Сергей поставил на стол видавший виды граненый стакан со щербинкой на ободе, чайную чашку, захваченный на работу бутерброд с сыром и вопросительно посмотрел на Кремера. Тот одним элегантным движением расстегнул молнию на своей сумке и, вытащив из нее приличных размеров бутыль «Флагмана», водрузил ее на стол.

— Это что же, — все таким же бесцветным голосом поинтересовался Телешов — «все свое ношу с собою» или по случаю?

— По случаю, Сергей Михайлович. Но об этом позже.

Майор налил в чашку граммов двести водки, подвинул ее к Телешову, потом плеснул граммов сто и в свой стакан. Взяв стакан в руки, он приподнял его, жестом приглашая Телешова сделать то же самое. Сергей несколькими глотками выпил налитое и, пока майор залпом опрокидывал в себя спиртное, разломил бутерброд пополам и протянул половину Кремеру. Тот кивнул и принялся неспешно жевать хлеб с сыром. Телешов к еде не прикоснулся.

Майор, еще дожевывая закуску, повторил процедуру, правда, налив в этот раз поровну — на три пальца. И снова поднял стакан.

— Такой вопрос простой будет, Сергей Михайлович. Сколько вам лет?

Телешов удивился.

— Сорок семь. А что?

— Я так и думал. Мне сорок пять. Стало быть, ровесники получаемся.

— Практически, — согласился Сергей, хотя и не без удивления: майору едва ли можно было дать сорок.

— Отсюда и следует предложение. Пороху не пороху, а нюхнули мы кое-чего за эти малые деньки. В общем, как насчет на «ты»?

Телешов улыбнулся.

— Если только без брудершафта.

— К чертям собачьим брудершафт. Сам ненавижу. Твое, Сергей?

— Твое… — Телешов чуть замялся, — Петр.

Они чокнулись и выпили.

— Так, — бормотал майор, роясь в сумке, — что под рукой было. Полбатона, нарезной, это хорошо, строгать не придется… Колбаса… Нож есть? Опять-таки сыр… Ага, и пара помидоров. В общем, пир горой.

Они наскоро слепили по бутерброду.

— Тут от населения вопрос поступал, — говорил Кремер, жуя хлеб с сыром. — Насчет по случаю или нет. Так вот, докладываю: по случаю.

Он проглотил последний кусок и отряхнул ладони.

— Когда Алина Витальевна позвонила, я, честно говоря, испугался немного. За тебя, Сергей, испугался. Нет, змеюка уж приказала долго жить, и не о том была речь. Ты меня, старого разведчика, прости, но я видел, что тебя все эти дни крутило-колбасило.

Сергей невесело хмыкнул.

— И что же?

— Страх, Сережа.

Майор умолк, в упор глядя на Телешова. Сергей не отвел взгляд.

— Вижу, что понял ты правильно, — удовлетворенно кивнул Кремер. — Страх не просто шкурный и расчетливый, когда за себя, любимого, драгоценного и единственного, нет, а такой, понимаешь… Глубинный, настоящий страх. Первобытный.

Сергей нахмурился и опустил глаза. Его новый друг-майор оказался на удивление проницателен.

— Ну так что, прав я? — спросил Кремер и, не дожидаясь ответа, сказал: — Прав. Знаю, что прав.

Он помолчал. Потом заговорил, но негромко и в то же время веско:

— То, что ты страх этот свой переборол — дорогого стоит. Не каждому в жизни выпадает эту гадину в себе убить. Некоторые так до смертной доски и дотягивают — под одеялом скорчившись.

Сергей даже вздрогнул. Да что он, этот майор, телепат, в самом-то деле?

— Но и то я знал, Сергей, что отходняк тебя настигнет. Всех настигает. Айвазовским девятым валом обрушивается — и думает человек: что же это я да как же это я? И я ли такое немыслимое совершил?

Кремер плеснул себе и Телешову еще граммов по семьдесят и продолжил:

— Так вот, ответ гласит следующее: ты. Ты совершил — и никто другой. И чтобы это твое «ты» отныне и навек закрепить, а отходняк твой загнать куда подальше, и прихватил я, из дому выбегая, вот этот вот флакон, — он похлопал по бутыли «Флагмана» — и что там из закуси в холодильнике пылилось. Знал, что понадобится.

Майор хохотнул.

— Так и не повредило ж!

Сергей, неожиданно для себя, тоже рассмеялся.

— Будь здоров, учитель-сторож-герой Сережа! — Кремер чокнулся с Телешовым.

