<3> Малявина красивицы, в венке цветов Коровина , Поймали небоптицу. Хлопочут так и сяк. Небесная телега набила им оскомину. Им неприятен немец, упитанный толстяк. И как земно и как знакомо И то, что некоторые живы, И то, что мышь на грани тома, Что к ворону По — ворон Калки ленивый! <4> Как! И я, верх неги, Я, оскорбленный за людей, что они такие, Я, вскормленный лучшими зорями России, Я, повитой лучшими свистами птиц, — Свидетели: вы, лебеди, дрозды и журавли! — Во сне провлекший свои дни, Я тоже возьму ружье (оно большое и глупое, Тяжелее почерка) И буду шагать по дороге, Отбивая в сутки 365x317 ударов — ровно. И устрою из черепа брызги, И забуду о милом государстве 22-летних , Свободном от глупости возрастов старших, Отцов семейства (обшественные пороки возрастов старших). Я, написавший столько песен, Что их хватит на мост до серебряного месяца. Нет! Нет! Волшебницы дар есть у меня , сестры небоглазой . С ним я распутаю нить человечества, Не проигравшего глупо Вещих эллинов грез, Хотя мы летаем. Я ж негодую на то, что слова нет у меня, Чтобы воспеть мне изменившую Избранницу сердца. Ныне в плену я у старцев злобных , Хотя я лишь кролик пугливый и дикий, А не король государства времен , Как зовут меня люди: Шаг небольшой, только «ик», И упавшее «о», кольцо золотое, Что катится по полу. <5> Вы были строгой, вы были вдохновенной, Я был Дунаем, вы были Веной. Вы что-то не знали, о чем-то молчали, Вы ждали каких-то неясных примет. И тополи дальние тени качали, И поле лишь было молчанья совет. <6> Панна пены, Пана пены, Что вы — тополь или сон? Или только бьется в стены Роковое слово «он»? Иль за белою сорочкой Голубь бьется с той поры, Как исчезнул в море точкой Хмурый призрак серой при ? Это чаек серых лет! Это вскрикнувшие гаги! Полон силы и отваги, Через черес он войдет! <7> Где волк воскликнул кровью: «Эй! Я юноши тело ем», — Там скажет мать: «Дала сынов я».— Мы, старцы, рассудим, что делаем. Правда, что юноши стали дешевле? Дешевле земли, бочки воды и телеги углей? Ты, женщина в белом, косящая стебли, Мышцами смуглая, в работе наглей! «Мертвые юноши! Мертвые юноши!» — По площадям плещется стон городов. Не так ли разносчик сорок и дроздов? — Их перья на шляпу свою нашей. Кто книжечку издал «Песни последних оленей» Висит, продетый кольцом за колени, Рядом с серебряной шкуркою зайца, Там, где сметана, мясо и яйца! Падают Брянские, растут у Манташева , Нет уже юноши, нет уже нашего Черноглазого короля беседы за ужином. Поймите, он дорог, поймите, он нужен нам! <8> Не выли трубы набат о гибели: «Товарищи милые, милые выбыли». Ах, вашей власти вне не я — Поет жестокий узор уравнения. Народы бросились покорно, Как Польша, вплавь, в мои обители, Ведь я люблю на крыльях ворона Глаза красивого Спасителя! За ним, за ним! Туда, где нем он! На тот зеленый луг, за Неман ! За Неман свинцовый и серый! За Неман, за Неман, кто верует! <9> Я задел нечаянно локтем Косы, сестры вечернему ворону, А мост царапал ногтем Пехотинца, бежавшего в сторону. Убийцы, под волнами всхлипывая, Лежали, как помосты липовые. Чесала гребнем смерть себя, Свои могучие власы, И мошки ненужных жизней Напрасно хотели ее укусить. <10> Девы и юноши, вспомните, Кого мы и что мы сегодня увидели, Чьи взоры и губы истом не те, — А ты вчера и позавчера «увы» дел и. Горе вам, горе вам, жители пазух, Мира и мора глубоких морщин, Точно на блюде, на хворях чумазых Поданы вами горы мужчин. Если встал он, Принесет ему череп Эс, Вечный и мирный, жизни первей! Это смерть идет на перепись Пищевого довольства червей. Поймите, люди, да есть же стыд же, Вам не хватит в Сибири лесной костылей, Иль позовите с острова Фиджи Черных и мрачных учителей И проходите годами науку, Как должно есть человечью руку. Нет, о друзья! Величаво идемте к Войне Великаньше, Что волосы чешет свои от трупья. Воскликнемте смело, смело, как раньше: «Мамонт наглый, жди копья! Вкушаешь мужчин а la Строганов ». Вы не взошли на мой материк! Будь же неслыхан и строго нов, Похорон мира глухой пятерик . Гулко шагай и глубокую тайну Храни вороными ушами в чехлах. Я верю, я верю, что некогда «Майна!» Воскликнет Будда или Аллах. |