«Перепрыгнув» «По», автострада продолжала бег на северо-восток. Когда же она перемахнула реку «Адидже» (шириной сто пятьдесят метров), на западе снова появились холмы, не очень высокие (до двухсот метров), но на ровной местности хорошо заметные. На горизонте возник еще один университетский город – Падуя или Падова (ударение на последний слог) с населением двести тринадцать тысяч человек. Она начиналась, как рыбацкая деревушка. В тысяча двести двадцать втором году в городе основан университет.

Наличие университета, вообще, казалось Пете существенным фактом. Магистрали обходили город далеко за околицей. О его близости можно было судить из карты, по придорожным надписям, по скоплению предместных домиков, ну, может быть, по видным издалека колокольням и куполам храмов.

Но одна мысль, что это – древний университетский город, сразу меняла все: над тем местом как будто начинало струиться сияние.

С тысяча четыреста пятого года (целых три столетия) Падуя подчинялась Венецианской Республике. В тысяча восемьсот тринадцатом году она вместе с Венецией отошла к Австрии. В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году область аннексирована Итальянским Королевством. Именно аннексирована: в глубине души жители «Венето» не считают себя итальянцами. У них – свой язык. А в названии области слышится не только близость с Венецией, но и с самой Веной. Через каналы и речушки автострада объехала Падую с юго-востока и устремилась дальше на северо-восток.

Через каналы и речушки автострада обогнула Падую с юго-востока и устремилась на север, но вскоре плавно перешла в ‘Tangenziale di Mestre’. Всем известное латинское слово «тангенс» означает «касающийся». Как только автострада «коснулась» «Местре» (континентального предместья Венеции), машины съехали на шоссе, рассекающее Местре пополам и летящее на восток сначала по суше потом над водами лагуны по четырехкилометровой эстакаде, называемой «Терра фермой» или «Мостом Свободы».

Раньше Галкин считал, что лагуна – это мелководный участок, отгороженный от морской акватории островами. Но, оказавшись вдруг, посреди лагуны на тоненькой ниточке, соединяющей острова с континентом железной и шоссейной дорогами, он словно попал в эпицентр взрыва, от которого во все стороны разлетались «лепестки» белых чаек и осколки солнца, разбившегося вместе с волной о фермы основания эстакады.

Галкин вытащил приобретенную еще дома карту Венеции и стал внимательно изучать место, где «ниточка» присоединялась к «рыбке», которую по форме напоминали два главных острова Венеции. Всего же в венецианской лагуне находилось сто восемнадцать островов. Их разделяли полторы сотни каналов и соединяли четыре сотни мостов.

Проникнув на территорию «рыбки», ниточка автострады раздваивалась. Одна ветвь поворачивала направо в сторону островка «Тронкетто», на котором располагались стоянки машин и порт. Левая ветвь устремлялась прямо – на «Римскую площадку» для временной стоянки машин перед большим зданием крытой стоянки. Здесь жители и гости островов расставались со своими авто: по Венеции можно только ходить пешком или плыть.

Еще издалека у развилки на «островке безопасности» Галкин заметил фигуру человека в знакомой черной униформе. Ему показалось даже, что он помнит в лицо эту редкую для жителя полуострова рыжую особь.

– Смотрите, Тони, они выставили дозор! Сворачивайте направо!

Такси еще не поравнялось с фигурой, а Галкин уже коснулся рукой дверной ручки. «Они засекают идущие следом машины с флорентийскими номерами!» – захлопнув дверь, объяснял Петр. «Это его игрушка?» – спросил Тони, кивнув на трубку в руке Галкина.

– Сукин сын пытался сообщить номер вашей машины.

– А где он сам?

– Отдыхает на развилке. Как только спустимся с эстакады, вы разворачиваетесь и немедленно отправляетесь домой.

Скатившись с моста, соединяющего острова с континентом, они нашли место, где можно встать. Галкин рассчитался с водителем, поблагодарил, пожал руку, вышел и помахал Тони на прощанье. Потом, стараясь побороть внезапно нахлынувшее чувство одиночества, – наблюдал, как машина уносилась обратно на эстакаду.

