каюте. Их было трое: пикса, Эйлис и мечущийся черный гигант.

— Нет! — выкрикнул Джату и резко сел, пот градом струился по его лицу и шее, стекая на грудь.

Воробышек произнесла слово внушения… …и открыла глаза.

— Все в порядке, Воробышек, строй мостик в сон Джату.

Они вошли в узкий туннель, в конце которого был виден свет, и оказались в гичке. Мужчины мощно гребли, на носу стоял Джату, держа в руке древко большого гарпуна, в воздухе раздавался его звонкий смех.

— Джату! — закричала Джиннарин. — За кем ты охотишься?

Черный гигант обернулся, и его лицо осветилось радостной улыбкой.

— А—а–а, малютка Джей, мы охотимся вот за этим… — . И он указал на быстро бегущее по небу белое облако.

— За облаком, Джату?

— Да, Джей, за большим китовым облаком. Неожиданно Воробышек осознала, что гичка находится

в небесах. Позади, высоко в облаках, следуя за стремительно мчащейся гичкой, плывет галера.

Воробышек посмотрела вперед: облако, которое они преследовали, помахивало огромным хвостом вверх и вниз, используя его для движения вперед.

— Но почему, Джату? Зачем преследовать облака? Джату согнулся пополам от смеха, но, задыхаясь, все

же смог произнести:

— Из—за туманной медузы, малютка Джей. Драгоценной туманной медузы. — Его хохот сотряс воздух. Гребцы давились от смеха, усердно налегая на весла.

— Воробышек, — позвала Яркое Крылышко, ее лицо расплывалось в улыбке, — нам надо идти. Посмотри вперед.

Небесная твердь на горизонте начала расплываться, одно за другим, словно задуваемые ветром свечи, исчезали облака.

— Этот чудный сон подходит к концу, — с жалостью произнесла Воробышек.

— Мост, — напомнила Яркое Крылышко. Воробышек выстроила проход, и они с Эйлис вошли в

него, все еще слыша за спиной смех Джату.

Проговорив слова внушения…

…Эйлис и Джиннарин открыли глаза под звуки радостно смеющегося во сне Джату.

— Не бойся, Джиннарин. Мы не будем входить в твой сон, пока ты не будешь совсем готова.

— Когда же это произойдет?

— Я бы сказала… после еще одной ночи прогулки по сну Джату.

Джиннарин улыбнулась:

— У него такие чудные сны, не правда ли? Совершенно непредсказуемые. — Улыбка исчезла с ее лица. — Все, кроме сна про Юджубу.

Эйлис кивнула, но на лице ее появилось задумчивое выражение.

— Интересно…

Джиннарин взглянула на провидицу:

— Что?

Эйлис, казалось, полностью погрузилась в размышления.

— Что? — переспросила Джиннарин.

Эйлис потрясла головой, словно пробуждаясь от грез. Она глубоко вздохнула.

— Тебе интересно — что? — повысила голос Джиннарин, надеясь, что на этот раз будет услышана.

— Мне интересно, вечно ли ужасные события повторяются в чьем—либо сне. Интересно, так же ли часто оживают в памяти радостные события. И еще я хотела бы знать, можно ли удалить из памяти зловещие воспоминания, такие как сон про Юджубу, чтобы они никогда не тревожили их владельца. И если можно — то как? Если бы я хоть однажды спросила Онтаха… то мы, возможно, и сумели бы избавить Джату от его кошмара.

— Или кого другого, — добавила Джиннарин. Эйлис мечтательно проговорила:

— А не поискать ли нам учителя, знающего толк в прогулках по сну и способного придавать ему нужный облик?

— Вообще—то, мы можем попробовать и сами отыскать способ избавления сна от ужасных событий, — принялась размышлять вслух Джиннарин, — или удалить такой сон полностью.

— Нет, Джиннарин, здесь надо действовать осмотрительно, поскольку сны в некотором роде очищают душу от страха, гнева и других сильных эмоций. И, удалив сон полностью, можно нанести еще больший вред. Тот, кто пытается излечить сон, должен отыскать способ внести гармонию в душу спящего, не избавляя его от самого сна.

— Ты считаешь, что ночные кошмары и прочие ужасные сны полезны для души?

— Нет, Джиннарин, — покачала головой Эйлис— Я лишь говорю, что мы не должны пытаться удалять сны.

— Но я думала, что Онтах переделывал сны в мозгу тех, кому он пытался помочь.

