Минут через десять Дейзи потихоньку выскользнула из-под Эндрю, подняла покрывало и снова легла, обняв его одной рукой. Так Дейзи лежала до тех пор, пока Эндрю, повернувшись во сне, не обнял ее сам. Наконец и она заснула.

В следующий понедельник Дейзи собралась наконец побывать в палате общин.

Эндрю купил ей билет на галерею для гостей. В тот день в палате как раз должны были проходить дебаты. В два пятнадцать Дейзи вступила вместе с другими экскурсантами под величественные своды палаты, выполненные сэром Гилбертом Скоттом. Если верить программке, через пять минут начнется процессия спикера.

Ровно в два двадцать дежурящий в холле полисмен громогласно потребовал: «Шапки долой, чужестранцы!» Затем раздался такой звук, точно по мраморным плитам пола марширует в ногу целый полк солдат. Мимо «чужестранцев» проследовал мужчина в парике, черных бриджах до колен и туфлях с блестящими пряжками. Он нес на одном плече огромный золоченый жезл. За ним важно вышагивал еще один мужчина в длинном черном одеянии и парике, надетом немного набекрень. Должно быть, это и был спикер. За спиной спикера шагали еще два человека в средневековых костюмах.

Затем экскурсантов провели на галерею для гостей, и человек, одетый в черное с большим латунным диском на груди, показал Дейзи ее место. Дейзи посмотрела вниз и увидела, что человек в парике набекрень сидит теперь в другом конце зала напротив центрального прохода. По обе стороны от прохода стояли рядами обитые зеленой кожей скамейки, на которых сидели несколько мужчин и женщин. В основном они переговаривались между собой, хотя мужчина, только что вставший с одной из передних скамеек, предназначенных для членов правительства, стоял теперь за кафедрой и готовился отвечать на вопросы.

Дейзи напрасно искала глазами Эндрю. Он сказал ей, что собирается «попасться на глаза спикеру» и принять участие в дебатах по вопросам торговли. В избирательном округе Эндрю находилась небольшая шерстяная фабрика, владельцы и рабочие которой были заинтересованы в одном из пунктов билля, который будут сегодня обсуждать.

Дейзи пыталась понять, насколько тори отличаются от лейбористов. Однако она так и не смогла ответить на этот вопрос – манишки депутатов от консерваторов были безукоризненно накрахмалены, галстуки заколоты золотыми булавками, но в общем выглядели и те и другие примерно одинаково. Впрочем, сказала себе Дейзи, любые представители одной и той же профессии, когда собираются большой компанией, выглядят абсолютно одинаково. Например, журналисты.

Незадолго до окончания парламентских запросов и начала дебатов из двери за спиной спикера стали появляться все новые и новые депутаты. Жаль, что на правительственной скамье не было сегодня нового премьер-министра, Джеймса Каллагана. Неожиданно из-за спины спикера появилась Рейчел Фишер. На ней был строгий серый костюм, она перебросилась парой слов с несколькими коллегами, чему-то рассмеялась и заняла место на самой верхней скамье оппозиции.

И тут появился наконец Эндрю Харвуд. Он остановился поболтать с каким-то мужчиной, затем уселся на третью по счету скамью. Теперь все происходящее внизу приобрело для Дейзи особый смысл.

В первый раз, когда Эндрю взмахнул своим мандатом, желая привлечь внимание спикера, вместо него вызвали кого-то другого. Во второй раз спикер наконец произнес:

– Мистер Харвуд.

Дейзи не знала, что спикер был единственным человеком в палате, которому разрешалось называть депутатов по фамилии, а не произносить всякий раз: «депутат от округа такого-то».

Дейзи не могла разобрать ни слова из того, что говорил Эндрю о шерстяной промышленности Уэймера. Она целиком была поглощена самим видом Эндрю. Как уверенно и грациозно он держится. Все всяких сомнений, Эндрю Харвуд – самый симпатичный мужчина из всех присутствующих.

Эндрю вновь сел на свое место и поднял глаза в сторону галереи для гостей. Увидев Дейзи, он написал какую-то записку и отдал ее дежурному секретарю. Через несколько минут секретарь передал Дейзи сложенный вдвое листочек.

