Дейзи не выдержала и расплакалась. И тут же на себя разозлилась. Карла только позабавят ее слезы. Он лежит и смотрит на нее с таким видом, будто он, Карл Майер, – сам Господь Бог, а Дейзи – взбалмошная девчонка и можно не обращать внимания на перепады ее настроения – все пройдет. А самое обидное, что он, пожалуй, прав. За свои двадцать три года Дейзи не встречала личность более блестящую, чем профессор Карл Майер.

– Вернись ненадолго в постельку, малышка, – позвал Карл.

– А я вот не хочу, – Дейзи даже топнула ногой от возмущения. – И ты зря думаешь, что всегда можно успокоить меня, затащив в постель и продемонстрировав в очередной раз, какой ты сногсшибательный любовник.

Дейзи схватила брошенный на пол пояс, повернулась к Карлу спиной и взглянула на свое отражение в зеркале над бюро. Она так сильно затянула пояс, что пряжка застегнулась не на ту дырочку. Придется оставить как есть и сделать вид, что так и надо. Ведь Карл сразу же поймет: Дейзи настолько потеряла контроль над собой, что даже руки не слушаются ее. А девушке совсем не хотелось доставлять ему такого удовольствия. Дейзи было хорошо видно в зеркале лицо Карла. Опять эта его противная снисходительная улыбка! Профессор Майер забавляется.

Она снова повернулась к Карлу.

– Больше всего на свете я ненавижу твою чертову самоуверенность! Ты такого высокого мнения о себе, словно все остальные просто не существуют. Ты у нас интеллектуал новой формации. Ты скоро займешь важный пост в Вашингтоне. В постели Карл Майер – просто блеск! А я – я иногда чувствую себя просто твоей куклой.

Дейзи бросила взгляд в окно. Пока они ссорились, небо потемнело – собирался дождь. Ей нравилось вести машину под дождем. Она доберется до Манхэттена часа за полтора.

Подойдя к окну, девушка стала смотреть на дома напротив – в некоторых окнах уже горел свет, и теперь они казались мерцающими бликами на фоне увитых плющом стен. Даже сейчас, в плохом настроении, она подумала о том, что ей очень нравится Принстон. И снова Дейзи повернулась к кровати, на которой лежал обнаженный Карл.

Вот он приподнялся на локте и потянулся к пачке сигарет, лежащей на тумбочке. Кудрявые волосы Карла касались шеи. Дейзи нравилось смотреть на них. Она всегда восхищалась контрастом белизны его кожи и темных волос. И еще ей нравилось каждый раз находить в густой шевелюре Карла слабые, едва заметные намеки на лысину – хоть в чем-то и он был уязвим!

Карл закурил и снова устроился поудобнее на подушках, лежавших в изголовье полированной кровати. В ногах его лежали скомканные одеяло и покрывало. В комнате Карла всегда было жарко – он не любил мерзнуть и никогда не допускал, чтобы температура опускалась ниже семидесяти по Фаренгейту.

Карл нисколько не стеснялся своей наготы. У него была стройная фигура и ослепительно белая кожа. Сейчас он лежал, согнув ноги в коленях, правая рука с сигаретой небрежно свисала с кровати. Дейзи поймала себя на том, что уже почти не сердится.

– Мы живем в свободной стране, – произнес Карл, сверкнув на нее глазами. – И ты, конечно, можешь сердиться сколько тебе вздумается. И все же, когда успокоишься, будь добра, объясни мне, с чего это ты взяла, что я собираюсь жениться на кукле.

Дейзи молчала, опять отвернувшись к окну.

Карл продолжал курить.

– Я не совсем правильно выразилась, – уточнила она. – Вернее, ты обращаешься со мной не как с куклой, а как с любимой ученицей.

Дейзи познакомилась с Карлом Майером еще студенткой первого курса Рэдклиффа. В свои тридцать четыре года он был уже профессором. Каждый, кто интересовался политикой, приезжая в Принстон, считал своим долгом побывать хотя бы на одной лекции профессора Майера.

Карл умел излагать свои довольно радикальные взгляды с редким интеллектуальным обаянием и блеском.