Еще через несколько минут, Петр напрямик через железнодорожные пути, по «калле» (тротуару вдоль протоки) по мостику через канал, мимо бесконечных стоянок торопился к «Римской площадке». Надо было успеть, пока Сильвестри разбирается с пострадавшим дозорным.

На «Площадку» широким шагом вышел седой китаец в длинном пальто. Он искал глазами машину с крестом. Но вместо нее мимо промчася «Мицубиси Паджеро» Баркова. Было похоже, что Сильвестри ожидал его в правом дальнем углу «Площадки». А вскоре подкатила и «санитарка». «Пролетев» мимо «китайца», словно испытывая тормоза, она встала, как вкопанная, перед машиной Баркова. Но у Пети было достаточно времени, чтобы открыть дверь и окинуть взглядом салон. Тараса внутри не было. На носилках молча, («в пропеллере» Петр не мог слышать звуков) таращил глаза дозорный охранник.

Потом Галкин «вибрировал» за спиной Баркова, прислушиваясь к его разговору с Сильвестри.

– Фабио, чего вы так рано приехали? Мы же договаривались на вечер. Я думал, не спеша, забронирую номера, отдохну, пообедаю…

– Обстоятельства изменились, Игорь. Прикатила его жена.

– Чья?

– Ну этого – твоего Бульбы.

– Светлана!?

– Ты знаешь, как ее звать!?

«А теперь и я тоже знаю!» – подумал Галкин.

«Молодец Баба! Не ожидал!» – восхищался «Барклай».

– Она была не одна. С ней – несколько русских, вероятно, из консульства, и, конечно, полиция. Пришлось уносить ноги.

– А Бульба?

«Пришлось оставить, – врал Сильвестри. – И откуда только она узнала, где – он?!»

– У нас говорят: «Шила в мешке не утаишь».

– Знаю я это «шило».

– Ты имеешь в виду Петра?

– Не Пьтро, а Паоло!

– Ты опять за свое!

– Я дважды с ним разговаривал. Лично! Говорит, ему надоело, что его с кем-то путают.

– Ладно! Бог с ним – с этим Пьтро-Паоло!

– Если бы ты был там, она бы тебя узнала. Ты ведь сам говорил, вы – соседи!

– Ну и что?

– И тебе бы уже не вернуться в Россию!

– Но ведь не я, а ты попался ей на глаза!

– Пожалуй, теперь нам опасно показываться вместе.

– И что теперь делать?

– Не будем слишком светиться. Я по телефону заказал номера.

– Где?

– «Мария Формоза».

– Знаю. Тихое место.

– А нам другого – не надо. Я заказал водное такси. Минут через десять придет. А пока я отправлю машину обратно.

– А я свою – на стоянку поставлю.

– Дело хозяйское.

Сильвестри торопился отправить машину, пока Барков не разнюхал, что в ней – пострадавший. Потешно было смотреть, как один мошенник пыжится обмануть другого, а другой пыжится показать, что он верит в то, что ему наплели, в свою очередь первый пыжится делать вид, что верит, в то, что ему поверили.

Наконец, все разъехались: санитарная машина укатила обратно в Рим, «мицубиси паджеро» ушла на крытую стоянку, Сильвестри и Барков с телохранителями уплыли на катере в гостиницу, и только тогда Петр смог выйти из «вибрации». Он так измотался, что чувствовал, вот-вот потеряет сознание. Чтобы прийти в себя, нужен был хотя бы короткий отдых.

Галкин спрятал осточертевшую маску, снова достал карту и какое-то время тупо в нее смотрел. Когда рядом никого не было, он чувствовал себя безвольным, расслабленным и одиноким. Наконец, Петр вспомнил, чего хотел. Он должен был сориентироваться и найти местоположение двух гостиниц. Через всю карту центральной части Венеции в виде большой латинской буквы «S» извивался «Большой канал». Галкин знал, что его протяженность – около четырех километров, ширина колебалась от тридцати до семидесяти метров, глубина составляла примерно пять метров. Это была центральная улица и, как принято выражаться, «главная транспортная артерия города». По ее сторонам прямо из воды поднимались обветшалые дворцы средневековой аристократии. Здесь почти не было набережных, зато через каждые четыреста-пятьсот метров стояли маленькие пристани-остановки.