<1915> 81. "В холопий город парус тянет…" В холопий город парус тянет. Чайкой вольницу обманет. Куда гнется — это тайна, Всюду копья и ножи, По корме смоленой стукать На носу темнеет пушка, На затылках хлопцев смушки. Что задумалися, други, Видишь, сам взошел на мост, Чтоб читать приказы звезд. Догорят тем часом зори Кормщик, кормщик, видишь, пря В небе хлещется, и зря? Мчимтесь дальше на досчане ! Мчимся, мчимся, станичане. Моря веслам иль узки? В нашей пре заморский лен, В наших веслах только клен. Браги груз несется пьяный; И красивые невольницы Наливают ковш повольницы . Голубели раньше льны, Собирала псковитянка, Теперь, бурны и сильны, Плещут, точно самобранка. <1915> 82. "Усадьба ночью, чингисхань!.." Усадьба ночью, чингисхань! Шумите, синие березы. Заря ночная, заратустрь! А небо синее, моцарть! И, сумрак облака, будь Гойя! Ты ночью, облако, роопсь ! Но смерч улыбок пролетел лишь, Когтями криков хохоча, Тогда я видел палача И озирал ночную, смел, тишь. И вас я вызвал, смелоликих, Вернул утопленниц из рек . «Их незабудка громче крика», — Ночному парусу изрек. Еще плеснула сутки ось, Идет вечерняя громада. Мне снилась девушка-лосось В волнах ночного водопада. Пусть сосны бурей омамаены И тучи движутся Батыя, Идут слова, молчаний Каины , — И эти падают святые. И тяжкой походкой на каменный бал С дружиною шел голубой Газдрубал. <1915> 83. "Ни хрупкие тени Японии…" Ни хрупкие тени Японии, Ни вы, сладкозвучные Индии дщери, Не могут звучать похороннее, Чем речи последней вечери . Пред смертью жизнь мелькает снова, Но очень скоро и иначе. И это правило — основа Для пляски смерти и удачи. <1915> 84. Зверь + число Когда мерцает в дыме сел Сверкнувший синим коромысел , Проходит Та , как новый вымысел, И бросит ум на берег чисел. Воскликнул жрец : «О, дети, дети!» — На речь афинского посла. И ум, и мир, как плащ, одеты На плечах строгого числа. И если смертный морщит лоб Над винно-пенным уравнением, Узнайте: делает он, чтоб Стать роста на небо растением. Прочь застенок! Глаз не хмуря, Огляните чисел лом. Ведь уже трепещет буря, Полупоймана числом. Напишу в чернилах: верь! Близок день, что всех возвысил! И грядет бесшумно зверь С парой белых нежных чисел! Но, услышав нежный гомон Этих уст и этих дней, Он падет, как будто сломан, На утесы меж камней. 21 августа 1915 85. "И снова глаза щегольнули…" И снова глаза щегольнули Жемчугом крупным своим И просто и строго взглянули На то, что мы часто таим. Прекрасные жемчужные глаза, Звенит в них утром войска «вашество». За серебром бывают образа, И им не веровать — неряшество. Упорных глаз сверкающая резь И серебристая воздушь. В глазах: «Певец, иди и грезь!» — Кроме меня понять кому ж? И вы, очаревна, внимая, Блеснете глазами из льда. Взошли вы, как солнце в погоду Мамая, Над степью старою слов «никогда». Пожар толпы погасит выход Ваш. Там буду я, вам верен, близь, Петь восхитительную прихоть Одеть холодных камней низь. Ужель, проходя по дорожке из мауни , Вы спросите тоже: «Куда они?» Сентябрь-октябрь 1915 |
