Покидая корабль, Стивен ожидал, что их семейный автомобиль и шофер будут ждать его. Чего он не ожидал, так это что водитель сразу отвезет его в один из лучших ресторанов Нью-Йорка – «Коут Баск».

– Стивен!

Стивен проскользнул мимо метрдотеля, подался вперед и позволил поцеловать себя в обе щеки. Глаза его матери сияли.

– Ты выглядишь чудесно!

– Спасибо, мама. Ты тоже никогда не выглядела лучше.

Сидевшая на диване Роза была переполнена радостью, видя своего сына. С материнским удовлетворением она отметила, как повернулись головы женщин постарше, когда Стивена провели к ее столу, и как их дочери не могли оторвать от него глаз. Роза подумала, что Европа придала ее сыну блеск.

– Я не могла бы быть более довольной тем, что ты сделал, дорогой, – сказала Роза, когда официант наливал им шампанское. – Салют!

– Салют, мама!

– Но я надеюсь, ты не скоро поедешь назад в Европу.

– Нужно немного времени, чтобы организовать дела здесь, – ответил Стивен. – Но боюсь, что еще о многом следует позаботиться по ту сторону моря.

– Ну что ж, будет мило видеть тебя дома для разнообразия.

Стивен засмеялся.

– Что нового в «Глобал»? Из твоих писем я почувствовал, что ты хотела мне что-то рассказать, но еще не совсем решилась на это.

Тень боли пробежала по лицу Розы.

– Гарри ушел.

– Ушел? Ты имеешь в виду, что уволила его.

– Нет, дорогой. Просто ушел. В один прекрасный день он не вышел на работу. Еще я знаю то, что мне говорит бухгалтерия: Гарри подписал свое собственное выходное пособие и получил его наличными. Он даже не оставил адреса.

– Он сумасшедший! Что он собирается делать?

– Я не знаю. Может быть, он уехал назад в Чикаго.

– Звучит так, как будто он сам перерезал себе горло, – сказал Стивен резко. – Он был очень хорошим, но не незаменимым.

– Меня беспокоит то, что после всего он ушел, даже не объяснив почему… и даже не сказав до свидания, – мягко добавила Роза.

Это была не совсем правда, призналась Роза сама себе. С момента ее решения предоставить Стивену наводить мосты с Мишель Гарри потерял интерес к компании, которая одно время была его жизнью. По мере того как его работа ухудшилась, Роза стала получать жалобы из разных отделений по всей стране, пока ей не осталось ничего, кроме как разобраться с данной ситуацией. Она оставила Гарри напоминание позвонить ей, но он этого не сделал. Когда она услышала, что он ушел, она не могла этому поверить. Но когда все стало реальностью, ее злость сменилась болью потери. Не важно, насколько далеки стали они с Гарри – Роза знала, что эта дистанция была ее собственным творением – она никогда не смогла бы забыть те первые чудесные годы ее близости с Гарри, когда она расцвела как женщина. Гарри был также ее ближайшим другом.

– Не волнуйся, мама, – говорил Стивен. – Я пробуду столько, сколько буду тебе нужен.

Роза благодарно сжала его руку.

– Спасибо, но я взяла на себя работу Гарри. Кроме того, тебе нужно сконцентрироваться на Европе. Я жду от тебя великих дел.

Стивен улыбнулся.

– Я не разочарую тебя, мама.

За последующие три года Стивен Толбот многократно пересекал Атлантику, работая с твердо определенной целью. В офисах «Глобал» в Европе отслужившее свой срок безжалостно удалялось, и новые люди, которых нанимали, были преданы только Стивену. Когда тарифы «Глобал» стали более конкурентоспособными, и связи Стивена с европейскими правительствами расширились, компания оказалась завалена контрактами на грузовые перевозки. Просматривая цифры на их ежегодной встрече в конце года в Нью-Йорке, Роза была поражена.

– Даже я не думала, что ты сработаешь настолько хорошо!

«Ты не знаешь и половины всего, мама».

Книги учета, которые Стивен представил Розе, не соответствовали реальностям. В действительности европейские прибыли были втрое больше, чем думала Роза Джефферсон. К настоящему времени созданные Стивеном швейцарские компании владели флотом судов лишь немного меньшим, чем «Глобал».

