В такие вечера, как сегодня, когда яхтсмены наслаждались обществом друг друга, Анджела и Бен почти не бывали вдвоем. Но в одно из воскресений супруги встретились после ужина в баре, и Анджела заговорила с мужем о последней редакционной статье «Бастиона». В отсутствие Бена за газету отвечал его заместитель, хотя Фронвелл звонил в «Бастион» примерно через день.

– Я заметила, что ты перестал пинать Эндрю Харвуда, – начала Анджела. – Это из-за его дочери?

Бен цинично ухмыльнулся. Некоторые тираны любят, чтобы окружающие считали их мягкосердечными. Бен Фронвелл был не из их числа.

– Просто в августе никто не проявляет интереса к политике, – ответил он на вопрос жены. – Разве только если кого-нибудь из них заснимут со спущенными штанами.

Анджела слегка поморщилась, но промолчала. Она прекрасно знала, что, как все тираны, Бен Фронвелл вовсе не чужд сентиментальности.

Поймав на себе взгляд жены, Бен произнес:

– Конечно, ты можешь возразить, что я мог снова напасть на Харвуда до того, как парламент распустили на каникулы. Что ж, иногда и я бываю мягкосердечен. Но не надейся, что это продлиться долго. Как только я вернусь в сентябре в «Бастион», все пойдет по-старому.

Карл и Джослин Майер провели часть отпуска в Хэмптон-бэй, а конец августа – на Французской Ривьере.

– В Хэмптоне у семьи Джослин – самый настоящий дворец, правда, обшитый деревом. Все это претендует на скромность, но при этом занимает больше мили песчаного пляжа, – рассказывал Карл, когда они с Дейзи снова завтракали в его номере в отеле «Кларидж». – От Хэмптон-бэй до аэропорта «Кеннеди» всего час езды. И для чего же еще существуют на свете «Конкорды», если не для того, чтобы я мог слетать на пару дней в Лондон с «неофициальным визитом».

В следующий раз Карл прилетел в Лондон из Ниццы. Он довольно долго звонил Дейзи, прежде чем сумел застать ее дома. Карл не стал спрашивать прямо, вернулся ли из отпуска Эндрю, но очень обрадовался, поняв, что его еще нет в Лондоне.

– Мне надо встретиться с министром обороны Израиля, – сказал Карл. – Джослин не переносит Лондон в августе. Я буду один в своем номере в «Кларидже». Если хочешь, Дейзи, мы можем вместе поужинать в четверг вечером. Я улетаю обратно в Ниццу в пятницу днем.

– Предпочитаю ланч в пятницу утром, – ответила Дейзи.

Таксист вез Дейзи по Парк-лейн и Аппер Брук-стрит. Проезжая мимо американского посольства, она равнодушно скользнула взглядом по морским пехотинцам, охранявшим вход. Кого она пытается наказать? Эндрю? Себя? Но какое же это наказание для Эндрю, если он ни о чем не знает? Дейзи помнила ответ на этот вопрос. Но он больше не интересовал ее.

Швейцар в темно-синем костюме и цилиндре открыл дверцу такси, на котором подъехала Дейзи. Она скользнула по нему невидящим взглядом и направилась к входу в отель. В фойе «Клариджа» в августе можно было увидеть только американцев. Лондонцы завтракали на борту своих яхт или в клубах, в перерывах между партиями в гольф. Дейзи не увидела даже ни одного журналиста, пытавшегося подсчитать в уме, какую сумму он сможет провести по статье расхода «ланч с министром кабинета».

Она прошла через холл, не обращая внимания на многочисленных швейцаров в темно-синих ливреях, которые кланялись всякому, кто удостаивал их взглядом.

У Дейзи был слишком деловой вид, она явно торопилась. Дейзи была все в той же черной юбке и розовом пиджаке. Хотя она не стала подходить к конторке портье, тот сам узнал ее и перезвонил помощнику Карла Майера. Когда Дейзи вышла из лифта, ее встретил незнакомый молодой человек – Рэй Стимсон, должно быть, был в отпуске. Молодой человек представился и проводил Дейзи к дверям номера шестьсот двадцать – двадцать пять.

Охранник перед дверью вежливо кивнул Дейзи и нажал на кнопку звонка.

Как только Карл открыл дверь, Дейзи заметила, что он успел снять галстук и расстегнуть ворот рубашки. Закрыв дверь, он проводил Дейзи в гостиную.

