Осень 1921 167. Крученых Лондонский маленький призрак, Мальчишка в 30 лет, в воротничках, Острый, задорный и юркий, Бледного жителя серых камней Прилепил к сибирскому зову на «ченых» . Ловко ты ловишь мысли чужие, Чтоб довести до конца, до самоубийства. Лицо энглиза , крепостного Счетоводных книг, Усталого от книги. Юркий издатель позорящих писем, Небритый, небрежный, коварный, Но девичьи глаза, Порою нежности полный. Сплетник большой и проказа, Выпады личные любите. Вы очарователь<ный> писатель — Бурлюка отрицатель<ный> двойник. Осень 1921 168. "Русь, ты вся поцелуй на морозе!.." Русь, ты вся поцелуй на морозе! Синею молнией слиты уста, Синеют вместе тот и та. Ночами молния взлетает Порой из ласки пары уст. И шубы вдруг проворно Обегает, синея, молния без чувств. А ночь блестит умно и чёрно . <Осень 1921> 169. Одинокий лицедей И пока над Царским Селом Лилось пенье и слезы Ахматовой , Я, моток волшебницы разматывая , Как сонный труп, влачился по пустыне , Где умирала невозможность, Усталый лицедей, Шагая напролом. А между тем курчавое чело Подземного быка в пещерах темных Кроваво чавкало и кушало людей В дыму угроз нескромных. И волей месяца окутан, Как в сонный плащ, вечерний странник Во сне над пропастями прыгал И шел с утеса на утес. Слепой, я шел, пока Меня свободы ветер двигал И бил косым дождем. И бычью голову я снял с могучих мяс и кости И у стены поставил. Как воин истины я ею потрясал над миром: Смотрите, вот она! Вот то курчавое чело, которому пылали раньше толпы! И с ужасом Я понял, что я никем не видим, Что нужно сеять очи, Что должен сеятель очей идти! Конец 1921 — начало 1922
170. "Пусть пахарь, покидая борону…" Пусть пахарь, покидая борону, Посмотрит вслед летающему ворону И скажет: в голосе его Звучит сраженье Трои, Ахилла бранный вой Когда он кружит, черногубый, Над самой головой. Пусть пыльный стол, где много пыли, Седыми недрами волны. И мальчик любопытный скажет: Вот эта пыль — Москва, быть может, А это Пекин иль Чикаго пажить. Ячейкой сети рыболова Столицы землю окружили. Узлами пыли очикажить Захочет землю звук миров. И пусть невеста, не желая Носить кайму из похорон ногтей, От пыли ногти очищая, Промолвит: здесь горят, пылая, Живые солнца, и те миры, Которых ум не смеет трогать, Закрыл холодным мясом ноготь. Я верю, Сириус под ногтем Разрезать светом изнемог темь. Конец 1921 — начало 1922 171. "На глухом полустанке…" На глухом полустанке С надписью «Хопры», Где ветер оставил «Кипя» И бросил на землю «ток», Ветер дикий трех лет, Сломав жестянку, воскликнул: «Вот ваша жизнь!» Ухая, охая, ахая , всей братвой Поставили поваленный поезд, На пути — катись. И радостно говорим все сразу: «Есть!» Рок, улыбку даешь? 14 декабря 1921 172. "Москва, ты кто?.." Москва, ты кто? Чаруешь или зачарована? Куешь свободу Иль закована? Чело какою думой морщится? Ты — мировая заговорщица. Ты, может, светлое окошко В другие времена, А может, опытная кошка: Велят науки распинать Под острыми бритвами умных ученых, Застывших над старою книгою На письменном столе Среди учеников? О, дочь других столетий, О, с порохом бочонок — <Твоих> разрыв оков. 15 декабря 1921 |
