Петр тем временем думал, не отстегни он тогда фал парашюта перед прыжком, не отдалился бы он от Тараса и не допустил бы, чтобы тому нанесли увечье. Тогда бы не было ни увольнения, ни встречи с Ней, ни рождения сына ни гибели «Чуда». Как знать? Быть может, лучше было бы всем.

«А, ты хорош, – ворчал Тарас. – Натворил дел и даже не интересовался последствиями!»

Петр молчал, перебирая карточки. Во рту и в глазах было сухо. Плакать он больше не мог, словно выплакал за ночь весь «лимит слез».

Светлана вмешалась: «Чего ты на человека напал! Ну, поинтересовался бы он, – ты думаешь, это что-нибудь изменило»? Галкин нашел фотографию, где были Тарас и Светлана. И показал ее вместе с фото Марии.

– Вот видишь, он все объяснил: он думал, что я и Мария – одно и тоже лицо и решил не вставать у тебя на пути.

Тарас побледнел.

Галкин поднялся из-за стола, положил руку ему на плечо, как бы сказав, «Все в порядке», шагнул к раскрытой двери балкона и вышел к перилам, будто ища глазами Алешу, и в этот момент почувствовал сумасшедшую боль. В спине, подобно нарыву пульсировало нечто, что старая женщина-врач назвала «кифозом». Что-то незримое коснулось лица, приподняло его подбородок. Открылись торжественные «проспекты» небес. Вдаль текла синева, а оттуда надвигались предвестия-сполохи.

Такая красота струилась над городом, что у Пети захватило дыхание. Вцепившись в перила, ощущая, как, распрямляется «столб» позвоночника, он, вдруг, почувствовал облегчение. За спиной с нежным шелестом, заполняя балкон и часть комнаты, раскрывались белые крылья.

И вдруг, зашумев, они вынесли Петю из темной дыры к зовущему небу. Он был спокоен, оставляя сиротку в надежных руках. Впереди, среди сполохов он уже различал «свое Чудо» и рядом – другую прекрасную птицу, образ которой, не ясно откуда, хранил в своей памяти все эти годы. Белые крылья, как паруса, несли их встречным курсом к нему.