Стол уже был накрыт на двоих. Кроме закусок в блюдах под крышками, на крахмаленой зеленой скатерти стояла в ведерке со льдом бутылка «шабли». Сбоку, на маленьком столике, также покрытом зеленой скатертью, стоял дымящийся кофейник и все, что требовалось для кофе, включая маленькую корзиночку пирожных.

– Я подумал, что мы лучше сумеем расслабиться, если не придется все время открывать дверь официантам. Поэтому решил заказать несколько блюд сразу, чтобы ты могла выбрать уже здесь. Конечно, если ты не найдешь здесь ничего интересного, мы позовем официанта и закажем по твоему вкусу.

Снова, как и в прошлый раз, Дейзи сняла пиджак и повесила его на ручку дивана.

Так чем же все-таки был для нее Карл – наказанием или развлечением?

Наверное, все-таки немного развлечением – с ним было интересно поговорить, он умел рассмешить Дейзи своими оригинальными идеями, заставить хотя бы ненадолго забыть о своем горе. Ей нравилось смотреть на две поперечные морщинки на щеках Карла, нравилось, как задиристо сверкают его карие глаза.

И все же в последние несколько недель Дейзи обнаружила, что если что-то и отвлекало ее от мыслей о Софи, это длилось недолго. Через несколько минут она уже не помнила, что именно заставило ее забыться. Когда она разговаривала с Карлом, казалось, только одна ее половина слушает, что он говорит, и сама отвечает на его вопросы, участвует во всем остальном, что происходило между ними. Встав с постели, Дейзи тут же забывала обо всем, что в предыдущие минуты происходило с ее телом. Может, так получалось потому, что ее связь с Карлом была такой мелкой и незначительной по сравнению с переживаниями по поводу несчастья с Софи?

На этот раз в небольшом фарфоровом блюде оказался не паштет, а белужья икра. Деликатесы, которыми она так восхищалась раньше, казалось, полностью потеряли свой вкус. Не то чтобы они стали невкусными, просто больше не вызывали у Дейзи желания их съесть. После отъезда Мэтти и Эндрю Дейзи совсем перестала готовить. Обычно она ужинала жареной рыбой с картошкой, которую покупала в каком-нибудь баре по дороге из больницы. Иногда делала себе сэндвич с яйцами и большим количеством майонеза. И только очень редко варила на ужин овсянку.

– Ты работаешь сейчас в студии? – спросил Карл.

– Нет, – ответила Дейзи. – Я потеряла к этому всякий интерес.

– А если гипс незаконченной работы высыхает, ты можешь потом продолжать лепить, или все приходится выкидывать и начинать сначала?

– Вообще-то вполне можно довести засохший гипс до такого состояния, что можно будет продолжать работу. Но гораздо чаще я выбрасываю начатую работу. Никогда не могла понять почему, но иногда бывает чертовски приятно препровождать в мусорный бак чью-нибудь незаконченную голову.

Карл рассмеялся.

– Не самый привлекательный образ – моя голова в мусорном баке. Когда ты будешь готова вернуться в студию – а это обязательно произойдет, хотя и кажется тебе сейчас невероятным, – мы сделаем вторую попытку создать бюст знаменитого Карла Майера?

Дейзи лениво ковырялась вилкой в салате. Она подняла глаза и внимательно посмотрела на Карла.

– Очень странно, – тихо сказала Дейзи. – Ты мне нравишься, Карл. Больше того, я сижу с тобой в этом номере, потом иду с тобой в спальню. Но все же я больше не хочу лепить твой портрет.

Взяв из ведерка бутылку «шабли», Карл снова наполнил бокалы. Затем он положил руку на холодную ладонь Дейзи, безжизненно лежащую на зеленой скатерти.

А через десять минут его рука снова лежала между ног Дейзи.

После того как Дейзи встала с постели и отправилась в душ, Карл Майер вытянулся поверх смятых простыней и стал прислушиваться к звукам журчащей воды. Случайно бросив взгляд на полку с разноцветными аппаратами, Карл заметил, что на одном из них горит красный огонек, означающий, что для министра обороны имеется сообщение. Как только Дейзи уйдет, надо позвонить помощнику и сказать, что он готов отвечать на телефонные звонки. И еще надо уточнить на всякий случай, во сколько они уезжают. Этот помощник впервые сопровождает Карла во время визита за границу. Тем не менее, когда Карл сказал молодому человеку, что будет завтракать в номере с миссис Харвуд, тот понял все без слов. Такие вещи никогда не произносятся открытым текстом, но все личные помощники прекрасно знают, что стоит за подобным заявлением.