— Ну да. Но Краюхе оно все по барабану. А Гамаш озадачился. В общем, стал выспрашивать, где да как. Когда я Рашида видел, когда Нинку. И где они на пару ошивались. Ну, типа, какой и где у них там схрон был. Ну ты ж понимаешь?

Он, словно ища помощи, повернулся к Гоше. Тот, хохотнув, кивнул.

— Это в смысле интима, Михалыч. Семейное вроде того гнездо. Без посторонних глаз.

— Ну да, — обрадовался Бармалей-Витек, — вот именно это самое.

— Так ты знал, где этот схрон? — Телешов не заметил, как соскочил в разговоре на «ты».

Бомж хмыкнул, явно довольный собой.

— Че ж не знать. Я с Нинкой нет-нет, а тоже туда, случалось, заруливал. Она ж первый раз и показала. — Он обвел собеседников мутным взглядом и пожал плечами, словно оправдываясь. — А че они, венчаные были, что ли? И с Нинки не убудет, и Рашид с горя топиться не побежит.

Сергей едва сдержался, чтобы не поморщиться.

— Выходит, ты туда Гамаша и отвел?

— Отвел? — Бармалей искренно удивился. — Да на кой оно мне его водить. Ему надо было, вот он и пошел.

— Куда? — Телешов начинал терять терпение.

— Дак туда, в трансформаторную. А где и как — я ему чин по чину объяснил. Туда он, Гамаш, в тот день и двинул.

Дом оцепили по возможности плотно. Громкоговорители, размещенные на крыше старенькой «Газели», через каждые пару минут обращались к жильцам с просьбой оставаться в своих квартирах и держать двери закрытыми. Четверо эмчеэсовцев, одетых в какие-то странные мешковатые робы с еще более широкими и негнущимися штанами, выбрались из автобуса с помповыми ружьями в руках.

— Самых худых отбирал, — буркнул Зинченко. — А сейчас посмотри на них. Черт-те что. Хоть к бабе Зине на огород, ворон гонять.

Кремеру было понятно недовольство полковника, но понятно было и то, что другого выхода у них не было. Вероятность того, что змея — или змеи, если их там больше одной — окажется быстрее человека, была довольно высокой. Нужна была хоть какая-то защита, но, как он уже объяснил полковнику, надежно защитить людей сможет только металлический панцирь. Или кевлар. Однако жилеты из кевлара майор и сам пользовал не раз, а вот о кевларовых костюмах — чтобы с головы до ног — даже слышать не доводилось. В конце концов решено было одеть бойцов в двойные брезентовые костюмы — один размером поменьше, другой — самого большого, чтобы можно было его как-то напялить на первый.

Зинченко подошел к своим ребятам и, заставив одного из них повернуться кругом, критически осмотрел экипировку.

— Красавцы, — пробурчал он. — Шевелиться-то хоть сможете?

— Шевелиться, товарищ полковник, сможем, — ответил за всех старший группы. — Только вот с оружием управляться, — он поводил помповым ружьем из стороны в сторону — не слишком ловко получается.

Зинченко вздохнул.

— Тут уж ничего не попишешь, — сказал он. — Не голыми же вас туда запускать. Ну что, товарищ майор, поставите задачу?

— Слушаюсь. — Кремер шагнул вперед. — Значится так, ребята. Идти с интервалом метра полтора, не меньше. Первым делом — подвал. Дверь закрыть наглухо. Скобка, скрутка, проволоки кусок — есть?

Офицер МЧС, стоявший в стороне, посветил фонарем на асфальт и, подобрав небольшой кусок ржавой проволоки, протянул его одному из группы уничтожения. Майор удовлетворенно кивнул.

— Для боевой обстановки сгодится. Значит, подвальную дверь закрыли. Обезопасили. И — наверх. Строго по одному. Хотя в этих скафандрах вы и так по двое ни черта не протиснетесь. Первый — пушку наизготовку, остальные — стволы вниз.

— Петр Андреевич, — укоризненно произнес Зинченко. — Ребята в строю не первый год.

— Верю, Николай Васильевич. Но расстановка такая, помноженная на фактор неожиданности, сюрпризы преподнести может. Так что напомнить не повредит.

Полковник молча кивнул.

