Святослав И снова, меж вас пролетая, Вскрикну: «Иду я на вы!» Горе: кайма золотая Обвила пространство главы. Чело, презиравшее неги, И лоб, не знавший слов «страшно», Налили вином печенеги И пили так, славя мной брашно . Пугачев Я войско удальцов Собрал со всех сторон И нес в страну отцов Плач смерти, похорон. Самко Я жертвой был течений розных, Мои часы шли раньше звездных. Заведен люд на часы. Чашкой гибели весы Наклонилися ко мне, Я упал по звезд вине. Ян Гус Да, давно и я горе<л>. И, старее, чем вселенная, Мутный взор (добыча хворости), Подошла ко мне согбенная Старушка милая, вся в хворосте . Я думал, у бабушки этой внучат Много есть славных и милых, Подумал, что мир для сохи непочат И много есть в старого силах. «Простота, — произнес я, — святая», — То я подумал, сюда улетая. Ломоносов Я с простертою рукой Пролетел в умов покой. Разин Я полчищем вытравил память о смехе, И черное море я сделал червонным, Ибо мир сделан был не для потехи, А смех неразлучен со стоном . Топчите и снова топчите, мои скакуны, Волынский Знайте, что новые будут Бироны И новых «меня» похороны. Ганнибал Да, да: ты прав, пожалуй. Коперник, добрый малый. Коперник Битвы доля бойцу кажется Лучезарной, вместе лучшей. Я не спорю. Спорить сердце не отважится, Враждовал я только с тучею. Быть , рукой судьбы ведом, Ходит строгим чередом. Ганнибал Раз и два, один, другой, Тот и тот идут толпой. Нагибая звездный шлем, Всяк приходит сюда нем. Облеченный в звезд шишак, Он, усталый, теневой, Невесомый, не живой, Опустил на остров шаг. Ужель от Карлов наводнение Ведет сюда все привидения? Вопль духов На острове вы. Зовется он Хлебников. Среди разъяренных учебников Стоит, как остров, храбрый Хлебников — Остров высокого звездного духа. Только на поприще острова сухо — Он омывается морем ничтожества. Множества Наши клятвы и обеты Клеветой замыла злоба, В белый холст мы все одеты Для победы или гроба, Иль невиданных венков, Иль неслыханных оков. Голос из нутра души Как на остров, как на сушу, Погибая, моряки, Так толпой взошли вы в душу Беседой взаимной Умы умы покоят, Брега гостеприимно Вам остров мой откроет. О, духи великие, я вас приветствую. Мне помогите вы: видите, бедствую? А вам я, кажется, сродни, И мы на свете ведь одни. Совет 1911–1913 229. Война в мышеловке 1 Вы помните? Я щеткам сапожным Малую Медведицу повелел отставить от ног подошвы, Гривенник бросил вселенной и после тревожно Из старых слов сделал крошево . Где конницей столетий ораны Лохматые пашни белой зари, Я повелел быть крылом ворону И небу сухо заметил: «Будь добро, умри!» И когда мне позже приспичилось, Я, чтобы больше и дальше хохотать, Весь род людей сломал , как коробку спичек, И начал стихи читать. Был шар земной Прекрасно схвачен лапой сумасшедшего . — За мной! Бояться нечего! 2 И когда земной шар, выгорев, Станет строже и спросит: «Кто же я?» — Мы создадим «Слово Полку Игореви» Или же что-нибудь на него похожее. Это не люди, не боги, не жизни, Ведь в треугольниках — сумрак души! Это над людом в сумрачной тризне Теней и углов Пифагора ковши. Чугунная дева вязала чулок Устало, упорно. Широкий чугун Сейчас полетит, и мертвый стрелок Завянет, хотя был красивый и юн. Какие люди, какие масти В колоде слухов, дань молве! Врачей зубных у моря снасти И зубы коренные, но с башнями «Бувэ» ! И старец пены, мутный взором, Из кружки пива выползая, Грозит судьбою и позором, Из белой пены вылезая. |
