Роллс-ройс «Серебряный призрак» свернул с авеню Оверлэнд и покатился по мощеным мостовым, опоясывающим Бруклинский армейский терминал. Переехав рельсы, автомобиль застрял в скоплении телег, машин, велосипедов, грузовиков и толпы, парализовавшем движение на пути к пирсам. Плотный водитель нажал на сигнал, звук которого как будто потонул в грохоте, однако люди сторонились, глазея на шикарный лимузин, отливающий серебром. Водитель вел его по лабиринту узких улиц мимо зданий, складов и казарм, где жили моряки. Когда он подъехал к армейскому терминалу, ворота, ведущие к зданию администрации порта, неожиданно растворились, и водитель подкатил к подъезду для гостей.

– Мисс Джефферсон, – обратился к даме начальник порта, церемонно снимая свой котелок и протягивая руку, чтобы помочь ей выбраться с заднего сиденья.

– Благодарю.

Роза Джефферсон вышла в русских соболях цвета пеканового ореха. Ее замшевые сапоги были коротки, в соответствии с официальной установкой на экономию кожи, и были застегнуты на маленькие пуговки. От свежего декабрьского воздуха ее щеки пылали на тонком бледном лице.

– Эти люди ждут своих? – спросила Роза, глядя на толпу, заполнившую изрытую выбоинами зону ожидания между таможней и службой иммиграции.

– Да, мэм. Мы здесь как в сумасшедшем доме вот уже несколько недель. Но не обращайте на них внимания, мэм. Мой офис в вашем распоряжении. Я уже предупредил людей из таможни, чтобы они отыскали мистера Джефферсона и срочно сопроводили его наверх.

– Вы очень любезны, сэр.

Роза позволила начальнику порта провести ее к лифту, напоминавшему птичью клетку, на котором они поднялись на четвертый этаж. В тот момент, когда они приблизились к офису, Роза тронула руку начальника порта.

– Как вы думаете, можно ли мне посмотреть, что там внизу? Я знаю, что мне не удастся разглядеть своего брата, но если бы вы позволили мне…

Начальник порта нахмурился.

– Если вы уверены, что шум вас не будет беспокоить, мисс Джефферсон.

Он не знал, сказать ли ей про ужасную вонь, пропитавшую буквально весь товарный склад снизу доверху. Подумав, он решил дать ей самой почувствовать это.

Начальник порта провел высокую гостью в дальний конец помещения и отворил окованную железом дверь. Грохот был такой, как если бы тысячи молотов обрушились на огромную наковальню. Сойдя в узкий проход, она увидела, по крайней мере, тысячу человек, набившихся в зону разгрузки, горланивших на дюжине различных языков, пытавшихся найти близкого, вернувшегося с войны.

– Некоторые из них спали здесь, – сказал начальник порта, морща нос.

Запах немытых тел и портящихся от жары продуктов нисколько не беспокоил Розу. Душой она была с теми, чьи крики слышались снизу, ее глаза лихорадочно всматривались в лица, как и глаза тысячи других. Шум голосов волновавшихся матерей и отцов, сестер и любимых стоял в ушах.

За высокой деревянной оградой и цепью полицейских в синей форме располагались таможенные кабины. Перед каждой из них образовались очереди из молодых людей в форме и с мешками из грубой ткани у ног. Роза искала глазами Франклина, но не могла найти его. Затем она стала вглядываться в прокопченные высокие окна, которые целиком опоясывали один из этажей склада, и увидела военные корабли, пришвартованные к пирсам. Один в этот момент разгружался: трап был набит людьми, страстно стремившимися ступить на родную землю. Это был «Игл Стар». Роза потянулась к своей сумочке, и ее пальцы сжали стопку писем, перевязанных ленточкой, пахнувшей жимолостью. В своем последнем письме Франклин сообщил, что «Игл Стар» доставит его и Монка Мак-Куина домой.

«Что, если это не так? Что, если с ним что-нибудь случилось за то время, пока письмо шло ко мне?»

Этот мучительный страх не оставлял Розу неделями. Мысль, что последняя пуля в этой войне могла достаться ему, была ей нестерпима.

«Бог мой, сделай так, чтобы он был со мной! Верни его домой живым и здоровым».