Оба выпили залпом. Майор потянул ноздрями воздух, но закусывать не стал, а жестом показал на телефон.

— Я позвоню?

— Конечно.

Кремер несколько раз крутнул диск и приготовился ждать. Но ответ в трубке прозвучал почти сразу.

— Утро доброе, Георгий Иванович! Ну а как же не утро, пятый час, как-никак. Доброе, доброе, потому и звоню. Прикончили гада. Нет, не мы. Учитель школы местной, он тут временно сторожует. Почему уверены? Потому что герпетолог уже была, и то, что змеюка эта убийца, да еще какая — тут вопросов нет и быть не может. В общем, я думаю, с нашей стороны истории конец. А что версия? Дадим стервятникам вариант, что сбежала из приватного олигархического террариума. Пусть сами гадают, который из их отцов-кормильцев к такой экзотике тягу имеет. Утра? Никак нет, Георгий Иванович, не валяю. А нельзя на чуточку попозже? Понятно. В десять буду как штык.

Он повесил трубку.

— Ну вот, начальство радо не меньше нашего. Завтра этим, из «сьмиии», сообщат о славных результатах нашей героической борьбы, а я, как и положено, нацарапаю рапорт по всей форме и папочку с делом закрытым аккуратно завяжу. Бантиком.

Кремер откинулся на стуле и заложил руки за голову.

— Н-да, — мечтательно произнес он. — Глядишь, и еще одну звезду навесят…

— Без обид, Петр, но пора бы уж, — заметил Телешов. — Что-то долгонько они тебя в майорах маринуют.

— Маринуют? Черта лысого они маринуют. Они приказы не успевают строчить — а я на погоны новые тратиться. Эти звезды, брат, на плечи как летят, так и слетают, моргнуть не успеваешь.

Он, хитро прищурившись, посмотрел на собеседника.

— Я ведь, Сергей, в подполковниках уже бывал. И даже дважды. В первый раз — подумать страшно! — лет уже как десять с гаком. Такой вот карьерный рост. Если просуммировать, впечатляет — согласись?

— Более чем, — ошарашено произнес Сергей. — И как же такие трансформации случаются?

Кремер махнул рукой.

— По всякому случаются. Но и не без некоторого единообразия. Учитывая характер субъекта, о коем у нас речь. Однако, если не возражаешь, давай как-нибудь в следующий раз, ладно?

— Хорошо, — согласился Телешов.

— Слушай, — спохватился майор, — я же тебя даже не спросил: тебе это… — он щелкнул себя пальцем по горлу — сейчас можно?

— Э, можно — не можно. Не можно, когда из капельницы коктейли в вену сливают. А я сейчас о них и думать забыл. Да ну его, в самом-то деле, к черту. Подлечили, я думаю. И будет. Тебе и про лечение, про «можно — не можно» тоже известно, что ли?

— Органам, дорогой товарищ Телешов, — Кремер строго поднял указательный палец, — известно все. Как, то есть, Лаврентий Палыч и завещал. Чтобы все — и про всех.

Сергей не отреагировал на шутку. Одна мысль по-прежнему не давала ему покоя. Змея мертва — но одна ли была змея? А что же видели Гамаш с Краюхиным? Да и мыслимо ли одной змее выесть, выжрать или выгрызть половину туловища, как это было с Ромео? И отчего же завидная интуиция майора-убойщика никак не откликается на эту тревожащую его, Сергея, мысль?

— Петр, — Телешов повернулся к майору. — Тут вот что… Я рад, что сидим мы с тобой вот так, что по душам разговариваем. Приятно и пару стаканов принять — уже забыл, когда оно в последний раз было. Только…

— Ну-ну? — Кремер внимательно смотрел на Сергея.

— Только не рано ли вот это — «гром победы раздавайся»?

— А, ты опять о Гамаше с Краюшкиным?

— Краюхиным, — поправил Сергей, подивившись памяти майора. — О Гамаше с Краюхиным. И вот что. То, что они как бы не аргумент, я уже вчера вечером слышал. От своего директора.

— А ты, значит, считаешь, что аргумент? — серьезно спросил Кремер.

— Откуда я знаю, — сердито буркнул Телешов. — Но…

Он постучал себя по груди.

— Но что-то бередит… Что-то не дает успокоиться. Не знаю.

Кремер кашлянул.

— Что тебе сказать? Я и сам не знаю. Но логика есть логика. Одна змея — объяснимое дело. Хоть бы и по той версии, что я при тебе шефу изложил на потребу журналюшной братии. Но три? Пять? Стая? Откуда бы им вдруг в наших краях в таком количестве объявиться?