— Вы были очень хорошего мнения об офицерах, мама, когда они располагались в Меритоне. Вы говорили, вам нравились красные мундиры в молодости.

— Да, очень даже нравились, но когда дело дошло до замужества, я выбрала вашего отца, человека с приличным состоянием.

Время шло, и не слишком медленно. Теперь Китти стала во многом другой, и ее волновало, какое впечатление она производит. Она краснела, когда вспоминала, как они с Лидией имели обыкновение через всю улицу приветствовать офицеров и как тетушка Филипс из окна своей гостиной звала своих знакомых молодых офицеров зайти и позавтракать с ее племянницами.

Такое поведение, может, и было приемлемо для гостиных и ассамблей Меритона, но время, проведенное вдали от него, придало некоторую изысканность ее поведению. В девушке появилось то, чего не было еще год назад. Ее манеры теперь отличала сдержанность, очаровательно приправленная наивно звучащими замечаниями и внимательным взглядом широко раскрытых глаз. Короче говоря, она научилась кокетничать более благовоспитанно.

Китти все еще питала привязанность к красным мундирам, но вспоминала и то время, когда она стояла очень близко к кому-то в черном, и их пальцы на миг легонько прикоснулись, когда он передавал ей в руки маленького цыпленка. Ее нос немного морщился от запаха птичника. Вспоминая о том случае, Китти, как тогда, слышала кудахтанье курицы и писк цыплят. Она и сейчас чувствовала трепещущее теплое и нежное тельце цыпленка в руках, и вспоминала свои ощущения, когда рука человека, передавшего ей цыпленка, коснулась ее пальцев.

Китти вздрогнула, поскольку дверь открылась и вошла мисс Бингли. Эта молодая леди приветствовала миссис Беннет и ее дочерей со всей ее обычной теплотой и обратилась к Китти:

— Вы имели большой успех на ассамблее, мисс Китти. Как я припоминаю, вы всегда пользовались успехом у мужской половины Хартфордшира.

Было нечто язвительное в том, как Кэролайн произнесла слова «мужская половина», и это задело бы мать Китти, если бы та не пребывала в столь благодушном настроении.

— Китти буквально нарасхват, с тех пор как она вернулась домой из Дербишира! — гордо воскликнула мать.

— Конечно, Китти хотела быть любезной, но вовсе не обязательно было соглашаться танцевать с лекарем.

— Мистер Уолш никогда не забывает своего места! — резко возразила миссис Беннет. — Когда на ассамблее оказывается мало мужчин, мы рады и его включить в список приглашенных.

Кэролайн тихо хмыкнула и повернулась к своей невестке.

— Милая моя Джейн! Позвольте мне помочь вам. Вы чрезмерно устанете, трудясь над этим миленьким маленьким платьицем.

Кэролайн сделалась очень полезной для Джейн на этом этапе ее жизни, поскольку имела собственное мнение обо всем и была готова отругать любого слугу, чья работа не соответствовала ее требованиям. Она тосковала по роли хозяйки дома и иногда задумчиво вспоминала о богатстве мистера Холтера.

«Правильно ли я сделала, что отказалась от его предложения?» — думала она, вспоминая их встречи на улицах и в гостиных Скарборо. Кэролайн все время намеревалась принять предложение мистера Холтера, но стоило тому взять ее за руку, как она тут же изменила свое решение из-за переполнившего ее отвращения. Она вспомнила любезные слова, в которые облекла свой отказ: ее «глубокое почтение», ее «высокое уважение» и «преданность, которой он так заслуживает». Еще несколько недель, и она снова поедет в Лондон, где уже не упустит ни единой возможности обеспечить себе приемлемого мужа и сносный дом.

Пока Джейн вышивала крошечные одежки для младенцев, миссис Беннет говорила об уже родившихся у нее внуках, и о том крошке Бингли, чье появление на свет еще только ожидалось. Она вспомнила о Лиззи, которая доказала, что готова выполнить свой долг и родить наследника для мистера Дарси. Ах, если бы она только справилась до конца! Тут миссис Беннет запутала нитку и резко оборвала конец.