Роза вскрикнула, зажав рот рукой в тонкой опойковой перчатке: она увидела Мак-Куина в очереди к таможне. На его плече болтался вещевой мешок из грубой ткани. Роза не могла сдержаться. Хотя до сих пор винила его и все еще испытывала к нему негодование, Роза окликнула его, надеясь, что ее голос донесется до него сквозь монотонный гул голосов пехотинцев, пробиравшихся к своим близким.

«Не делай глупостей! Он не может видеть, тем более слышать тебя».

Монк повернул голову, и его глаза пробежали по терминалу в направлении склада. Увидев Розу, он начал размахивать руками словно ветряная мельница. Роза помахала в ответ, и пристально посмотрела в ту сторону, куда он показывал, как раз в тот момент, когда светловолосый высокий мужчина промелькнул у таможни.

«Франклин!»

Роза вцепилась в перила, чтобы унять дрожь в руках. Облегчение и страх одновременно пронзили ее. Ведь все было правдой, реальностью. Франклин вернулся домой!

«Но многое, и он об этом не знает, изменилось. Он возвращается, а компании больше не существует, во всяком случае в том виде, в котором он знал ее… Значит, все с начала для нас обоих. Он увидит, что…»

В 1918 году индустрия железнодорожного строительства, которая освоила новые просторы и оплела страну сетью железных дорог, была в значительной степени разрушена. После кровопролитных забастовок 1917 года и публичных выступлений общественности за повышение заработной платы рабочим и улучшение условий их труда, эти компании столкнулись с необходимостью вести тяжелый бой за выживание, не думая уже о расширении бизнеса. Действуя по указке популистской оппозиции, Комиссия по коммерции Мэтьюса Олкорна нанесла удар железнодорожным компаниям в самое уязвимое место – тарифы. Поговаривали, что компании по железнодорожным перевозкам имели более 200 миллиардов дополнительных доходов, делая невозможным точный контроль за финансовыми документами. Одним махом Комиссия по коммерции полностью изменила всю систему, заменив индивидуальные тарифы на зональную систему оплаты, по которой устанавливались фиксированные тарифы, в зависимости от зоны следования. Если компании хотели изменить тарифы, они должны были обращаться в Комиссию, которая сразу же отвергала любое их повышение. Прибыли компаний, особенно прибыли «Глобал», резко упали.

Летом того года был нанесен другой ощутимый удар. Правительство разрешило министерству связи США значительно расширить созданную в 1913 году систему по доставке посылок почтой. «Глобал» и другие компании сражались яростно, но из-за непопулярного имиджа и из-за иссякающей поддержки с Капитолийского холма, они не смогли противостоять. В дальнейшем прибыли еще более сократились, и компании стали разоряться.

В отличие от конкурентов, которые поклялись сражаться до конца, Роза не собиралась пустить «Глобал» по освященной клятвой стезе самоуничтожения. Как ей ни было больно, она начала сворачивать «Глобал».

За несколько недель до объявления перемирия, компания «Глобал Энтерпрайсиз» закрыла участки протяженностью 14 000 миль и 2600 офисов по всей стране, оставив 30 000 человек без работы. Роза продала правительству линии, которые едва приносили прибыль, с тем условием, что обширное недвижимое имущество и излишки наличности останутся нетронутыми. «Глобал», не сопротивляясь, подчинилась судьбе других компаний, которые тонули в болоте правительственных ограничений.

– Роза!

Она резко обернулась на знакомый ей голос и увидела брата в конце прохода.

– Ах, Франклин!

Он стоял с кривой усмешкой на губах, засунув руки в карманы брюк, вальяжно опершись на одну ногу. Роза сделала к нему два робких шага, затем, разметав по воздуху волосы, бросилась к Франклину.

Она увидела, как Франклин остановился. Он повернулся, поднял руку и посмотрел в другую сторону. Озадаченная, Роза замедлила движение. Внезапно Франклин раскинул руки и сжал в объятиях молодую женщину с блестящими рыжими волосами, бросившуюся ему на грудь и обхватившую его за шею. Франклин рассмеялся, закружил ее по воздуху и поставил рядом с собой на землю.