— Именно — вынужден покинуть вас. Я получил срочное сообщение от матери. Мой брат, граф, сильно болен скарлатиной.

— Мне искренне жаль терять ваше общество и особенно по такой причине, как эта. Воспользуетесь нашей каретой?

— Моя мать посылает карету мне навстречу. Благодарю вас за вашу доброту.

— Не стану задерживать вас. Наши мысли будут с вами и всей вашей семьей.

Он поколебался:

— Попрощайтесь, пожалуйста, с мисс Дарси за меня. Я так наслаждался нашими беседами.

— Обязательно. — Они распрощались. Элизабет проследила за ним взглядом, потом повернулась к Генри.

— Насколько серьезно положение лорда Брэдфорда, полковник?

— Достаточно серьезно. Кажется, он не приходит в себя.

Мысли Элизабет часто возвращались к семье капитана, в которой двое из четырех сыновей умерли. И вот третьему теперь тоже грозила безвременная смерть. Они, должно быть, ужасно тревожились за него. Его тетушка леди Инглбур и маркиз, его дядя, видимо, волновались вдвойне, поскольку лорд Брэдфорд, теперь опасно больной, являлся наследником маркиза. Конечно, капитан Уэсткомб был следующим в списке. Дикая мысль пришла ей в голову. Капитан, по слухам, давно и безнадежно любил свою кузину Арабеллу, которая, и об этом знали все, ни за что и не посмотрит на младшего сына. Элизабет горько рассмеялась: бедный граф еще не умер.

Главный обеденный зал был заполнен до отказа. Длинный стол поблескивал серебряными приборами, хрустальными бокалами, был украшен цветами из оранжереи.

Ввиду особенной причины бала, по центру стола рассадили девушек и молодых людей, и он являл собой сцену, где царило оживленное веселье. Лорд Рирдон оказался среди них и решительно приготовился последний раз поиграть в свою свободу.

Бедняжку Китти посадили между занудным юношей, еще чьим-то младшим сыном, и преподобным Эдвардом Тернером! Она замечала, как лейтенант Фоксуэлл время от времени поглядывает в ее сторону. Но она решила поквитаться с ним, посвятив себя милой болтовне с мистером Тернером. Она никогда раньше не разговаривала так долго с пастором и нашла его весьма приятным собеседником.

Джорджиана не получала удовольствия от происходящего. Она согласилась на просьбу капитана Уэсткомба оказать ему честь первого танца. А поскольку его отозвали к постели больного брата, виновница бала оказалась без партнера. Теперь, в довершение к ее страху первой ступить на пол танцевальной залы, ей еще предстояло вытерпеть всеобщее внимание, поскольку на ее первый выход, открывающий танцы, претендовали сразу трое молодых людей.

Один из них предложил сразиться за эту честь, если она сама не назовет удачливого юношу.

— Господа! — запротестовала Элизабет, пряча улыбку. Дарси начал подниматься с места, вовсе не разделяя беззаботности жены, но тут Генри Фицуильям опередил его:

— Вы слишком опоздали, господа, моя кузина уже сделала свой выбор. И повезло именно мне! — Раздались крики разочарования, а Джорджиана одарила кузена взглядом, полным любви и благодарности.

Когда оркестр заиграл вступление, Джорджиану Дарси, само воплощение изящества и женственности, вывел в центр танцевальной залы тот, кому лучше всех удавалось придать ей уверенности в себе. В белом шелковом платье, украшенном жемчугом и вышитыми розовыми розами, с маленьким букетиком живых роз, прикрепленных к корсажу, она смотрелась очаравательно. Китти предпочла бы видеть полковника в красном мундире, но для Джорджианы он, как всегда, выглядел безупречно.

Лорд Рирдон поклонился, взял под руку хозяйку дома, и они последовали за Генри и Джорджианой. Дарси вывел леди Рирдон, а за ними пошли и остальные пары.

Три дня после бала держалась восхитительная погода, и она служила оправданием ленивого ничегонеделания. Некоторые гости отдыхали, расположившись в салоне, где окна открывались настежь прямо на лужайку. Другие сидели на стульях или возлежали на подушках около озера. Две молодые дамы время от времени возобновляли беспорядочные упражнения в живописи, пока трое молодых людей располагались на траве поблизости, восхищаясь то их работой, то ими самими. Чай накрывали под сенью каштанов.