«Можешь подождать меня в центральном вестибюле? Я выйду в четыре сорок пять».

Дейзи дождалась, пока Эндрю снова поднимет голову, и несколько раз кивнула.

Дейзи и Эндрю спустились вместе по огромной лестнице с полированными дубовыми перилами на первый этаж, который заканчивался террасой, выходящей на Темзу. На террасе стояли столики, где обычно пили чай члены парламента. Отсюда открывался потрясающий вид на Темзу – баржи плыли по темно-синей воде, переливающейся в лучах июньского солнца, а подняв глаза, можно было увидеть причудливые готические башенки самого здания парламента. К их столику подходили другие члены парламента, и Эндрю представлял их всех Дейзи. Девушка чувствовала себя необыкновенно гордой и почти безоблачно счастливой.

После чая Эндрю повел Дейзи в свой кабинет. Они пересекли Нью-Пелейс-ярд, затем Бридж-стрит. Как и другие недавно избранные члены парламента, Эндрю получил кабинет не в самом Вестминстерском дворце, а в Шоу-билдинг, в нескольких минутах ходьбы от Вестминстерского дворца.

– Американцы обычно очень удивляются, увидев наши крохотные кабинетики, – предупредил девушку Эндрю. – Некоторым депутатам приходится сидеть по двое, так что, верь не верь, мне еще повезло, что досталась хотя бы эта обувная коробка.

Когда Эндрю открыл перед Дейзи дверь кабинета, девушка убедилась, что он не преувеличивает – комната была настолько мала, что здесь едва хватало места для письменного стола, трех стульев и шкафчика с картотекой. Эндрю вызвал своего секретаря, которая, кроме него, обслуживала еще одного депутата оппозиции, и поэтому ей приходилось ходить сюда из другого конца здания. Когда девушка наконец появилась, Дейзи ушла.

Что ж, жизнь рядового депутата парламента оказалась довольно скромной. И все равно Дейзи она нравилась – ведь это была частичка жизни Эндрю.

– Все равно тебе придется обо всем написать Карлу, – сказала Анджела.

– Я знаю, – уныло согласилась Дейзи.

Сегодня был вторник, и девушки завтракали в своем любимом баре.

– Понимаешь, – призналась Дейзи, – все ведь получилось в результате именно так, как надеялись мои родители.

– Ты ведь очень любишь своих стариков, – сказала Анджела. – Иначе тебе пришлось бы выйти замуж за Карла им назло, несмотря на то, что теперь твое сердце принадлежит другому. Поверь мне, Дейзи, ты – не лучшая актриса, и Карл наверняка и сам уже обо всем догадался по изменившемуся тону твоих писем.

– Но что, что я могу написать? «Дорогой Карл! Я больше не хочу выходить за тебя замуж, потому что влюбилась в одного англичанина по имени Эндрю. А поскольку моя подруга Франсез считает, что я моноэротична, я не смогу больше лечь с тобой в постель. Хотя я вовсе не уверена, что через месяц этот самый Эндрю все еще будет меня хотеть». Так, что ли?

Дейзи потерянно смотрела в тарелку с куриным салатом.

Анджела улыбнулась подруге.

– Как только ты напишешь это письмо, сразу почувствуешь себя лучше. Напечатай сначала на машинке. Когда печатаешь, то как будто составляешь официальный документ, а это помогает не попадать во власть эмоций. По крайней мере, так бывает со мной. Хотя, по правде говоря, я и без того не так уж часто попадаю во власть эмоций. Что же касается Эндрю, то он ведь из тех, кто уже почувствовал, что пора уже на ком-то остановиться и свить семейное гнездышко. Предположим, он решит, что ты вполне для этого подходишь. Ты бы вышла за него замуж?

Дейзи нахмурилась.

– Все это так отвратительно. Я до сих пор еще думаю иногда, какие замечательные дети могли бы получиться у нас с Карлом Майером. А через секунду начинаю думать то же самое про Эндрю. А раньше я именно так определяла, серьезно ли отношусь к своему любовнику – спрашивала себя, хочу ли детей от этого человека. Я вовсе не собираюсь превращаться на полжизни в кормящую мать, но, когда я действительно люблю мужчину, мне приходит в голову именно мысль о ребенке. А ты когда-нибудь думала об этом?