Ветер — пение

Кого и о чем?

Нетерпение

Меча стать мячом.

Я умер, я умер,

И хлынула кровь

По латам широким потоком.

Очнулся я иначе, вновь

Окинув вас воина оком.

Я видел, что черные Веды,

Коран и Евангелие,

И в шелковых досках

Книги монголов

Из праха степей,

Из кизяка благовонного,

Как это делают

Калмычки зарей,

Сложили костер

И сами легли на него —

Белые вдовы в облако дыма скрывались,

Чтобы ускорить приход

Книги единой,

Чьи страницы — большие моря,

Что трепещут крылами бабочки синей,

А шелковинка-закладка,

Где остановился взором читатель, —

Реки великие синим потоком:

Волга, где Разина ночью поют,

Желтый Нил, где молятся солнцу,

Янцекиянг, где жижа густая людей,

И ты, Миссисипи, где янки

Носят штанами звездное небо,

В звездное небо окутали ноги,

И Ганг, где темные люди — деревья ума,

И Дунай, где в белом белые люди,

В белых рубахах стоят над водой,

И Замбези, где люди черней сапога,

И бурная Обь, где бога секут

И ставят в угол глазами

Во время еды чего-нибудь жирного,

И Темза, где серая скука.

Род человечества — книги читатель,

А на обложке — надпись творца,

Имя мое — письмена голубые.

Да ты небрежно читаешь.

Больше внимания!

Слишком рассеян и смотришь лентяем,

Точно уроки закона божия.

Эти горные цепи и большие моря,

Эту единую книгу

Скоро ты, скоро прочтешь!

В этих страницах прыгает кит

И орел, огибая страницу угла,

Садится на волны морские, груди морей,

Чтоб отдохнуть на постели орлана.

---

Я, волосатый реками…

Смотрите! Дунай течет у меня по плечам

И — вихорь своевольный — порогами синеет Днепр.

Это Волга упала мне на руки,

И гребень в руке — забором гор

Чешет волосы.

А этот волос длинный —

Беру его пальцами —

Амур, где японка молится небу,

Руки сложив во время грозы.

Всегда рабыня, но с родиной царей на смуглой груди,

Ты поворачиваешь страницы книги той,

Чей почерк — росчерки пера морей.

Чернилами служили люди,

Расстрел царя был знаком восклицанья,

Победа войск служила запятой,

А толпы — многоточия,

Чье бешенство не робко, —

Народный гнев воочью,

И трещины столетий — скобкой.

И с государственной печатью

Взамен серьги у уха,

То девушка с мечом —

Противишься зачатью,

То повитуха мятежей — старуха.

Всегда богиня прорицанья,

Читаешь желтизну страниц,

Не замечая в войске убыли,

Престолы здесь бросаешь ниц

Скучающей красавицы носком,

Здесь древний подымаешь рубль

Из городов, засыпанных песком.

А здесь глазами нег и тайн,

И дикой нежности восточной

Блистает Гурриэт эль-Айн,

Костром окончив возраст непорочный.

У горных ласточек здесь гнезда отнимают пашни,

Там кладбища чумные — башни,

Здесь пепел девушек

Несут небес старшинам,

Доверив прах пустым кувшинам.

Здесь сын царя прославил нищету

И робок опустить на муравья пяту,

И ходит нищий в лопани.

Здесь мудрецы живьем закопаны,

Не изменивши старой книге.

А здесь былых столетий миги,

Чтоб кушал лев добычу

Над письменами войн обычаю.

Там царь и с ним в руках младенец,

Кого войска в песках уснули,

С утеса в море бросились и оба потонули.

О, слезы современниц!

Вот степи, где курганы, как волны на волне,

В чешуйчатой броне — былые богдыханы

Умерших табунов.

Вот множество слонов

Свои вонзают бивни

Из диких валунов

Породы допотопной,

И в множество пещер

Несутся с пеньем ливни

Игрою расторопной,

Лавинами воды,

То водопадами, что взвились на дыбы,

Конями синевы на зелени травы

И в кольца свернутыми гадами.

Ты разрешила обезьянам

Иметь правительства и королей,

Летучим проносясь изъяном

За диким овощем полей.

И в глубине зеленых вышек

Ты слышишь смех лесных братишек.

Как ты стара! Пять тысяч лет.

Как складки гор твоих зазубрены!

Былых тысячелетий нет

С тех пор, как головы отрублены

Веселых пьяниц Хо и Хи.

Веселые, вы пили сок

И пьянства сладкие грехи.

Веселым радостям зазорным

Отдавши тучные тела,

Забывши на небе дела,

Вы казнены судом придворным.

Зеваки солнечных затмений,

Схватив стаканы кулаком,

Вы проглядели современья

Сидонии приход второй.

Его судов Цусимою разгром —

Он вновь прошел меж нас, Медина,

Когда Мукден кровавила година,

Корея знала господина

И на восток Ро<ж>ественских путина.

Страна костров и лобных мест, и пыток

Столетий пальцами

Народов развернула свиток,

Целуешь здесь края одежд чумы,

А здесь единство Азии куют умы.

---

Туда, туда, где Изанаги

Читала «Моногатори» Перуну,

А Эрот сел на колена Шангти,

И седой хохол на лысой голове

Бога походит на снег,

Где Амур целует Маа-Эму,

А Тиэн беседует с Индрой,

Где Юнона с Цинтекуатлем

Смотрят Корреджио

И восхищены Мурильо,

Где Ункулункулу и Тор

Играют мирно в шашки,

Облокотясь на руку,

И Хокусаем восхищена

Астарта — туда, туда.