Ее светлость посмотрела через длинный стол на то место, где сидела Элизабет. Та была погружена в беседу с лордом Рирдоном.

Она смеялась, и ее глаза искрились в свете свечей.

«И как эта девочка сумела вдохновить Рирдона на остроумие?» — подумала маркиза.

Его светлость только что пересказал шутку, которую ему выдал его новый знакомый, полковник Фицуильям.

— Я был невероятно очарован полковником, — добавил он. — Очень интересный и удивительно воспитанный человек.

— Вы правы, он именно такой! — согласилась Элизабет.

— Вы знакомы с ним? — вскричал его светлость и вздрогнул от внезапной мысли.

— Вам нехорошо, милорд? — забеспокоилась Элизабет.

— Да, да, нехорошо. Благодарю. Извините. — Он просто вспомнил указания матери не упоминать о своей встрече с полковником, но было уже слишком поздно. Пришлось продолжать: — Конечно, вы знакомы С полковником. Мы даже говорили с ним о вас.

— Теперь вы пугаете меня, сэр. Лорд Рирдон рассмеялся:

— Нет никакой надобности опасаться наших с ним разговоров. Вам было бы скорее лестно услышать, О чем мы говорили. Вы встречались с полковником в Кенте, как я полагаю?

— Да, именно там. Полковник гостил у своей тети, леди Кэтрин де Бёр, в имении ее светлости, Розингс-парке. Я же тогда гостила у своего кузена, мистера Коллинза, тамошнего пастора.

— Вам случайно не удалось посетить Розингс? — поинтересовался ее собеседник.

— Много раз.

— И каков он? — спросил Фредерик с притворным равнодушием.

— Мне очень понравился парк. Великолепное место для прогулок.

— А дом? Как бы вы описали его?

— Дом в Розингсе современный и очень славный, милорд.

— Он очень… большой?

— Достаточно сказать, что мистер Коллинз указывал мне, как много там окон.

Фредерик рассмеялся:

— Именно так и сказала мне ее светлость. Она очень гордится своими окнами.

Элизабет в замешательстве взглянула на него:

— Вы имеете в виду леди Кэтрин де Бёр?

— Да. Я познакомился с ней, когда пришел навестить кузена мистера Дарси. Он жил в доме ее светлости. — Рирдон непроизвольно поглядел на другую сторону стола, на свою мать. — Если бы я знал вас дольше, вы изучили бы все мои тайны.

Она наклонилась вперед. Он успел подумать, насколько же она очаровательна, как она мягко пообещала:

— Я никогда никому ничего не расскажу.

Он засмеялся снова, и она засмеялась вместе с ним.

После обеда Элизабет уговорили спеть. Возросшая популярность ее пения среди искушенных в этом искусстве дам в ее новом кругу удивляла Элизабет. Конечно, ее исполнение улучшилось под руководством опытного мастера, но дело было не в этом. Очарование её голоса и бесхитростная манера исполнения околдовывала ее слушателей.

Маркиза даже попросила ее приехать как-нибудь утром, чтобы она спела для ее племянника. Уиттэйкер воображал себя композитором и, несомненно, был бы [В восторге. Дарси бросил быстрый взгляд на Элизабет, которая улыбалась непостижимой бездонной улыбкой.

— Ну, пообещайте же приехать, миссис Дарси, — упрашивала миссис Куртни. Я буду сопровождать вас, если вы хотите.

Элизабет не испытывала особого расположения к обществу Уиттэйкеров, несмотря на их искрометное тончайшее остроумие. Она съездила к ним с ответным кратким визитом. Ей не удавалось совсем избегать их, поскольку их принимали почти везде и они были неизменными любимцами своей тети. Она не смогла отказаться, не показавшись неучтивой.

Элизабет, при всем гордом нежелании признавать полезность дружбы с леди Инглбур, радовалась, что эта дружба могла бы привести к преодолению разрыва и отношениях со столь важным родственником, как граф Мэддерсфилд.

Проскользнув в кровать той ночью, она сказала:

— Как прав ты был, когда говорил о важности внимания ко мне со стороны леди Инглбур. Но предупреждаю: непростительно для мужа так часто оказываться правым.

Он взял ее лицо в свои ладони, и его пальцы погрузились в ее волосы.

— Почти с самого начала нашего знакомства я предупреждал тебя, что я все тщательно обдумываю, прежде чем выразить свое мнение. Разве ты не запомнила это?

