Телешов пожал плечами.

— Один из них мужик вполне еще…

Валерий Павлович перебил его:

— Вчера был «вполне еще», сегодня «вполне уже». У них этот процесс происходит быстро. И, кроме всего прочего, ты не забыл, в каком городе мы с тобой живем? Как, то есть, город этот называется? Дели? Бангкок? Или хотя бы Ашхабад?

— К чему ты клонишь?

— Да к тому, что Питер это — понимаешь? Град Петров — на самой шестидесятой параллели! Какие здесь к чертовой бабуле змеи, да еще чуть ли не людоедской какой-то породы? Я здесь и ящерку, по-моему, ни разу не видел.

Директор махнул рукой.

— Конечно, неприятная история с этим твоим… как его? Ромео? Страшная история. Но я пока не вижу, каким таким боком она к нашей школе относится.

Сергей понимал, что старый его друг прав на все сто процентов. Но виденное и слышанное там, на «зеленке», все-таки не давало покоя. Бред, сказка, фантастика — но какая-то пугающая тайна во всем этом была. Ведь тело Ромео — а, главное, состояние, в котором оно находилось — галлюцинацией не было.

— Спорить трудно, Валера. Дай-то Бог, чтобы все одними страхами и кончилось. Но тогда другая просьба есть.

— Если без закрытия школы — валяй.

Еще будучи студентом биофака, Валера Авдеев проходил практику в Туркмении, вернувшись из которой взахлеб рассказывал о пустынях, степях, экзотических существах, населявших их — и более всего о руководителе практики, уже тогда известном и даже именитом герпетологе. Сейчас Сергей хотел, чтобы Валерий разыскал своего бывшего наставника и, если это удастся, поделился бы с Телешовым координатами спеца по рептилиям. Валерий Павлович вяло посопротивлялся, но потом все-таки сделал пару звонков, черкая что-то в блокноте, лежавшем на столе. Положив трубку, он набросал несколько цифр на отдельном листке и протянул Сергею.

— Вот. Как выяснилось, жив. Насколько здоров — не знаю, говорил я, как ты слышал, не с ним. Телефон только домашний, человек уже давно на пенсии. Звонить и рекомендовать тебя — уволь. Он и меня-то наверняка не помнит, а представлять ему по якобы важному делу то ли преподавателя литературы, то ли ночного сторожа… Так что уж, пожалуйста, без меня.

Директор усмехнулся.

— И буду рад, если все-таки дозвонишься. Старика потешишь, да и сам немножко в себя придешь.

Прежде, чем отправиться домой, Телешов все-таки решил еще раз заглянуть на «зеленку». Ни милицейских машин, ни «скорой помощи» уже не было. Выпивающий контингент исчез — видимо, в поисках бодрящего, чтобы залить чем-то стресс и во всех деталях обсудить происшедшее ЧП. Вездесущие бабушки, однако, еще стояли разрозненными группками, ахая, охая и перебивая одна другую. Участковый Костя был там же.

Сергей подошел ближе, на ходу кивнув участковому. Тот ответил молчаливым кивком. Тела уже не было.

— Ну и что же, товарищ старший лейтенант, увезли?

— Да ладно вам со «старшим лейтенантом», Сергей Михалыч, — буркнул участковый. Телешов улыбнулся: действительно, не так уж и давно сидел Костя Гриценко за партой в его классе.

— Ну ладно, Костя. Я из чистого уважения — ты ведь, как-никак, при исполнении. Так увезли?

— Увезли. Все сделали, как майор велел. — Участковый помолчал. — На части едва не развалился Ромео, когда в мешок укладывали…

— Так ты все-таки думаешь, что это был Ромео?

Костя посмотрел в сторону.

— Да это я так, по инерции. Все же хором: «Ромео, Ромео…» А трупом его называть… Я слово это не люблю.

— Все хором «Ромео», а ты сам как считаешь? Ромео это был или нет? Гамашу ты, скажем, поверил?

— Поверил, не поверил… Ну, допустим, поверил. В то поверил, что видели Ромео вчера…

— Я, например, его позавчера видел. И разговаривал даже.

— Ну вот. Видеть его видели. Одет труп… Одето тело было тоже, вроде, в его одежонку.

— На пальце обручальное кольцо было, Костя. Из бомжевой публики один Ромео с ним ходил.

