Обязательно вызову тебя по видеофону в среду часов в семь—восемь, так что будь дома. И вот еще, Володенька, чтобы не забыть. Пришли мне обязательно шерсти. Все равно какого цвета. Только настоящей, а то у нас все синтетика. А теперь, говорят, очень в моде настоящая шерсть. У нас в лаборатории все что-нибудь вяжут. Мне тоже хочется. Я уже научилась вязать английскую резинку. Мне и спицы в механических мастерских сделали. Великолепнейшие. Ты уж постарайся, Володенька, достань шерсть.

Ну, вот как будто бы и все, вроде ничего не забыла. Теперь можно и о моем Приключении. Оно заслуживает большой буквы, — ты это сейчас увидишь. Ну, так вот!

Дней десять назад, это было шестого, меня послали в командировку к американцам, в Мак-Мердо. Если бы ты знал, какой это большой и шумный город!

В нашем Мирном народу живет не меньше, но у нас уют, тишина и покой. А там! Это просто какой-то кавардак и калейдоскоп. Все крутится, сверкает и летит куда-то.

Полицейские, они летают низко-низко на огромных прозрачных вертолетах-циклоляриях, едва успевают регулировать движение. То и дело где-нибудь возникает свалка или драка. Пьяных ну просто ужас сколько! Я раньше два только раза видела пьяных. У нас в Опалихе одного старика и здесь, в Мирном: дядя Вася, электромонтер, выпил и заснул на дежурстве. А в Мак-Мердо… Подумать только!

Несколько лет назад здесь была небольшая научная станция. А теперь… Всюду рекламируется какой-то арлей — золотой напиток бессмертия. Он действительно золотой. Настоящее жидкое золото, — я видела. Но вот насчет бессмертия, так это извините. Налижутся и сидят. А глаза рыбьи, стеклянные. Потом падают и валяются на тротуарах. Смотреть и то противно.

Зато мне очень понравился их космодром. Чистота идеальная и порядок. Все сплошь из титанопласта — прозрачное и сверкающее. Вокзал из стеклобетона, в форме спирали, так и ввинчивается в небо. Каждые две недели отсюда стартуют ракеты на Луну. Мне повезло, и я видела. Это захватывающее зрелище. И величественное. Наш космодром далеко, на самом полюсе, и я там никогда не была. Нужно будет обязательно съездить. Он, наверное, тоже очень красивый.

Сейчас здесь период ночей и непрестанно пылает наше высокочастотное солнце. Если бы ты знал, какое оно капризное! То и дело теряет устойчивость. А как это на климате отражается, на урожае! Вот и приходится непрерывно следить. В антарктическом институте, это который при ООН, на модели климата установили, что нужно добавить еще один излучатель. Электронно-вычислительная машина определила, что его лучше всего поставить у американцев, где-нибудь на окраине Скоттвил. Меня послали все утрясти и согласовать. Надо сказать, что люди они практичные и деловые. В течение часа все подсчитали, взвесили и согласились. Так что моя командировка окончилась очень быстро.

Я позвонила в аэропорт и справилась насчет самолета. Оказалось, что в моем распоряжении еще очень много свободного времени. Вылететь можно было только завтра, да и то под вечер.

Один американец, Дональд Юнг, молодой и симпатичный, в два счета устроил меня в лучшую гостиницу и посоветовал, что следует в первую очередь посмотреть. Поехать на космодром — это была его идея. Кровать в гостинице такая широченная, что свободно можно спать на ней поперек. Огромнейшая ванная. Электродуш. Видеофон рядом с подушкой. В общем, ничего особенного, но очень мило и удобно.

Я все время отвлекаюсь на всякие мелочи и никак не могу начать рассказ о Приключении. Но я это нарочно, ты не сердись.

Я пообедала у себя в номере. Кстати, мне подали замечательно вкусное и сытное желе. Какая-то синтетика фиолетового цвета и с легким запахом фиалки. Я хотела узнать формулу, чтобы дома угостить девчонок. И что ты думаешь? Не дали! Говорят: секрет фирмы. Как будто я буду заниматься конкуренцией. Чудаки!