— Да, — согласилась Эйлис, — но Онтах переделывал сны в более безопасные, не уничтожая их. Как он это делал, я не знаю… и пока я этого не знаю, пока мы этого не знаем, вмешательство в чужой сон рискованно, и нам следует этого избегать.

Джиннарин подумала немного и сказала:

— Мы пришли к выводу, что Онтах знал, что он делает а мы — нет.

— Да, крошка пикса, — улыбнулась Эйлис. — Хотя мы и не полные невежды в искусстве прогулок по сну, в умении излечивать сон, меняя в нем ужасные события на безобидные, мы — совершенные профаны.

— Да, мне, например, совсем не хочется экспериментировать с моим посланием.

— О—о! Я не собираюсь переделывать его. Я считаю, мы должны просто выяснить, что за ним кроется.

Джиннарин задрожала:

— Мы обнаружим скорее всего что—то ужасное — что—то чрезвычайно опасное… убившее Онтаха.

Эйлис подвинулась к пиксе:

— Ты все же помни, Джиннарин, что это послание, а не твой собственный сон. Но ты права — в нем таится опасность, и я буду стараться избежать ее.

— Но как мы сделаем это? Какой у нас план?

— Точного плана нет, просто стратегия. Я думаю, ты должна уснуть естественным образом, чтобы тебя можно было отвести в послание. Но поскольку оно все же послание, то, следовательно, отражает еще чей—то сон. Поэтому когда ты начнешь его видеть, а я тебя потревожу и прерву твой кошмар, ты сможешь выйти из послания, как будто совершаешь очередную прогулку в другой сон. Затем, случись что—либо не так, мы убегаем через мост — из послания и домой.

— Ты думаешь, твоя стратегия сработает? Готова ли я? Достаточно ли у меня знаний?

— Что касается стратегии, то я могу только надеяться, что она сработает. Что касается твоей готовности, то нам необходимо совершить лишь небольшую прогулку в сон Джату, чтобы ты научилась безошибочно определять время, когда необходимо строить мост и убегать. — Эйлис нахмурила брови. — Не знаю, что еще мы можем предпринять для подготовки к нашему путешествию. Ты можешь что—нибудь предложить?

Джиннарин сидела скрестив ноги, глубоко задумавшись. Наконец она сказала:

— Я возьму с собой лук и колчан со стрелами. Эйлис от изумления открыла рот:

— Н—но, Джиннарин, это же всего лишь сон… как можно?..

— Легко, — перебила Джиннарин. — Поскольку мы можем формировать наши сны, находясь в сознательном состоянии, я просто позову к себе лук и стрелы.

Эйлис рассмеялась и захлопала в ладоши.

Пол был прозрачным. Внизу, в баре, не прекращались скандалы и шумные ссоры. Джату заворочался в постели и обратился к лежащей рядом обнаженной женщине:

— Прости, красотка, но я…

…Он вышвыривал докеров Арбалина из дверей «Красного Башмачка». Рядом с ним рычал Бокар. Какой—то докер затеял очередную драку, и Бокар выбросил его в окно, прямо в воды залива. Неожиданно бордель опустел, был виден один лишь Бокар — кольчуга, шлем и топор, но почему—то без одежды. Внизу в лестничном проеме появились девочки — обнаженные и манящие. Джату оживился, реагируя на соблазн…

Джиннарин рассмеялась, глядя на стоящую рядом Эйлис:

— Нам, кажется, следует уйти. Стены стали дрожать.

— Теперь я знаю, что мы должны уйти, — сказала Джиннарин, строя уводящий из сна туннель. Вдвоем они вошли в него, оставляя Джату с его фантазиями, и оказались в каюте.

Джиннарин произнесла слова внушения и открыла глаза. Джату стонал и ворочался, его тело и мозг все еще блуждали по лабиринтам сна.

— Поспи еще, Джату. — Джиннарин стыдливо улыбнулась.

Услышав ее голос, Джату проснулся. Тяжело вздыхая, он завернулся в одеяло, встал и, запинаясь, вышел из каюты. Проводив его взглядом, Эйлис сказала:

— Не только мужчинам снятся подобные сны.

— Я знаю, — ухмыльнулась пикса.

Джиннарин дрожала, припав к траве. Она заметила громадную сову, взгромоздившуюся на ветке дерева. Ее большие желтые глаза не мигая смотрели на пиксу. Пошарив вокруг, она не обнаружила лука. Не было видно и Рукса.