– Все ясно. Выезжаю!

– Отлично! Только сообщайте мне любые изменения.

– Обязательно! Ждите звонка!

Минут через десять Тони позвонил: «Я на – месте. Слышу маячок, – и, почти тут же добавил. – На виллу проехало такси». Галкин отчетливо представил себе происходящее, но когда не видишь глазами, возникает страх перепутать воображаемое с реальным.

Петя достал из чемодана цельную маску, которую собирался опробовать и, подойдя к зеркалу, аккуратно натянул ее на голову, лицо и подбородок. Снова послышался вызов. Тони докладывал: «От виллы проехали такси и новая санитарная машина. Маячок затухает, уже почти не слышен. Я выезжаю следом».

Собираясь выходить, Галкин суетился. Даже показалось, что дрожат руки. Появилось предчувствие, не предвещавшее ничего хорошего. «Я догоняю! Маячок опять слышен», – сообщал Тони. «Держитесь от них подальше», – советовал Галкин. Ему казалось, что он раздвоился, видя себя одновременно и там, и здесь. «Отстаю, – маячок затухает», – сообщал таксист.

– Тони, я иду на площадь Святого Креста. Оттуда начнется экскурсия. Сообщите, когда и с какой стороны они въедут в центр.

– Постараюсь.

Они переговаривались, как заговорщики, готовящие террористический акт. На самом же деле, Галкин не имел никакого плана. Он был скован в действиях и не знал намерений противника. Сильвестри получил новую машину. Инициатива была на его стороне.

Сегодня Петя решил изменить образ, надев вместо куртки черное демисезонное пальто с многочисленными и вместительными карманами. Он переложил в них полный арсенал технических средств из заветной шкатулки, и теперь был во всеоружии. Взглянув в зеркало, он себе понравился. Свободное пальто не только не сковывало движений, – он чувствовал себя в нем окрыленным.

Покинув гостиницу, Галкин ускорил шаги. Волнение нарастало. Кровь стучала в висках. Никогда еще он так не волновался. Хотя ничего особенного как будто не ожидалось. Он привык атаковать и отражать атаки: «пропеллер», «вибрация», «расслабление» – это вошло в арсенал приемов, стало привычным, естественным, даже докучным. «Что происходит?! (ему трудно было дышать) Определенно, я сегодня – не в форме!» – думал Галкин, обходя со стороны набережной библиотеку, чтобы выйти на площадь.

Почти вся группа была уже здесь. В новой маске его не узнали. К группе примкнуло несколько, видимо, русскоязычных туристов из другого отеля.

Подошла плотная тридцатипятилетняя женщина, с дощечкой на палочке. На дощечке, поднятой вверх, было по-русски написано: «Экскурсия». Женщина представилась, и начала рассказ. Она говорила быстро, напористо, с выражением. Она сыпала фактами, именами и датами. Это была не камерная римская гид, а гид-митинговый вития. «Ишь, какая шустренькая!?» – сказал кто-то рядом. Петр узнал голос Виталия.

Поначалу Галкин прислушивался, стараясь хоть что-нибудь разобрать. Женщина говорила чисто по-русски, но так складно и закрученно, что из набора шикарных слов ничего не возможно было сложить. В голове все мешалось, а в глазах стояли шестиконечная звезда на фасаде церкви и единственное человеческое лицо. Оно принадлежало не той, что рекла, а, совсем другой женщине.

Опять позвонил Тони: «Они подъезжают к библиотеке по улице „Триполи“, объезжают библиотеку, поворачивают направо – к площади „Святого Креста.“»

«Тони, встаньте у библиотеки, – прикрыв рот, сказал Петр, – к площади не приближайтесь! Здесь сейчас будет жарко».

Петр, словно забылся, утратив нить мыслей. А в это время на площади начиналось такое, чего он не мог бы себе представить даже во сне. Впрочем, какая-то логика в происходящем все же была.

Разве не сам он постоянно заботился, чтобы в Питере знали, куда девался Тарас и приняли меры. Нет, перед ним сейчас не было Интерпола, было нечто иное, – такое, от чего можно было свихнуться: во Флоренции, на площади «Святого Креста», у памятника Данте стояла та, которую он называл «своим чудом» – своей «Беатриче». Он мог бы вообразить себе здесь что угодно, кого угодно, но не ее. Петр окаменел, обратив скуластую маску в сторону женщины. Она прошла мимо, даже не подняв глаз. А, если бы взглянула? Он представил свою маску со стороны, и у него ёкнуло сердце.

