Сквозь тихое пение струй Петя услышал звуки похожие на человеческие голоса. Он оглянулся – на мосту было пусто. Зато под мостом в отблеске огней он заметил юношу и девушку, поджав ноги, они сидевших на мощной опоре. Галкин невольно хмыкнул – молодые люди подняли глаза – прекрасные глаза далекого Востока. «Откуда только, люди ни приезжают, – подумал Петр, – чтобы испытать волшебство флорентийской ночи».

Так как звонка от Джованни все еще не было, в гостиницу он направился не напрямую, по набережной, а через «дебри» средневековых кварталов. После моста он прошел несколькими сравнительно широкими магазинными улицами, миновал что-то похожее на высокую триумфальную арку. Окна домов по-прежнему смотрели из прошлого с особым флорентийским прищуром. Пройдя еще пару-тройку узких почти «безглазых» улочек, он снова вышел на площадь Синьории. Потом долго брел неширокой и сравнительно длинной улицей, название которой он перевел, как «Греческая окраина», и, наконец, пришел на довольно просторную площадь, окруженную невысокими зданиями. Горизонт раздвинулся. Вставала божественная флорентийская луна, когда-то околдовавшая его тезку – Чайковского. Здесь была написана музыка к «Пиковой даме».

Если сначала Петр медленно пересекал центр города с севера на юг, то теперь – прошел с запада на восток, проделав маршрут, по форме напоминающий крест, и оказался на площади Святого Креста, рядом с церковью того же названия.

Фасад церкви венчает рельефное изображение шестиконечной звезды Давида, как символа утренней звезды, возвестившей о рождении Иисуса Христа и символа самого Иисуса, как представителя рода Давидова: Ветхий Завет еще никто не отменял.

С северной стороны у фасада церкви Святого Креста стоит беломраморный памятник Данте Алигьери, по масштабам равный памятнику Пушкина в Москве. Это, увенчанное лаврами и не лишенное манерности скульптурное изображение, с несколько вытянутым ликом, появилось уже в девятнадцатом веке и призвано подчеркивать трагический образ поэта.

Говорят, что Стендаль, увидев красоту церкви Святого Креста, испытал легкое помешательство. Психиатры так и назвали это состояние «синдромом Стендаля». Считается, что сегодня этому состоянию больше всего подвержены чувствительные к прекрасному японские туристы.

Если в церкви Святого Лоренцо захоронены члены семейства Медичи, то здесь, в церкви Святого Креста, покоятся такие сыны Флоренции как Микеланджело Буонарроти, Никола Макиавелли, Галилео Галилей. В знак любви к великому земляку флорентинцы соорудили в церкви гробницу Данте Алигьери, но она так и осталась пустой. Жители Равенны, где поэт скончался от малярии, так и не вернули Родине прах изгнанника. Здесь есть и более поздние захоронения, например, – композитора Джоаккино Россини и радиоинженера Гульельмо Маркони.

Галкин приблизился, приложил ладонь к мрамору фасада, и тот час же в кармане куртки зазвучал телефонный вызов. Взглянув на номер, Петя сказал по-английски: «Привет, Джованни! Рад вас слышать!».

– Привет, Паоло! Мы – в Риме. Все в порядке. Вышел один человек – водитель.

– Отлично! Большое спасибо, Джованни! Grazie tante!

– Auguri! (Желаю успеха!)

– Buona notte! (Спокойной ночи!)

Петр свернул направо, обошел здание Национальной библиотеки и приблизился к парапету. Откуда-то снизу, из темноты, доносился певучий голос Арно. До отеля «Колумбус» было уже подать рукой. Заканчивался второй, бесконечно длинный, итальянский день Петра Галкина.

Утром Галкин поднялся с таким расчетом, чтобы, сделав зарядку, помывшись, быть первым в буфете. После завтрака, он поднялся к себе, открыл чемодан и, порывшись в заветной коробочке, кое-что выбрал на утро. Не то, чтобы у него были твердые планы, а так, на всякий случай, – авось пригодится. Уже рассвело, когда позвонил Тони. Он как раз подъезжал к «Колумбусу».

