Дейзи слышно было, как Карл разговаривает по телефону в соседней комнате. Она не могла разобрать слов, но догадалась, что Карл просит телефонную службу не соединять его ни с кем, кроме президента США.

Войдя в комнату, Карл ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Он медленно приближался к Дейзи. Дейзи встала со стула. Ей вовсе не хотелось, чтобы Карл Майер считал, что сумел ее соблазнить. Она поступала так, как ей самой хотелось. И это не имело ровно никакого отношения к самой личности Карла Майера. Дейзи хотела, чтобы он знал это.

– Что ж, хорошо, – медленно произнесла Дейзи и сама направилась в спальню.

Карл последовал за ней. Он задержался на секунду, чтобы прикрыть дверь спальни, и когда снова повернулся к Дейзи, то увидел, что она медленно расстегивает пуговицы шелковой блузки. Дейзи не хотелось, чтобы это делал Карл.

Карл молча наблюдал за раздевающейся Дейзи. Когда она все с тем же безжизненным выражением лица освободилась от лифчика и трусиков, он подошел поближе и коснулся рукой ее груди. Дейзи оттолкнула его руку, но не грубо, а скорее как-то равнодушно. Она молча подошла к постели, легла на спину и стала безучастно смотреть, как раздевается Карл.

Закончив, он опустился на колени рядом с Дейзи и стал нежно поглаживать ее соски. Дейзи снова оттолкнула его руки. Улыбнувшись, Карл медленно протиснул ладонь между крепко сжатых ног Дейзи. О, он по-прежнему умел вызывать у нее желание!

– Не убирай руку, – медленно и четко произнесла Дейзи.

Как только все было закончено, Дейзи легла на бок, повернувшись к Карлу спиной. Окна номера, должно быть, выходили на юг. Дейзи было видно, что солнце освещает только правые скаты крыш противоположных домов. На карнизе напротив сидели на некотором расстоянии друг от друга три огромных голубя.

Карл положил руку на плечо Дейзи.

– Ты сама понимаешь, что сейчас это нужно нам обоим. К тому же, я рад отметить, что за долгие годы разлуки мы оба не забыли, как доставлять и получать удовольствие.

Дейзи молчала. Она почему-то подумала вдруг о Уэймере, попыталась представить себе, что делает сейчас Эндрю. Потом равнодушно подумала о том, что лежит обнаженная на постели Карла Майера. Затем – о Софи, лежащей в белой ночной рубашке на белой постели. А чем, собственно, кома отличается от сна? Дейзи почувствовала смутную тревогу. Карл сумел возбудить ласками ее тело, вызвать у нее острое, горячее желание, дать ей ощущение физического освобождения и даже, на какой-то момент – чувство облегчения.

Но то, что она чувствовала сейчас, было куда сильнее – Дейзи хотела немедленно вернуться в больницу.

– Я должна одеться, – сказала она Карлу.

За исключением чрезвычайных обстоятельств, личные помощники министра не занимаются его неслужебными делами. Английские чиновники тщательно следят, чтобы деньги налогоплательщиков использовались строго по назначению. Личными делами министра занималась секретарь из палаты общин, которой Эндрю платил жалованье из собственного кармана. Она и позвонила в Тоскану, чтобы отменить заказ на виллу, где Эндрю и Дейзи собирались провести три недели в конце лета – начале осени. В середине августа парламент распустили наконец на каникулы.

Дейзи согласилась с Эндрю, что ему необходимо отдохнуть от дома на Чейни-стрит и отправиться куда-нибудь, где нет ненавистных красных чемоданов, где можно ходить гулять, читать романы и мемуары, валяться целыми днями на диване. Мистер и миссис Харвуд надеялись, что он захочет провести отпуск в Лонг-Грин, но Эндрю решил по-другому. Секретарша заказала ему номер, выходящий окнами на Соборную площадь, в одной из гостиниц Уэссекса, близ Винчестера. В августе здесь отдыхали в основном иностранные туристы, так что никто не должен был узнать Эндрю. Мартин Троуэр знал о местонахождении Эндрю, но в официальный дневник министра ничего записывать не стали – таким образом можно было избежать необходимости брать с собой детектива. Эндрю требовалось побыть одному, отключиться абсолютно от всего.

Впервые за многие годы Дейзи осталась в доме на Чейни-стрит абсолютно одна. Мэтти отдыхал с приятелем под Вероной, и даже Ингрид уехала в отпуск.

Эндрю поехал в Винчестер на собственной машине – он по-прежнему предпочитал марку «симитар». Обычно машина стояла круглый год в гараже на крыше дома. До Винчестера было всего шестьдесят пять миль, и Эндрю хотел иметь возможность в случае необходимости в любой момент сесть за руль и вернуться в Лондон.