За ней следовал хорошо одетый мужчина, явно не туристического, скорее чиновного вида.

Галкин услышал звук подъезжавшего такси. А затем услышал настоящий, не прошедший сквозь электронные сита, голос женщины. Сперва удивленно, а затем призывно и громко она назвала имя мужа. То, что случилось потом, свершалось так быстро, что позже Галкин с трудом мог восстановить последовательность происходившего.

Туристы возле памятника Данте, видела, как на площади остановилось желтое такси. Из машины вышли четверо и направились к экскурсантам. Трое были одеты в черную униформу. Один из них (по виду громила) шел впереди. Остальные – в двух шагах сзади. Какая-то женщина выскочила из толпы и с криками бросилась к приближавшейся группе. Шедший впереди «великан», расставив руки, преградил ей путь. В это время следовавший за женщиной парадно одетый мужчина разговаривал по телефону, но, увидев, что происходит, поспешил к «громиле» и что-то быстро-быстро стал ему говорить. Но тот положил руку ему на плечо и не сильно толкнул. Мужчина отлетел к толпе и упал бы, если бы не поддержали. Воспользовавшись моментом, женщина шмыгнула под рукой верзилы и бросилась к человеку, идущему сзади между людьми в черном. Приблизившись, она всплеснула руками: «Боже мой! Тарасик! Живой! Какое счастье! Тарасик! Мой Тарасик!» – стенала она, рыдая у него на плече. Он, обнял ее и не проронил не слова. Только крупные слезы текли по его щекам. Галкин почувствовал, как под маской защипало лицо.

Толпа обратила внимание на седого китайца с пухлыми губами и чуть приплюснутым носом. В длинном демисизонном пальто он стоял неподалеку от памятника и выглядел почти так же монументально, как изваяние. На мгновение его перестали видеть. Но на это не обратили внимание. Все уставились на «громилу», который теперь почему-то лежал на земле, задрав подбородок и глотая ртом воздух. Китаец появился на прежнем месте. Зато водитель такси, почуяв неладное, быстро ретировался.

Подкатила большая машина с красным крестом. Из нее выскочили пять человек. Четверо – в черной униформе. Единственный пассажир в цивильной одежде, скомандовал: «Prendete tutt'e due!» (Забирайте обоих!). «Вот это ты зря!» – мысленно упрекнул Галкин, вновь «погружаясь в пропеллер». На глазах толпы крепкие парни в черном стали растаскивать обнявшихся и тянуть их к санитарной машине. Тараса сравнительно быстро затолкали в салон, и борьба шла внутри. Кричавшую женщину уже не тащили, – несли. Тем временем униформисты один за другим оседали на мостовую. Какая-то сила, подхватила женщину и поставила на ноги. Доставая оружие, на помощь молодчикам, спешил сам Фабио Сильвестри, но, неожиданно, по дороге, он наткнулся на чей-то кулак. «Синьор, нижайше прошу Вас меня извинить, – молвил Виталий, – но я был вынужден это сделать!»

На другом конце площади уже появилась полиция.

Получив удар, Фабио выронил оружие, отлетел к машине, завертелся, забился в салон и приказал трогать. Санитарка уехала, оставив на мостовой пять черных шевелящихся тел.

Стоявшее у библиотеки желтое такси качнуло. На сиденье, рядом с водителем возник седой китаец в длинном пальто. «Извините, синьор, машина занята», – сказал по-английски Тони. «Это я», – сказал Галкин, сдирая с лица потную маску.

«Не узнал, простите, – извинился Тони. – Они только что проехали.»

– Знаю. Давайте – за ними!

– Куда?

– Понятия не имею. Во всяком случае, на виллу они уже вряд ли вернутся.

– Что-то случилось?

– Случилось.

Петр коротко изложил суть событий. Они уже следовали по внутреннему кольцу Флоренции. Промелькнула площадь Донателло с английским кладбищем посредине. Впереди обозначились старые ворота на Площади Свободы.

«Жалко, что заложник остался у них», – вздохнул Тони.