Петя уже выходил, когда зазвонил телефон Сильвестри. Это вполне мог быть Барков, не знавший, что аппарат – в руках Галкина. «Si!» – как бы спросонья ответил Петя, вспоминая на какой ноте расстались при нем эти два деятеля. «Фабио, это я – Игорь, – на сонном английском произнес Барков. – Ты собирался сегодня ехать…» «Dove?!» (куда?!) – капризно отозвался Лже-Сильвестри.

– Да, на виллу, куда отвез парня…

– Я его собирался сдать в полицию!

– Серьезно?

– Вполне!

– Фабио, не сходи с ума! Ты же меня подставляешь!

Галкин выключил телефон и включил опять. И опять позвонил Барков:

– Фабио, ну скажи, что ты шутишь!

– Пошел к черту! Дай выспаться!

– Фабио, что с тобой? Это ты!?

«Барклай» явно нервничал, заподозрив неладное. Сейчас он побежит на этаж выше – в номер Сильвестри. Но Пете было уже все равно. Хотелось похулиганить, внести, так сказать, в стан противников замешательство.

– «Баста!» – крикнул Петр и опять отключился. Больше Барков не звонил: наверняка, уже мчался по лестнице к Фабио.

«Здравствуйте, Тони! Сегодня хорошее утро!» – забираясь в машину, по-английски приветствовал Галкин, «Buon giorno, Pаolo!» – отозвался Тони. – «Как вчера погуляли?»

– Отлично!

– Джованни звонил?

– Звонил. Сказал, что там был один водитель.

– А как насчет того места, где лаяла собака и откуда выезжала машина?

– Там – помещения для работников, склад бочкотары, давильня для винограда и оливков и второй выход винных погребов.

– Значит под землей это место связано с виллой.

– Думаю так. Куда едим?

– На то место, где последний раз мы стояли. Желательно, – маршрутом, которым мы ехали на вокзал, минуя виллу.

– То есть, дальней дорогой?

– Именно так.

Хотя они направлялись на северо-восток, утреннее солнце, во время движения светило им то в лицо, то слева, то справа, то лезло сзади за шиворот. Все, что Петя мог уловить вчера при свете «низкого» неба, отражавшего зарево города, не шло в сравнение с тем, что он видел сейчас. Машина петляла среди холмов и взбиралась на них, точно плыла по гигантским волнам. Пейзажи все время менялись, то, разворачиваясь, то сужаясь, то, уползая и исчезая за поворотом. Змейка дороги вилась среди прозрачных каштановых и дубовых лесов, то рассекала сосновые перелески на вершинах возвышенностей, то огибала спускавшиеся по склонам виноградники. Временами дороги напоминали кипарисовые аллеи, особенно там, где они вели к виллам. Непривычная нежно-изумрудная зелень насыщала картину воздухом радости, и Галкин не мог скрыть улыбки. «Все это – „Тоскана!“» – восхищенно произнес он, глядя на лежащие в голубой дымке холмы и продолжая улыбаться. «Но это так же и территория „Кьянти“.» – добавил Тони.

– «Кьянти» – сорт вина? Не так ли?

– Это общее название вин, производимых в области «Кьянти».

– На карте Италии я не видел такой области.

– Она есть на специальных картах и простирается от гор Кьянти на востоке до долин речек Пеза и Элза на западе, от Флоренции на севере, до Сиены на юге.

– А сорта вин?

– Разные. Знаменитые сорта: «Классико», «Руфино», у нас, например, здесь – «Колли Фиоронтини» (Холмы Флоренции). А вина попроще, в самом деле, называются просто «Кьянти».

– Это идет от сорта винограда?

– От местности и способа приготовления. А виноград почти всюду один – «Санжовезе».

– Я вижу, вы знаток.

– Живя здесь, не надо быть знатоком, чтобы быть в курсе.

Наконец они нашли площадку, где вечером совещались. «Давайте машину загоним в кусты, чтобы не бросалась в глаза,» – предложил Петя.

– Можно и замаскировать. У меня есть пятнистый брезент.

– Было бы здорово!

Они принялись за дело, и минут через пять машины с дороги почти не было видно.

– Какие у вас планы?

– Для начала надо установить, там ли человек, которого они прячут.

– Моя помощь нужна?

– Вы нужны здесь, чтобы в любой момент я бы мог убраться. Когда понадобитесь, – позвоню.