— Дальше так, — продолжал Кремер. — Соседи сообщили, что женщина лежит на четвертом этаже. Это, стало быть, семьдесят третья квартира. Дверь, вроде, открыта, потому что на площадке — верхняя часть тела. Ноги, надо полагать, в прихожке. При отсутствии гадов на промежуточных пролетах поднимаетесь до площадки между третьим и четвертым этажами. И теперь, братцы-охотники, самое главное.

Он обвел группу взглядом, внимательно всматриваясь в глаза каждого из четверых.

— Женщина эта покойница на сто пятьдесят процентов. Почему я это говорю? А потому я это говорю, что, скорее всего, змеи — одна, две, три — на ее теле и обнаружатся. Кормиться, то есть, будут.

Один из эмчеэсников выругался.

— Правильный подход, — кивнул майор. — Ненависть к врагу — фактор в нашем деле положительный. Так вот что я хотел сказать: при обнаружении гада стрелять без промедления. Где бы означенный гад ни находился. Вы поняли, о чем я тут толкую?

Все четверо мрачно кивнули.

— Вот именно. Где бы ни находился. А находиться будет, скорее всего, на теле. И тело это — человеческое тело. Непросто и в покойника картечью палить. Но именно это вы делать и будете. И так это делать надобно, чтобы ни секунды — ни секунды! — не раздумывать. Короче, цель ваша — змеюка подлая, и где ее увидел, туда и пали. Ясно?

Эмчеэсники снова кивнули.

— Не слышу! — вмешался Зинченко.

— Так точно, ясно, — нестройно ответили бойцы.

— Ну и дальше так, — продолжал Кремер. — После уничтожения врага двое цепочкой поднимаются выше, до самого пятого этажа. Если по дороге чисто, то убедиться, что люк на крышу закрыт. Если не чисто, уничтожить встреченных гадов и опять-таки — до самого пятого этажа. Теперь о той двойке, что в квартиру пойдет.

Майор помолчал.

— Тут, братцы, уже не бдительность, а бдительность в квадрате и даже в кубе. Вы уже в курсе, имеется предположение, что змей может быть не одна и даже не две. Аналогично и жертв. Посему квартиру проходить шепотом, и пока метра на два-три все чисто не будет, ни полшага дальше. Так двигаться и будете.

Кремер повысил голос:

— И еще раз напомню: стрелять гадину с ходу и не раздумывая. Если кто из людей в той квартире и был, — кроме покойницы, что на лестничной клетке лежит — то живых там ни при каком раскладе не осталось. И спасать вам, братцы-спасатели, будет некого, а только и единственно самих себя.

Он повернулся к Зинченко.

— Ну вот, вроде, и весь сказ. Нам теперь Бога молить, чтобы какой-нибудь раззява по любопытству или по незнанию ситуации из своей квартиры в самый разгар карнавала не выперся.

— Вряд ли, — с сомнением произнес полковник. — Матюгальник наш, — он махнул в сторону «Газели» — уже с полчаса надрывается. Да и после первых выстрелов кто же из теплой хаты в подъезд выскакивать будет?

— Это, конечно, так, — покивал майор. — Однако чем наш героический народ от всех прочих отличается, так это своей тотальной непредсказуемостью.

— Ну… Будем надеяться, — подытожил Зинченко. — Так, Болтянский, веди.

Группа цепочкой двинулась к подъезду за старшим. На некотором расстоянии от них шли двое в обычной полевой форме, но тоже с помповыми ружьями в руках. Замыкали движение полковник с Кремером.

Капитан Болтянский, шедший впереди, отдал распоряжение замыкающему заняться подвальной дверью и стал шаг за шагом продвигаться вверх по лестнице, держа наготове дробовик. Дойдя до площадки первого этажа, он повернулся и посмотрел наверх. Потом, дав знак, что все чисто, стал двигаться выше. За ним, держа дистанцию, двинулись остальные.

Два эмчеэсника, держа свои дробовики стволами вниз, заняли позицию у дверей подъезда. Кремер посмотрел на часы, засекая время, и повернулся к Зинченко:

— Сигареты не найдется, Николай Васильевич?

Полковник, продолжая глядеть в проем подъезда, где исчезли его ребята, рассеянно мотнул головой:

— Не курю.

Он повернулся к офицеру, стоявшему поодаль с автоматом на плече, и позвал:

— Вахрушев!

— Да, товарищ полковник?

— Закурить есть?

— Так точно.

Офицер подошел к Зинченко, на ходу доставая сигареты из кармана камуфляжки.