Старлей кивнул.

— Я это тоже заметил. И вот, вроде бы, по всем этим признакам получается, что Ромео… Но и глазам своим, Сергей Михалыч, не верить я тоже не могу.

Он закурил и, не глядя на собеседника, продолжал:

— Я ведь кое-какие вещи тоже видел. По службе. При двух эксгумациях присутствовал. Зрелище — сами представляете. — Костя помолчал. — Но и те… свежее смотрелись. Чтобы за день такое с телом произошло — не верю, не понимаю.

Он ткнул большим пальцем куда-то за спину.

— Вон, майор-убойщик, он специалист. Вот пусть он этот кроссворд и решает.

Телешов вспомнил, о чем хотел спросить участкового.

— Слушай, Костя, а телефон майор никакой не оставил?

Участковый хмыкнул.

— Не то что оставил — в руку всунул самолично. Три номера целых — рабочий, сотовый и даже домашний. Приказал звонить сразу же, если что новое обнаружится.

— Озаботился всерьез… С чего? Кажется, не первого бомжа в морг повезли.

— Не первого. И не последнего, — сумрачно заметил участковый. — Но случай, сами согласитесь, совсем из ряда вон…

— Поделиться телефонами можешь?

Костя смутился:

— Извините, Сергей Михалыч, не могу, это дело служебное. Да вам-то зачем?

— Ну, это скоро выяснится, зачем или незачем. Ладно, тогда в случае чего я тебе позвоню, идет?

Костя оживился. Неловкость ситуации разрядилась сама собой.

— Это в любое время. Я серьезно, хоть ночью. И работа у меня такая, и для вас, сами понимаете… В общем, в любое время.

Они пожали друг другу руки, и Сергей направился в сторону дома. Он неторопливо шел по вымощенным дорожкам, стараясь как можно дальше держаться от тронутой желтизной разносортной травы, местами доходившей ему до пояса. Там и сям попадались вытоптанные вездесущими выпивохами полянки-«зеленки», детские площадки с качелями, горками и скамеечками. Дошколятская детвора с визгом развлекалась, катаясь с горок на кусках картона, молодые мамы читали книги с яркими обложками, выдававшими дамские детективы, старушки по двое — по трое толковали о чем-то своем. Все явно наслаждались теплым, почти летним солнышком.

И все-таки что-то было не так. Чего-то во всей этой идиллии не доставало. Внезапно Телешов понял.

Не было видно никакой живности. В такой погожий денек — да, собственно, и в любой другой — здесь обязательно крутилось бы несколько бродячих собак в поисках развлечений или еды, а поближе к домам сидели или прогуливались бы кошки. А сейчас — никого, ни одной четвероногой души. В глаза это не бросалось, но стоило лишь обратить на этот факт внимание, как все начинало приобретать иной, зловещий смысл.

Уже подходя к дому, Сергей увидел соседку. Она буквально тащила на поводке свою таксу. Бедняга упиралась всеми четырьмя лапами, тихо скулила и жалобно посматривала в сторону дома.

Голос на другом конце провода несколько удивил: звучал он свежо и энергично. Но никто ведь и не говорил, что профессор Вержбицкий был глубокий старик. По логике получалось — лет семьдесят с небольшим.

— Представьте себе, помню! — Профессор был явно доволен. — Конечно, не имя, не фамилию, но паренька самого помню! Просто влюблен был в пустыню — а это, знаете ли, не частая штука. Это ведь не джунгли, не горы, не прочая романтика, на которую любой юноша столь падок. Значит, директорствует? Жаль, жаль… Прекрасный зоолог мог ведь получиться!

Сергей не знал, как подступиться к предмету разговора. И когда Вержбицкий все-таки спросил его об этом, решил без затей рассказывать по порядку так, как оно было.

Профессор слушал не перебивая, лишь время от времени вставляя «ага», «ясно», «так» — тем самым давая собеседнику понять, что он внимательно следит за рассказом. Сергей говорил довольно сбивчиво и даже нервно, злясь на себя за несвойственное ему и так некстати обнаружившееся неумение связно изложить последовательность событий. Впрочем, Вержбицкий ни разу не выказал нетерпения. В конце концов Телешов закруглился и провел ладонью по лбу, стирая мелкие бисеринки пота.