С пересылаемыми должен быть псковский Егоров. Что вы знаете про него? Для него есть 15 рублей. Как передать их ему?^*

Очень благодарю тоже за фотографию.

Благодарный и полюбивший вас

Л. Толстой.

24 марта 1898.

1898. Апреля 19–20? Москва.

Дорогой друг Поша,

Мне холодно от отсутствия прямого общения с вами. Напишите, голубчик, о деле и о себе. О деле вот что: я все думаю о вашем издании «Жизнь»^*. Надо, чтобы 1-й № был прекрасный и такие же все остальные. Для того же, чтобы это было, нужно, по-моему, вот что (вероятно, вы сами думаете то же самое, но я все-таки напишу). Надо, чтобы

1) чтобы все сообщаемые сведения были так точны, чтобы нельзя было в них дать démenti^*. Для этого нужно иметь верных и осторожных корреспондентов.

2) чтобы — особенно в первых № не было видно исключительно религиозное направление (чтобы все было проникнуто религиозным духом, в том, чтобы не было недоброжелательности, а, напротив, любовь к людям, а осуждение и негодование только к поступкам и, главное, к нехристианским учреждениям), но чтобы не были — особенно сначала — высказываемы религиозные основы.

3) чтобы было как можно больше разнообразия: чтобы были обличаемы и взятки, и фарисейство, и жестокость, и разврат, и деспотизм, и невежество. Я вот сейчас знаю: а) как купцы для подавления стачек предложили устроить казарму на 100 казаков, дали на это 50 000, чтобы всегда держать рабочих под страхом, b) знаю подкуп важного чиновника, с) обман чуда^*, d) заседание комиссии пересмотра судебных уставов, где уничтожают все последние остатки обеспечения граждан^*, d) цензурные ужасы^*, е) отношение в Петербурге к голоду^*, f) гонения за веру. Все это надо группировать так, чтобы захватывало как можно больше разнообразных сторон жизни.

4) чтобы в выборе предметов и в освещении их преобладала (если можно — была бы исключительно) точка зрения блага или вреда народа, масс.

5) Чтобы излагалось все серьезным и строгим — без шуточек и брани, языком и сколько возможно более простым, без иностранных и научных выражений.

6) Отделы же журнала мне представляются такими: а) Обработанная статья по какому-нибудь вопросу, хотя ваша, о историческом значении священного писания, или об общинах христианских, или о революции, или о солдатчине и т. п. Такую статью я предлагаю об отказах от военной службы^*, b) известия из России, радостные и нерадостные, с) политическое обозрение с христианской точки зрения, d) библиография.

Все это я пишу, разумеется, не обдумав, не обсудив, но все-таки пишу, потому что что-нибудь вам пригодится и вызовет на мысли. Главное, надо бояться неточности и преувеличения не только в фактах, но и в чувствах, в сентиментальности. Это два главные подводные камня.

Выздоровел ли ваш ребенок? Передайте мою любовь Павле Николаевне; Гале и Шкарвану скажите, что получил их письма и благодарю^*. Ухтомского до сих пор не видал и не надеюсь, да и не желаю видеть^*. Правда, что опасно связываться с правительством^*. Все это будете читать вместе с Чертковым, так что ему ничего не пишу, кроме того, что люблю вас обоих.

Л. Т.

1898 г. Мая 6. Гриневка.

Нынче 6-го не писал тебе, милая Соня. Теперь вечер. 10 часов. Только что приехали Маша с Колей. Я им очень рад. Андрюша едет завтра в Москву, и вот я с ним пишу это. Нынче был сильный дождь с градом. Это важное событие, потому что жара была очень тяжелая. Я нынче только после дождя съездил в деревню Каменку, где не дружное общество и столовая не ладится, так что я совсем отказал и перенесу в другую деревню^*. Зато вчера, после того как я тебе написал письмо на станции^*, я поехал дальше, в дальние бедные две деревни Губаревки, и там все идет прекрасно. Назад ехал через лес тургеневского Спасского вечерней зарей: свежая зелень в лесу и под ногами, звезды в небе, запахи цветущей ракиты, вянущего березового листа, звуки соловья, гул жуков, кукушка и уединение, и приятное под тобой бодрое движение лошади, и физическое и душевное здоровье. И я думал, как думаю беспрестанно, о смерти. И так мне ясно было, что так же хорошо, хотя и по-другому, будет на той стороне смерти, и понятно было, почему евреи рай изображали садом. Самая чистая радость, радость природы. Мне ясно было, что там будет также хорошо, — нет, лучше. Я постарался вызвать в себе сомнение в той жизни, как бывало прежде, — и не мог как прежде, но мог вызвать в себе уверенность.

Если тебе сколько-нибудь неприятно мое желание дать денег на столовые, то посмотри на это желание comme non avenue^* и забудь. Я управлюсь тем, что есть^*.

Хорошо, что Миша выдержал латынь. Очень бы за него обидно было, коли бы он остался. Я совершенно здоров. Напрасно ты присылаешь эти горы провизии.

Много заняли время полученные письма, из которых многие интересны. Больше читаю, чем пишу, и не жалею, потому что совсем неожиданно приходят новые мысли, которые, думается, мне самому полезны. Ну прощай, целую тебя, Мишу, Сашу. Таня у Олсуфьевых, и прекрасно сделала.

Л. Т.

6 мая 1898.

Когда ты уезжаешь из Москвы?^* Я теперь жалею, что не оставил полтавского учителя. А то на Соню и Илюшу оставить все — непрочно. Но во всяком случае приеду, когда ты приедешь. Потом можно будет съездить проведать.

1898 г. Мая 20. Гриневка.

Спасибо вам, дорогой Яков Петрович, за ваше доброе письмо^*. Я не был недоволен и тем письмом^*, но вы, как чуткий к доброте человек, захотели растопить последние остатки льда и вполне успели в этом. От души благодарю вас за это. Вы, верно, знаете, какое преобладающее перед всем другим [значение] приобретает в старости доброта. Я и всегда особенно ценил легенду об Иоанне Богослове, под старость говорившем только: «Братья, любите друг друга», а теперь особенно умиляюсь перед нею. Это одно на потребу.

Живу я теперь у второго сына и занимаюсь распределением помощи нуждающимся крестьянам и Чернского и Мценского уезда, на границе которого я живу в 7 верстах от Спасского, через которое часто проезжаю, так как самая большая нужда в деревнях, окружающих Спасское. Очень приятно было узнать, что крестьяне в имении нашего друга^* были так хорошо наделены землею, в особенности в сравнении с окружающими, что нужды там нет. Проехал я через сад, посмотрел на кособокий милый дом, в котором виделся с вами последний раз^*, и очень живо вспомнил Тургенева и пожалел, что его нет. Я уже лет на пять пережил его.