— Действительно, я не вняла твоему предостережению.

Она скатилась под одеяло:

— И теперь я полностью в твоей власти.

— Неужели?

В дрожащем пламени свечи он наблюдал, как шевелятся ее губы, когда она произносит: «Тебе судить».

— Как это у тебя получается? — спросил ее Дар-си. — Я рвался на поле битвы, размахивал мечом, готовый встать на твою защиту, а ты укрощала самую отъявленную врагиню словом и порабощала ее приспешников взглядом.

— Надеюсь, ты маркизу не называешь «отъявленной врагиней». Но я вообразить себе не могу, будто ты подразумеваешь, что я победила твою тетю.

— Мое метафорическое «отъявленная врагиня» — суть ограниченность и жестокость толпы.

— Ты действительно чувствовал, что тебе, скорее всего, придется защищать меня?

— Когда мы только приехали в Лондон, очень даже чувствовал. — Он поднес длинный завиток ее волос к своим губам.

— Прошу тебя, не подумай, что я сомневался в том, как тебя примут среди тех, кого я считаю друзьями. И все же я знал о предубежденности некоторых своих знакомых и готовился отшвырнуть от себя любого, кто посмеет обидеть тебя.

— Правда? Сначала и я чувствовала некоторую нервозность. Но не страх. Удивительно, но, начиная с самого детства, я не могу вспомнить, чтобы я по-настоящему чего-то боялась.

— Твоя храбрость стала одним из первых качеств, которое восхитило меня.

Она отвернулась от света свечи.

— Хотя я никогда не чувствовала страха… — начала она. Он обнял ее:

— Ну?

— Ну? — Она засмеялась.

— Хотя ты никогда не чувствовали страха… ну, а дальше?

— Тебе повезло, что у моего папы отменное здоровье.

— Ты уходишь от темы.

— Разве? Если бы мой отец умер прежде, чем любая из его дочерей вышла замуж, нам с тобой не пришлось бы никогда встретиться. Я жила бы в бедности в коттедже, с мамой и всеми моими сестрами. Сестры Бингли могли бы прослышать о нашем тяжелом положении и послали бы нам какие-то из своих старых платьев.

— С превеликим удовольствием, надо думать, — засмеялся Фицуильям.

— Скорее всего, — она приподнялась на локте. — Добродетель должна иметь земную, а не только небесную награду.

Она погасила свечу.

— Это ваше предназначение — дарить мне земную награду, госпожа?

Она тихонько засмеялась в темноте.

Леди Кэтрин условилась принять некоторых гостей весной и уехала домой в Кент. Полковник Фицуильям вернулся в свой полк. Китти Беннет томилась в Хартфордшире, постоянно, но безуспешно докучая отцу, на каждом шагу уговаривая его разрешить ей вернуться в Лондон.

Их отсутствие никак не повлияло на Элизабет в ее первом лондонском сезоне.

Она с восторгом пользовалась каждой возможностью бывать с сестрой Джейн, теперь миссис Бингли. Дружба Бингли с Дарси гарантировала удовольствие при их частых встречах для всех четверых. Она также наслаждалась обществом Фоксуэллов и их круга, хотя теперь этот круг оказался сужен из-за отсутствия внимания со стороны леди Кэтрин.

К марту всему фешенебельному светскому Лондону стало ясно, что миссис Фицуильям Дарси неколебимо пользуется уважением маркизы Инглбур. Даже если кто-то из прежних знакомых Дарси и проявил некоторую холодность, когда им впервые представили Элизабет, она и не заметила этого. Дарси понял, что причиной было влияние его тети, и больше не обращал на них внимание. Их попытки восстановить знакомство были встречены Дарси с холодной вежливостью.

Элизабет давно научилась применять свое остроумие, чтобы дистанцировать себя от незначительного положения, которое жизнь определила для нее при рождении. Дамы, приготовившиеся быть добренькими с провинциальной девочкой, из-за которой Дарси столь необъяснимым образом потерял сердце (и разум), столкнулись с невостребованностью их снисходительности. Это ее общества искали (а не она искала их общества) сначала из-за ее успеха у маркизы, но позже в равной мере из-за ее собственного обаяния и остроумия. И все же нельзя было утверждать, что все они сумели бы оценить эти ее качества, не окажись она столь удачливой, чтобы приобрести уважение леди Инглбур.