Даже бывая в Соединенных Штатах, Стивен делал капитал на возможности расширять дело. Он стал частым пассажиром «Кэпитал Экспресс» на маршруте Нью-Йорк – Вашингтон. В элегантных посольских кабинетах он встречался с финансистами, промышленниками, а также официальными представителями правительств из стран настолько разных, как Аргентина и Бразилия, Южная Африка и Нигерия. Сделки, выливавшиеся в миллионы долларов, совершались рукопожатием. Затем Стивен ехал в германское посольство и из комнаты секретной связи, находившейся в подвале, говорил с Куртом Эссенхаймером, рассказывая ему, что Третий рейх все больше приближался к своей мечте о гарантированных поставках остро необходимых природных ресурсов.

18 июля 1936 года разразилась гражданская война в Испании. Стивен жадно читал отчеты, радуясь каждой победе фашистов. Нефть, каучук и драгоценная руда, которые он помог добыть для Германии, были превращены в непобедимую боевую машину. Той осенью, когда Стивен объявил о своем намерении отбыть на континент, Роза улыбнулась:

– Может быть, тебе не придется.

– Что ты имеешь в виду?

– Я только что получила эту телеграмму от Мишель. Сегодня она отплывает в Нью-Йорк. Она говорит, что хочет обсудить со мной нечто очень важное.

Роза обняла своего сына.

– Как будто я не знаю, что это. Ясно, что она не смогла игнорировать ту работу, которую ты проделал. Я думаю, она едет к нам по вопросу слияния.

События, приведшие Мишель в Соединенные Штаты осенью 1936 года, имели отношение к «Глобал», но не так, как представляла себе Роза.

Предвестники трагедии появились 30 января 1933 года, когда Адольф Гитлер стал канцлером Германии. Его партия, над которой многие насмехались как над компанией неудачников и отверженных, была узаконена. Затем нацисты предприняли быстрые шаги, чтобы укрепить свою власть. Газеты и радио извергли поток пропаганды против врагов, реальных или воображаемых. Нацистские бюрократы изгнали честных мужчин и женщин из гражданских служб, заменяя их бездумными, бесчувственными автоматами. Голоса ненависти, охаивавшие интеллектуалов и либералов, но особенно евреев, стали находить слушателей.

– Это становится кошмаром, – сказал Мишель той весной Абрахам Варбург, ее германский банкир. – И тем не менее мои люди отказываются очнуться. Они говорят, что они больше немцы, чем сами немцы, как будто если они повторят это много раз, то все в это поверят.

В отчаянии он покачал головой.

Они сидели на веранде красивого ресторана на берегу озера в берлинском районе Ванзее. Внизу проплывали грациозные лебеди, окуная головы под воду, чтобы достать хлеб, брошенный хозяевами. И даже в этом мирном окружении Мишель видела лишь скрытое насилие. За каждым вторым столом сидел офицер СС в своей ослепляюще черной форме и сверкающих сапогах или хорошо одетый мужчина с нацистским значком в петлице. Когда они смотрели на Мишель и Варбурга, их глаза становились жесткими. Затем голосом достаточно громким, чтобы они могли слышать, рассказывали анекдот, иногда неприличный. Чтобы быть уверенными в приватности своих разговоров, Мишель и банкир всегда говорили на английском, когда встречались на людях.

– Вы должны заставить ваших людей понять, что им необходимо выбраться, пока они еще могут это сделать, – сказала Мишель.

– Я пытаюсь, – ответил Варбург. – Но большинство отказываются оставить свои дома и родственников.

– Тогда мы должны сделать все, что можем, чтобы помочь тем, кто хочет уехать.

«Боже, меньше чем через двадцать лет я снова сражаюсь с немцами. Это безумие!»

– Становится все труднее получить визы, – сказал ей Варбург.

– Я знаю. Но думаю, я нашла обходной путь. Мишель быстро обрисовала свою схему. Из своей парижской базы она организует туристическую компанию, которая будет предлагать экскурсии в различные районы Франции.

– Нацисты не догадаются, чем мы действительно занимаемся, – объясняла она. – У этих людей будут официальные бумаги и утвержденный маршрут. Вот только они никогда не вернутся назад. Как только они попадут во Францию, они могут ехать куда захотят. Я договорюсь, чтобы они ехали дальше.