– Мне, в общем-то, нравится твоя манера общаться с людьми, – продолжала Дейзи. – Ты любишь подразнить собеседника, бросить ему вызов, чтобы заставить раскрыться по-настоящему. И ты всегда удивляешь меня – моему телу и уму благодаря тебе открываются неизведанные ранее чувства и мысли. О, с тех пор как мы встретились, я обожала быть твоей любимой ученицей. Вот только я не уверена, что хочу выйти за тебя замуж. Пока. Я ведь только что закончила свои занятия в Колумбии. И, представь себе, все-таки я хочу попытаться стать скульптором.

Дейзи села в кожаное кресло у окна, не замечая разбросанной одежды Карла.

– Я ведь уже говорил тебе, Дейзи, что ты вполне можешь продолжать заниматься скульптурой. Только сейчас, пока я в Принстоне, хорошо бы тебе снять студию здесь, а не в Нью-Йорке. Но это все детали. Сейчас твое содержание оплачивает отец. Если мы поженимся, это смогу делать я. И ты сможешь не заботиться о деньгах до тех пор, пока твои занятия начнут приносить доход. Поверь, я вовсе не стремлюсь превратить тебя в маленькую домохозяйку и маму.

Дейзи, задумчиво склонив голову, вертела меж пальцев кожаную пуговицу на кресле. Непослушная прядь вьющихся золотисто-каштановых волос упала ей на щеку. Плавным движением руки она убрала ее. Карл Майер восхищался каждым движением Дейзи – девушка была поразительно грациозна. Сейчас она пристально смотрела на Карла своими серыми глазами. От ее раздражения не осталось и следа.

– И потом, Дейзи, – вновь обратился к ней Карл. – Через два года следующие выборы. Если переизберут на новый срок Форда, международной политикой по-прежнему будет командовать Киссинджер. А ты знаешь, что он не оставил без внимания мою статью об оборонной политике в «Комментари». Признаться, он наверняка усматривает в моем предполагаемом переезде в Вашингтон угрозу для себя лично. Но я готов держать пари, что такой сильный и умный человек, как Киссинджер, не побоится использовать меня в качестве специалиста по контролю над вооружениями. Если так, я немедленно увольняюсь из колледжа и переезжаю в столицу. И кто знает, чем все это обернется? Министров американского кабинета можно ведь не только избирать, но и назначать. Самого Киссинджера никто не избирал.

Карл не сводил глаз с девушки.

– Тебе очень понравится в Вашингтоне, Дейзи, – уверял он. – К тому же, если ты станешь моей женой, это поможет и твоей карьере скульптора. Только представь себе. У твоих дверей будут толпиться политики, сгорающие от желания, чтобы именно Дейзи Брюстер запечатлела их в бронзе. Без малейших твоих усилий. В Вашингтоне ты будешь общаться с людьми своего круга. Да и твоим родителям придется наконец смириться с ситуацией.

Дейзи отвела взгляд. Ей, впрочем, всегда казалось, что неприязнь мистера и миссис Брюстер к Карлу Майеру делает его еще желанней. Но сейчас не время думать о неприятии ее родителями возможности их брака. Они ведь говорят совсем не об этом.

– Ты знаешь намного больше меня, – возразила Дейзи. – И так будет всегда. Сейчас мне это нравится. Но пойми: если я выйду за тебя замуж прямо сейчас, то никогда не смогу избавиться от чувства, что ты подавил меня, подмял под себя. Ведь мне уже двадцать три года, а я ни одного дня в своей жизни не прожила сама по себе. Рэдклифф не в счет. Вот и теперь, в Нью-Йорке, я снимаю квартиру на пару с подругой. А на каникулы езжу к родителям в Филадельфию.

Все еще лежа в постели, Карл закурил еще одну сигарету и, устроившись поудобней, продолжал наблюдать за Дейзи. Она улыбнулась про себя. Ей было забавно сидеть в кремовой шелковой кофте и твидовом костюме рядом с абсолютно голым мужчиной и обсуждать свое будущее.

– В прошлый уик-энд мама с папой предложили мне поехать в Лондон и прослушать несколько семестров в Королевской школе искусств. Они оплатят расходы.

Карл Майер вспыхнул:

– Что ж, наши драгоценные мама с папой в своей лицемерной пуританской манере намерены настоять на своем и разлучить нас. Да?