Пообедав, решила немного погулять и вечером сходить в мюзик-холл. Прошла пешком весь город до самого вокзала. Вокзал совершенно своеобразный. Представь себе мост в виде гиперболы. В фокусе на нитях из стеклобетона подвешен трехосный эллипсоид — там всякие помещения. В ветвях гиперболы- лифты, пакгаузы, таможня, камера хранения и пр. А снаружи — открытые площадки, окруженные легкими перилами из какого-то серого сплава. Стоишь себе на такой площадке и любуешься солнцем. Оно голубоватое, как спиртовое пламя, и ласковое. А внизу под тобой проносятся бесконечные гремящие ленты составов. На этой площадке все и случилось!

Я спокойно прогуливаюсь, дышу свежим воздухом, любуюсь панорамой города. Он весь какой-то лунный и полупрозрачный, точно тающий в голубой дымке. Вдруг слышу внизу какой-то грохот. Гляжу и глазам своим не верю. Ни с того ни с сего переворачивается одинокий отцепленный вагон-рефрижератор. Потом что-то как засвистит и трахнет по вокзалу! Все так и загудело. Перила дрожат, как струны. Не успела я опомниться, как рядом со мной очутилось какое-то синее страшилище. Какое оно, я так и не разглядела. Наверное, из-за дыма. Оно все дымилось. Помню только какой-то резкий запах, что-то похожее на хлор. У меня даже рот раскрылся. Хочу крикнуть и не могу. А страшилище ко мне лапу протягивает, лохматую и тоже дымящуюся. Да так осторожно и ласково, точно погладить хочет. А мне страшно! Я так и обмерла вся.

Ой, Володька, что дальше было! Помнишь ли ты мою сверкающую брошку? Хрустальный шар с зеленой креветкой? Ту, что Федя на Венере поймал? Помнишь? Ну, так вот, страшилище как схватит ее, да как рванет! Платье, конечно, порвалось. Я упала от неожиданности и ушиблась.

Страшилище начало подбрасывать и ловить брошку, точно мячик. Играет себе, радуется, а я от страха ни жива ни мертва.

И вдруг страшилище брошку упустило. И полетела она прямо вниз. А там как раз состав проходил с диоптазом. Это минерал такой драгоценный, зеленый-зеленый и блестящий. Раньше его только в Конго добывали, а теперь и в Антарктиде нашли. Правда, он есть у австралийцев, но они его продают во все страны.

Ну, моя брошка и полетела на этот самый диоптаз. Разбилась, конечно, и унеслась неизвестно куда. Жалость какая — слов нет. На всей Земле только у меня одной такая брошка была. И как она шла к моему голубому платью! Тому самому, с отделкой у левого плеча, помнишь?

Чудовище тоже, наверное, огорчилось страшно и как закричит! Потом — раз! — и исчезло. Точно в воздухе растаяло. Ну, что ты скажешь о моем Приключении? Может быть, еще и не поверишь? Только посмей! Я тебе покажу!

Для подтверждения моего рассказа посылаю тебе несколько американских газет. Из них, кстати, ты узнаешь и кем на самом деле было напавшее на меня страшилище. Я ужасно рада такому удивительному Приключению. Только креветку жалко…

Ой, Володька, родной, мне уже на работу пора! Опаздываю. Пиши мне каждый день, Володенька, скучно страшно. В среду я тебя вызову обязательно. Целую крепко-крепко.

Твоя Глафира”.

Сначала взорвались ректификационные колонны. Желтый коптящий язык взлетел в ночное небо и слизнул звезды. Через какое-то мгновение лопнули змеевики азеотропных смесителей. Задрожав, как испуганный пес, рванул бак с циклогексаном. Жутким зеленым огнем полыхнули окна восьмого цеха. Завод перестал существовать.

Очнувшись от оцепенения, Борис впился пальцами в красные кнопки тревоги. В башне дистанционного управления стояла глубокая тишина. Но ему казалось, что вокруг все ревет и звенит; мечутся окровавленные языки медных колоколов и глохнут в гиеноподобном визге сирен.

Борис утопил в пазах панели девятнадцать клавишей, но экраны были пусты. Все девятнадцать цехов погибли. Дымилась земля, ветер шевелил какие-то съежившиеся хлопья. И тут он впервые почувствовал страх. Как будто что-то холодное осторожно дотронулось длинными пальцами-сосульками до сердца. Он не мог поверить своим глазам. От огромного завода не осталось ничего, ничего в самом полном смысле этого слова.

Испарились многотонные плиты и тюбинги из железобетона, растаяли в воздухе стальные двутавры и швеллеры.