Окна номера выходили на северную часть знаменитого собора, где росли древние, как сам собор, деревья и возвышалось среди густой травы несколько надгробий. Когда наступали теплые летние вечера, вокруг могильных камней стрекотали сверчки. Они превращали надгробия в зловещие белесые пятна и делали черные тени на земле еще более мрачными и угрюмыми.

Однажды утром Эндрю увидел на ветвях растущего под окном дерева стаю черных грачей. Два грача с громким клекотом слетели на землю и принялись остервенело клевать друг друга, шумно колотя по воздуху черными крыльями. Бой продолжался до тех пор, пока одна из птиц не оказалась распростертой на земле. Победитель гордо вонзил в жертву свой острый клюв.

Сцена эта показалась Эндрю отвратительной. Интересно, если бы он высунулся в окно и громко крикнул, смогло бы это остановить дерущихся? В этот момент грач-победитель взлетел на ветку дерева и стал крутить в разные стороны черную шею, оправляя таким образом растрепанные перья. Через несколько секунд на землю соскочили еще два грача – видимо, Эндрю наблюдал ритуальные поединки птиц. На этот раз зрелище поглотило его целиком и полностью.

Наблюдая за грачами, Эндрю вспомнил вдруг статую в мастерской Дейзи – двух огромных голубей, слившихся в объятии. Еще он вспомнил, что сказала ему Дейзи много лет назад о голубях Эпштейна. «Несмотря на откровенность сцены, в них все же есть что-то удивительно невинное». Эндрю вспомнил, как они сидели тогда в ресторане – кажется, это была их вторая встреча. По щекам его медленно катились горячие слезы.

Эндрю зашел в ванную умыться и вернулся к окну, все еще держа в руках полотенце. Грачи спокойно сидели на ветках.

Эндрю взглянул на часы: он, пожалуй, успеет съездить в Лондон и к вечеру вернуться обратно. Ему необходимо побывать сегодня в больнице у Софи.

Единственным видом отдыха, привлекавшим Бена Фронвелла, был парусный спорт. Это позволяло снять напряжение от тяжелой работы и в то же время давало выход его беспокойному характеру. Бен никогда не мог понять людей, готовых сидеть часами на склоне какого-то забытого Богом холма где-нибудь в Италии. Ну что за дурацкий способ убить время!

Яхта Бена стояла на острове Уайта. Стоя на капитанском мостике, Бен испытывал настоящую радость от того, что ему подчиняется команда, от возможности соревноваться с другими яхтсменами, бросить вызов морской стихии. Команду яхты составляли два биржевых маклера и адвокат. На судне царила дружеская атмосфера – этим людям незачем было бояться Бена: когда на море был шторм, все зависели друг от друга в равной степени. В «Бастионе» дружеские отношения подчиненных с Беном Фронвеллом всегда были окрашены сознанием того, что шеф может в любую минуту стереть любого из них в порошок.

Анджела ненавидела яхту из-за отсутствия привычных удобств.

– Подобие идиллии на морских волнах не имеет ничего общего с действительностью, – говорила она. – Я лучше займусь чем-нибудь поинтереснее на берегу.

Яхтсмены, ходившие вокруг Коуэза, казалось, особенно гордились тем, что на острове Уайта не было ни одного пятизвездочного отеля. Вероятно, так они чувствовали себя ближе к природе. Анджела нисколько не сомневалась, что это – еще одна извращенная форма снобизма. Можно было с ума сойти от этого жуткого трехзвездочного отеля, где ей приходилось убивать время.

Сейчас Анджела сидела в шезлонге на балконе своей комнаты. На голове миссис Фронвелл красовалась огромная соломенная шляпа, закрывавшая от солнца лицо. Хотя Анджела вообще не садилась загорать раньше четырех часов дня, когда солнце теряло свою силу, все же она не рисковала оставить лицо открытым. Время от времени Анджела приоткрывала один глаз и обводила взглядом то, что в проспекте отеля гордо именовалось панорамным видом – все эти жуткие лодки, снующие туда-сюда. Она заметила на горизонте теплоход типа QE2, направляющийся в сторону Саутгемптона. Анджела давно мечтала переплыть на таком теплоходе океан. Причем желательно не круизным рейсом. Говорят, там кормят все три дня путешествия белужьей икрой. Анджеле требовалось для хорошего отдыха не так уж много – просто устроиться поудобнее в комфортабельной каюте океанского лайнера и забыть абсолютно обо всем. Анджела потянулась к сигаретам и зажигалке.