Она также пожелала, чтобы молодые женщины рассказали ей все о Скарборо, и искренне удивилась, когда они сообщили ей, что Скарборо находится к востоку от Дербишира. Боже мой, а она-то все время думала, что на западе.

Тогда Скарборо должен был быть рядом с Ньюкаслом, где обитает ее драгоценная Лидия? Не так уж и рядом. Как же далеко тогда расположен этот Ньюкасл!

— Какая жалость, что мистер Дарси не захотел позволить Лиззи присоединиться к вам в Скарборо, — посетовала миссис Беннет. — Как уныло будет бедной Лиззи теперь без вас. Я напишу ей хорошее длинное письмо, чтобы ободрить ее.

Последние дни лета прошли в Пемберли очень славно, их уединение прерывалось только пребыванием Гардинеров и неожиданным приездом мистера Беннета, который обрадовал Элизабет, приехав к ним без предупреждения, как уже однажды в Лондон. Кроме экскурсий по парку с дочерью и поездок по фермам с зятем, мистер Беннет проводил долгие часы, блаженствуя в библиотеке Дарси. Еще дома он в подробностях расспросил Бингли о библиотеке в Пемберли, и молодой человек рассказал тестю все, что знал, а именно: Фицуильям Дарси имел несметное количество книг. Он возвратился в Лонгборн, нагруженный фолиантами, которых ему должно было хватить для чтения до их следующей встречи.

Каждое время года, которое Элизабет проводила в Пемберли, становилось для нее любимым. Ей нравилось бродить по рощам, когда алые и золотые листья, кружась, падали на землю. Она подбрасывала их вверх и бежала по тропинкам навстречу ветру.

Элизабет никогда раньше не проводила столько времени в таком уединении. Они встречались только с местными пасторами, поскольку в непосредственной близости не обитало ни одной семьи равного с ними положения. Но ни Фицуильям, ни Элизабет не нуждались в обществе. Им хватало друг друга. И, естественно, Джорджианы. Элизабет как-то спросила девушку, не слишком ли ей тоскливо с ними. Но нет, Джорджиана тоже не скучала по обществу.

Счастливый небосклон Элизабет затмевала только одна туча. Она никогда не читала ответ леди Кэтрин на письмо Дарси, в котором он сообщал тете о своей помолвке, но каким бы оскорбительным ни было содержание того письма, Элизабет не нравилось, что она явилась причиной ссоры мужа с родственниками. Леди Кэтрин все-таки имела некоторую причину гневаться на племянника, поскольку он пренебрег ее дочерью ради девушки, которая в глазах светского общества была ниже его по социальному положению.

Элизабет хотелось, чтобы он преодолел этот разрыв.

— Фицуильям, ты напишешь мисс де Бёр по случаю ее брака?

— Обязательно. На этой неделе. Ты хочешь что-нибудь добавить от своего имени?

— Напиши ей, я с удовольствие жду их обоих в Пемберли.

— Я буду несказанно удивлен, если мы когда-либо дождемся ее появления здесь. Может статься, нас даже не удостоят ответом, Элизабет. Надеюсь, тебя это не слишком оскорбит.

— Бот уж точно нет. Но лорд Рирдон непременно захочет, чтобы она ответила, поскольку ты близко Дружишь с его матерью. Если она ответит, у нас появится повод для налаживания отношений.

— Анна — во всем творение своей матери.

— Фицуильям, возможно, свадьба дочери подходящий повод написать письмо и самой леди Кэтрин. Что ты на это скажешь?

— Думаю, нет, Элизабет. Поведение моей тети было непростительным, и я не стану налаживать с ней отношения. Я никогда первый не пойду на общение с ней, пока она не извинится.

Элизабет встала, подошла к мужу и, наклонившись, легонько уткнулась лбом в его макушку.

— «Никогда» такое тоскливое слово, Фицуильям. Ее милость стареет и скоро останется совсем одна.

— Дорогая моя, тебе не надо в это вмешиваться, это мое дело и ничье больше, — сказал он, потом взял ее руку и поднес к губам.

Лорд Мэддерсфилд написал письмо племяннику из Розингса, где он гостил у сестры, леди Кэтрин. Сначала он описал все достоинства брака лорда Рирдона и Анны, затем перешел к подробностям: