— Ты не спишь? Где ты?.. А почему? Что ты там делаешь?

— Не спится.

— Ингер плачет.

— Сейчас посмотрю. — Он взял девочку на руки и нежно прижал к себе. — Маленькая моя, что за жизнь будет у тебя?

— Что ты сказал? — спросила Черстин.

— Ничего… По-моему, она мокрая.

Если бы не это, Мартин бы не забыл утром проследить, чтобы подготовили все материалы насчет соискателей, которыми располагает полиция.

Полицейские в патрульном автомобиле инстинктивно держались настороже.

Где тот, кто стрелял? Прячется, подкарауливает их?

Конечно, у страха глаза велики, но они ничего не могли с собой поделать.

— Не слыхал, как там с розыском стрелявшего? — спросил Франссон.

— Нет, — отозвался Русен.

— Поскорей бы уж схватили этого психа. Он теперь за баб принялся. По трупу в день — черт побери, ни в какие ворота не лезет.

— Да, — согласился Русен. — Прямо мороз по коже дерет. Убийства у нас и раньше случались. Но теперь пахнет вроде как систематическим массовым истреблением. Раньше не так было.

— Что значит «не так»?

— Ну, тогда ведь как было: разные там психи-студенты колошматили друг друга и все такое. А тут — Убийство с размахом, на высоком профессиональном уровне. Черт, стрелять в комиссара полиции. Каково, а? Это тебе не шутки.

Городской парк утопал в темноте, и соборные башни черными силуэтами рисовались на ночном небе. Пахло свежей листвой.

— Что это? — вздрогнул Франссон.

— Где?

— Там… в кустах…

Русен включил прожектор, и луч света скользнул вя заросли.

— Кошка… — медленно выдохнул Русен. — А кусты — это магнолии.

Ночь обнимала и баюкала город.

Только прохлады она не принесла.

Все вокруг трепетало жизнью, весной, зеленой свежестью.

Но и что-то мрачное, тревожное витало в воздухе.

Убийца.

На площади Мортенсторг возле Художественной галереи стоял какой-то пьяный студент, его рвало.

Патрульная машина ехала по Норра-Фелад.

На Троллебергсвеген запоздалые гуляки срывали таблички с названиями улиц.

А патрульная машина между тем курсировала вдоль монастыря.

А вдруг тот пьяный или эти незадачливые гуляки — убийцы?..

У себя в кабинете Хольмберг грузно опустился на стул возле письменного стола и закурил.

В сердцах схватил список соискателей.

Аппендицит!

Ну и ладно, сами справимся.

Утром они с Улофссоном решили взяться за перечень вдвоем. Севед займется теми двадцатью четырьмя, которые отсеялись сразу, а Мартин — пятью оставшимися.

Но сначала они позвонили в больницу и спросили, в каком состоянии Турен и Инга Йонссон.

Бенгт по-прежнему не приходил в сознание, ничего нового, никаких изменений, все тот же бесконечный сон…

Инга Йонссон тоже без сознания. За ночь ей стало хуже, приближался кризис. Ждать, видимо, осталось считанные часы. Она слабела буквально на глазах, жизнь, каазалось, вот-вот угаснет.

Удин также был в больнице, его недавно прооперировали.

А накануне вечером им принесли пистолет.

Его нашел один из обитателей улицы Скульместареве-ген. Подстригал газон у себя в саду и нашел. Пистолет был системы «М-40».

— Та-ак, — сказал Хольмберг. — Может, тем и объясняется, что Ингу Ионссон преступник избил, а не застрелил… Очевидно, пистолет он выбросил еще во вторник вечером… Ведь не специально же приехал туда опять, чтоб бросить оружие. Скорей всего, он сделал это сразу. Взгляни-ка на карту.

Чтобы попасть с Судденс-вег в центр Лунда, можно проехать и по Скульместаревеген.

Оружие передали в НТО, и там сейчас выясняли, этот ли самый пистолет является орудием убийства.

Хольмберг, просмотрев утренние газеты, торопливо записал, что скончалась еще одна жертва дорожной катастрофы: женщина лет тридцати умерла вечером в четверг. Остальные четверо по-прежнему находились между жизнью и смертью. Об этом сообщала маленькая заметка в разделе городской хроники.

Как и договорились, оба начали работать над списком и в первую очередь решили разыскать тех, кто проживает в Лунде.

Была пятница. Улофссон выглянул в окно: утро стояло солнечное, полное птичьего гомона.

— Пропади все пропадом. Ведь титанический труд. Ну Да ладно, лишь бы не зря пахать!

В кабинете у Хольмберга собрались трое: сам Хольм-берг, Улофссон и НП.

— Так вот, — начал Хольмберг. — Мы с Севедом приступили к изучению списка соискателей. Как ты думаешь, Можно нам взять кого-нибудь в помощь, скажем, из отдела общих вопросов? Удин свалился с аппендицитом, Так что нам нужен еще один человек. Пусть потолкует с теми, кто живет не в Лунде, а мы с Севедом провентилируем здешних.

— Может, Вестерберг? — предложил НП. — Я ему скажу.

Ларс Вестерберг был первый ассистент уголовной полиции.