Генри на время поднял весла, чтобы отдохнуть от гребли, и лодка медленно двигалась в полуденную тень, отбрасываемую растущими по берегу деревьями.

— Какой чудесный сегодня день, — вздохнула Элизабет. Погода необыкновенная. — Она положила ладонь на пальцы Джорджианы. — Скажи мне, что ты чувствуешь после выхода в свет?

— Все вокруг только и ждут от меня разговоров. Я с таким облегчением поехала кататься с вами.

— Они думали, что ты молчалива, поскольку еще не «выезжала». Теперь они надеются на поток слов. Им предстоит принять тебя такой, какая ты есть.

— А именно — совершенной, — заметил Генри.

— Это очень любезно с твоей стороны называть меня совершенной, кузен, но, боюсь, меня скорее назовут глупенькой.

— Пусть попробует только кто-нибудь счесть тебя глупенькой, — сказала Элизабет. — А тебе самой понравился твой бал?

— Понравился. И благодаря тебе, Элизабет, все получилось превосходно. Я с удовольствием танцевала, вот только на меня все время смотрели.

— Что же им еще оставалось делать, как не смотреть на тебя, когда ты была так восхитительна? — Вопрос Генри растворился в воздухе. В этот момент он не чувствовал ни тоски, ни одиночества.

— Я упиваюсь нашим сегодняшним уединением здесь с моей дорогой сестрой и моим… я едва не назвала вас братом. — Элизабет улыбнулась и посмотрела куда-то поверх воды, не заметив налета горечи в ответной улыбке Генри Фицуильяма.

— Дарси всегда был мне как брат, даже больше, чем мой родной брат.

Генри снова взялся за весла. Он чувствовал, насколько необоснованно и безрассудно завидует своему кузену. Большую часть жизни это чувство подавлялось его привязанностью к Дарси, который никогда не вставал на пути у Генри и был необычайно щедр с ним. Лелеять чувство к Элизабет, теперь замужней женщине, было неблагородно; следовало с этим бороться.

Элизабет взглянула на Джорджиану. В настроении девушки чувствовалась печаль, которой она не замечала прежде. Генри причалил к небольшому пирсу.

К ним подошел Дарси и помог дамам выбраться из лодки. Элизабет взяла мужа под руку, и они вдвоем направились к гостям, расположившимся под деревьями.

Элизабет кивнула дворецкому, чтобы тот распорядился подать завтрак. Она села подле своей подруги, миссис Куртни, и та импульсивно дотронулась до ее руки.

— Элизабет, я продолжаю изумляться и восхищаться успехом вашего бала.

— Признаюсь, я и сама довольна. Еще немного в этом духе, и я возгоржусь своими успехами и сделаюсь несносной для окружающих.

— В этом я очень сомневаюсь. Вы отлично подобрали состав ваших гостей. Никто не чувствовал себя «не в своей тарелке». — Она наклонилась и прошептала: — Особенно мистер Реджиналд Фоксуэлл. Как хорошо он смотрится в своем алом мундире и в каком восторге от него дамы.

— Он действительно дьявольски красив, — рассмеялась Элизабет. — Дамы из его прихода обожали бы его на пасторской кафедре.

— Как я догадываюсь, он получит достаточно обожания в уюте своего собственного дома, и тетушку, которая вместе с женой станут боготворить его, — прошептала Эмилия.

— Как мило с его стороны прославить мой небольшой бал еще и успешным романом, — ответила Элизабет, и они обе засмеялись. Миссис Дарси поймала взгляд миссис Фоксуэлл. Ее поклон в сторону хозяйки дома несомненно выражал удовлетворение.

Понимание и договоренность казались делом неизбежным между Реджиналдом Фоксуэллом и мисс Робсон. Он полночи протанцевал с ней на балу и с тех пор все время садился подле нее, усердно одаривая знаками внимания, которые она принимала в счастливом изумлении.

Китти воспринимала все правильно, сидела среди группы молодых людей и девушек, разговаривала, улыбалась и совсем не смотрела в сторону Фоксуэлла. Элизабет отметила про себя, что ей следует позже похвалить сестру за такое соблюдение приличий. Сама она наслаждалась спокойным отдыхом в красивом доме ее мужа в окружении гостей, среди которых были и те, кем она очень дорожила. Какая нужда ей в маркизе и корыстном внимании лондонского света?