вообразить себе не мог ничего подобного. Тщетно Шарлотта Коллинз открыто высказывала свои опасения по поводу этого брака.
Ее милость леди Кэтрин создала Коллинзам настолько невыносимую жизнь, что они убежали в Хартфордшир и гостили в семье Шарлотты, надеясь, что гнев их бывшей покровительницы со временем пойдет на убыль.
Наконец, время несколько разрядило напряжение ситуации. Уже в декабре леди Кэтрин проявила христианскую терпимость, которой она славилась, и послала за мистером Коллинзом. Его тесть предоставил супружеской чете свою карету, дабы они могли возвратиться без малейшего промедления. Коллинзы прибыли домой к обеденному времени, и пастор тут же был готов выказать всемерное уважение своей августейшей покровительнице.
— Мой дорогой мистер Коллинз, — упрашивала его Шарлотта, — прошу вас, отдохните немного и отобедайте. Вы же очень устали.
— Нет, моя дорогая Шарлотта. — Мистер Коллинз задыхался, еще даже не начав свой путь. — Леди Кэтрин неправильно истолкует мое промедление, если я безотлагательно не отправлюсь к ней. Что касается обеда, я не смог бы проглотить ни куска!
И он поспешил прочь, рысью пустившись к дому леди де Бёр. Лакей, который открыл ему дверь, однако, вовсе и не собирался впускать его. Перед тем как закрыть дверь перед самым носом пастора, он с высокомерным презрением пообещал мистеру Коллинзу сообщить ее милости о его визите.
Потеря покровительства ее милости была для мистера Коллинза фактом прискорбным, но он не мог расстаться с надеждой. Всякий раз, когда ее карета проезжала мимо, он выбегал из дома, как всегда делал раньше, и низко кланялся. В воскресенье он почтительно проводил ее из церкви, но, вместо того чтобы вознаградить его хотя бы снисходительным кивком, она всего лишь процедила:
— Не воображайте, мистер Коллинз, будто вы можете вкрасться обратно в мое доверие подобными знаками внимания. Мой характер известен своей твердостью. Я глуха к лести.
— Ваша милость, — подобострастно ответил мистер Коллинз, — я вполне осознаю мое недостойное поведение. И смиренно счастлив находиться подле вашей милости хоть несколько мгновений.
И она прошествовала дальше, сопровождаемая дочерью, которую поддерживала в ее горестях и переживаниях ее горничная. Лицо мисс де Бёр съежилось от тоскливого хныканья, а ее тщедушное тельце, измученное специфическими диетами, явно страдало от недостатка движения и физических упражнений. Конечно, радость и доброжелательность могли бы в какой-то мере скрасить недостатки внешности, но, к сожалению, эти чувства редко являлись миру на лице этой девушки. Коллинз, однако, обладал способностью видеть скрытое за внешним, и на его лице было написано, что внутренняя красота и сияние мисс де Бёр переполняют его восхищением.
Он не мог оценить предпочтение, которое Дарси оказал Элизабет. Конечно, Элизабет симпатичная, живая и остроумная особа. Она наделена некоторыми качествами, притягивающими мужчин, но мисс де Бёр… Ах! Возвышенная! Анна увидела выражение лица пастора и презрительно фыркнула.
Судьба наделила мистера Коллинза умной женой с хорошим характером, но в тот момент Шарлотта была беременна, и ей не всегда хватало терпения. Ей было совсем не по вкусу в ее положении преодолевать длинный, путь к Розингсу. Было утомительно составлять настойки для поднятия духа или от кашля, снятия головной боли или оживления печени мисс де Бёр. Ей представлялось несправедливым оказывать знаки внимания надменным людям, а потом униженно стоять перед закрытой дверью, — такое раболепие, она чувствовала, не имело смысла и не заслуживало потраченного времени.
— Мой дорогой мистер Коллинз, боюсь, что от моих стараний слишком мало пользы. Я уверена, у мисс де Бёр множество мешочков с лавандой, а я сейчас занята, — сказала Шарлотта как-то вечером, когда они прожили дома уже три недели.
— Вы так думаете, Шарлотта? И что бы вы могли сделать вместо этого?
— Ничего вообще, мой дорогой.
— Моя дорогая Шарлотта! — В голосе мистера Коллинза зазвучали менторские нотки. Внезапно в его голове возникло подозрение, и он, изменив тон, сказал, набив рот очередной порцией баранины: — Я полагаю, у вас неважное настроение из-за вашего состояния.
Шарлотта вздрогнула:
— Мистер Коллинз, умоляю вас, не говорите с полным ртом.
— Прошу прощения. Я буду прилагать усилия помнить это правило.
— Благодарю вас. Я хотела бы предложить вам свои соображения, как вам уладить нашу небольшую проблему с леди Кэтрин.
— Ах! — сказал он, покачав пальцем. — Имея мужской интеллект и намного больше образования, чем у вас, мне, несомненно, лучше самому руководить вами, нежели следовать вашим советам.
Если Шарлотта и имела сомнения относительно интеллекта этого мужчины, она промолчала о них.
— Я размышляла над той мыслью, которую вы как-то высказали мне. Вы знаете, я имею обыкновение обдумывать ваши идеи в свое свободное время.
— Шарлотта, любимая моя детка! Я понял теперь. Прошу вас, напомните мне.