— Отлично — сказал Хольмберг. — Пока дело обстоит так: я побеседовал с Хуго Ольссоном, который занимается рекламой и информацией у Вессельса в Мальме. По его словам, он не обольщается насчет того, что получит работу здесь, в Лунде. Ему тридцать семь, закончил он какой-то курс рекламы по переписке. Сейчас работает на полставки, потому что проходит переподготовку в университете. Документы он выслал, в сущности, наобум, прочитав объявление, и очень удивился, когда Инга Йонссон позвонила ему и спросила, в какой день он сможет зайти для личной беседы с Фромом. Он утверждает, что разговор с Фромом состоялся не то двадцатого, не то двадцать первого апреля. Короче говоря, у Вессельса он занимается рекламой и информацией, а также изучает сбыт в универмаге. Но у себя в отделе он не самая важная персона. В общем, он разговаривал с Фромом, тот обещал известить его о своем решении, да так и замолчал. Может, не успел, как знать? Как бы там ни было, Ольссон вовсе не надеялся получить работу. Просто отправил документы на собственный страх и риск, и у него сложилось впечатление, что Фром пришлет письменный отказ. Он почти, что думать забыл об этом, а после прочитал в газете о смерти Фрома, вот и все. Это сообщение его потрясло: ведь виделся со стариком, разговаривал… Парень, похоже, не больно энергичный. Немножко мямля, судя по голосу. Ну а в свете того, что нам известно о Фроме, можно сказать, что Ольссон едва ли стал бы для фирмы приобретением и едва ли удовлетворял тем требованиям, которые Фром предъявлял к людям. В общем, малый не подарок.

— А как твое впечатление?

— Я же говорю.

— Да-да, — перебил Улофссон. — Но он способен на такое?

— Трудно сказать… — Хольмберг склонил голову на бок и уставился прямо перед собой. — Судя по голосу, нет. Я спрашивал, где он был первого мая и вечером во вторник. Первого он с женой и ребенком ездил в Копенгаген, так он сказал. А вечером во вторник был дома. То же и позавчера, когда избили Ингу Йонссон: сидел дома и готовился к зачету. Попрошу полицию из Мальме провентилировать, но, по-моему, с этим парнем все ясно. Еще я встретился с Улофом Карлстрёмом. Этому сорок восемь лет. Думаю, им тоже незачем особо заниматься. Скажу, конечно, ребятам из Мальме, чтобы приглядели за ним на всякий случай. Он послал заявление, так как хотел попытать счастья. И тоже был приглашен на беседу с Фромом, но сам отказался и вышел из игры. Решил, что ему и на старом месте неплохо… Он сочиняет рекламные тексты, платят за это весьма недурно. Ему просто хотелось проверить себя, посмотреть, выдержит ли он конкуренцию, сумеет ли соперничать с молодыми. Все вышло, как он и ожидал. Выдержал. Солидный мужик. Первого мая он был с семейством на празднике в Лимхамне, а во вторник состоялось собрание фирмы, где он служит. Вечером в среду он ходил в театр. Тоже чистенький, ясное дело. Среди последней пятерки есть еще двое не из Лунда. Потом я связался с парнями из Осбю и из Мальме, они оба принадлежат ко второму отсеву. Тот, что живет в Осбю, двадцать пятого получил письменный отказ, и документы ему должны были вернуть почтой, так было сказано в письме. Он художник по рекламе и считает, что для той работы у него неподходящий послужной список. Первого мая он был в Хеслехольме на футболе, а во вторник вечером сам выступал в футбольном матче. Вечером в среду он смотрел футбол по телевизору… Видать, чуть ли не спит в обнимку с футбольным мячом… Насчет него я тоже запросил проверку в обычном порядке… Но, по-моему, и тут все ясно. Хотя любопытно, каким образом он уже успел получить ответ… Впрочем, может быть, это не имеет значения. Скорей всего, ответ получили самые неподходящие. Тот из тринадцати, который живет в Мальме, работает в книжном магазине. Зачем он-то послал заявление? Он был в Стокгольме на курсах усовершенствования. Начались они во вторник, а вечером первого мая он сел в ночной поезд. Я навел справки в гостинице, где он останавливался. По их словам, он приехал туда утром во вторник около девяти. Гостиница «Сентраль». На Васагатан. Еще у нас был один стокголь-мец. Этот уже десять дней торчит в Торремолиносе, как мне сказали. Таким образом, он в отпуске… а значит, тоже отпадает. Вот все, что я узнал. А как у тебя, Севед? — У меня трое из Мальме, один из Эслёва, двое из Стокгольма и двое из Хеслехольма. Пока я проверил тех, что в столице, и пару из Хеслехольма. Стокгольмцы охотились сразу за несколькими зайцами, и фирма в Лунде была одной из приблизительно пятнадцати, куда они разослали заявления. Один из них недавно получил работу в отделе сбыта Торгового банка, другой пока на мели. В Лунде оба, по их словам, не бывали. Из фромовской фирмы им сообщили, что окончательный ответ пришлют позже. Теперь двое из Хеслехольма… один работал журналистом где-то на севере Сконе, ему пятьдесят два года, второй — дипломированный художник по рекламе, работает в архитектурном бюро. Короче говоря, эти, видимо, тоже чистенькие. Журналист — его фамилия Ханссон — вообще ни разу в Лунде не бывал, а художник, тот два года назад был тут на карнавале, и все. Говорит, чертовски здорово повеселился. Я попросил Грате из хеслехольмской уголовки проверить их для порядка. Вот, у меня пока все.