Поэтому, выступая перед вами, я уверен, что вы по-настоящему оцените те ошибки, которые я допустил. Я за них готов отвечать перед Пленумом Центрального Комитета, перед всей партией, перед страной так, как полагается, в соответствии с допущенными мною ошибками. Любое наказание, любое указание в этой части я приму как должное, как полагается в таких случаях каждому члену партии.

Я только скажу, отнюдь не в оправдание и не для того, чтобы создать здесь красивый фон для своего выступления или как-то увести в сторону, замаскировать свои недостатки. Об этом было сказано в докладе тов. Суслова, это каждый из вас знает, потому что вы в той или иной степени связаны с армией. Сейчас, несмотря на то, что министр обороны Жуков наделал крупные ошибки, армия руководствовалась и руководствуется всегда только указаниями Центрального Комитета партии и больше никакими указаниями она не руководствовалась.

На сегодняшний день армия и партийные организации армии являются такими, которыми вправе наша партия гордиться. 'Наш народ может гордиться своей армией, потому что эта армия организована, воспитана нашей партией, а не каким-то Жуковым, потому что это не по плечу ни одному человеку, она всегда с честью и достоинством выполняет любые задачи. Я головой сейчас могу нести ответственность, вы можете назначить любую комиссию для того, чтобы подтвердить документально, пусть скажут здесь маршалы члены ЦК, командующие, главнокомандующие, — за последний период времени в армии значительно укрепилась дисциплина, организованность, порядок, резко сократились все чрезвычайные происшествия. Вы, особенно члены ЦК, секретари обкомов, председатели облисполкомов знаете, потому что армия на ваших глазах живет, растет, воспитывается, — сократились катастрофы, аварии, зрелость партийных организаций была продемонстрирована на протяжении ряда лет, особенно в последний момент, ответственный в партии момент, когда Центральный Комитет здесь дал решительный и единодушный отпор антипартийной группировке в составе 7 человек.[151]

Я не хочу сказать, что это моя заслуга. Работала вся партия, Центральный Комитет, партийные организации, Военные Советы, политорганы и в своей работе руководствовались не какими-то намеками или указаниями Жукова, — это было бы, конечно, неправильно, — а руководствовались всегда только указаниями Центрального Комитета. И нигде, ни в одном документе, я прошу в этом мне поверить, ни в одном документе, никогда ни в одном выступлении не было ни одного слова сказано, чтобы руководствоваться иными какими-то документами, иными установками, иной линией, как здесь было сказано, линией на отрыв Армии от Центрального Комитета, чтобы Жуков подменял собой Центральный Комитет.

Тут я скажу вследствие чего создалось такое мнение, и, конечно, главным виновником формирования такого мнения, видимо, явился я.

Это первое, что я хотел сказать.

Второе. Я прошу меня также правильно понять. Я не ищу оправдания, потому что в таких случаях, когда коммунисты допускают ошибки, их не оправдывают, а их поправляют или по-настоящему выправляют, а если надо, отчисляют от той организации, где они не умеют работать.

Всего три недели тому назад, перед тем, как мне было поручено поехать в Югославию и Албанию,[152] я со всеми членами ЦК, или вернее с большинством, распрощался, как с близкими друзьями. Не было ко мне ни одного слова сказано в претензию. Мне сказали, чем руководствоваться в своей поездке, пожелания высказали. И я поехал и работал там три недели в меру сил своих и возможностей, прославляя нашу партию, наш народ, стремился сделать, не считаясь со своим здоровьем все, что можно сделать в связи с этим поручением.

Я считал, что я со своей задачей справился неплохо и то поручение, которое мне было дано, главным образом, в области дружбы нашего народа с народами Югославии и Албании, я считаю, что я в меру сил своих и возможностей выполнил и радовался, что дела идут хорошо.

Успехи нашего советского народа, нашей партии пользуются там среди народа такой славой, популярностью, что я стремился скорее приехать и рассказать Президиуму ЦК, что так дело обстоит и что действительно наши достижения к сороковой годовщине перевернули сейчас даже мозги у тех, которые не всегда лояльно относились к нашему Советскому Союзу.

23, 24 или 22, я сейчас не помню точно, мне кто-то сказал, что происходит совещание актива в Москве,[153] было заседание Президиума,[154] разбираются такие- то и такие-то вопросы. Я полагал, что меня немедленно вызовут, все-таки я, вроде как главный обвиняемый, должен дать объяснения, должен сказать, может быть, что правильно, что неправильно, поднять документы, на основе чего были изданы те или иные распоряжения.

Я, как вы знаете, только в субботу приземлился на самолете. Мне сразу предложили поехать на заседание Президиума. Я приехал доложить об итогах. Доложил, но сразу почувствовал, что дело не в итогах, а совсем в другом.

Мне, конечно, даже сейчас, товарищи, очень трудно вам докладывать, потому что по многим вопросам, которые здесь сейчас подняты, я не имел возможности сослаться на официальные документы, на основе которых они составлялись и издавались. В субботу я уже не имел возможности потребовать тот или иной документ в Министерстве обороны, на основании которого составлялся и издавался тот или иной приказ или распоряжение.

Но, думаю, дело даже не в этом. В конце концов здесь вопрос политический, а не юридический. Я так его рассматриваю и поэтому, как я уже сказал, я это говорю не для того, чтобы искать сочувствия к себе тогда, когда меня надо жестоко наказать.

Прежде всего хотел бы высказать свое отношение к решению Президиума Центрального Комитета от 19 числа по докладу Желтова о состоянии партийнополитической работы.[155] Я считаю его исключительно правильным, весьма своевременным и считаю своей серьезной ошибкой, что я до настоящего времени не внес предложения в Центральный Комитет о необходимых мерах по исправлению существующих недостатков в партийно-политической работе в армии, которые, как я сейчас понимаю, явились результатом того, что я слишком переоценил роль командира-единоначальника и недооценил значение политоргана, который должен нести главную тяжесть за политическое воспитание Вооруженных Сил.

Я думаю отсюда начались ошибки, которые повлекли и дальнейшие ошибки. Это первая крупная ошибка — в переоценке роли командира и начальника в ущерб признанию ведущей роли политоргана.

В чем тут дело? Почему я так понимал?

Я опять вам говорю правду и не думаю здесь кривить душой.

Я считал, что наши командиры сейчас, а преобладающее большинство их во всех звеньях — это старые, испытанные коммунисты, хорошо знающие партийно- политическую работу, и поэтому полагал, что наши старые, испытанные, боевые командиры могут быть также и партийными руководителями. Командир, как член партии, должен вести и партийную работу.

Я считал, что в армии должны быть не штатные платные политработники, а надо поднять и активизировать партийные организации, начиная от ротной организации и кончая всеми остальными. Главная, ведущая роль в армии, мне казалось, должна принадлежать партийной организации.

Я считал, что сейчас мы находимся в армии на таком уровне, когда имеем такие подготовленные кадры, которые возглавляют округа армии, являются старейшими проверенными коммунистами, многие из них являются кандидатами в члены ЦК, членами бюро крайкомов, обкомов, являются такими кадрами, которые неоднократно проверены в сложнейшей обстановке, и вот эти кадры, начиная от командиров и кончая начальниками гарнизонов, должны быть по существу тесно связаны с партийными организациями.

Я считал, что эти командиры должны сейчас рассматриваться в ином свете, чем мы рассматривали их 20–25 лет тому назад. Но, видимо, увлекшись именно этой стороной вопроса, я допустил ошибку с точки зрения недооценки политических органов. Это, видимо, первая ошибка, которая нанесла серьезный ущерб работе политорганов и их авторитету.