— Значит, у тебя остались парень из Мальме и этот, из Эслёва, да?

— Да. Хорошо бы, Вестерберг ими занялся, — сказал Улофссон.

НП кивнул.

— Кроме того, мы с Севедом решили сперва закруглиться с иногородними, а потом взяться за лундцев. Начнем с тех троих, оставшихся от пятерки, и двинемся в обратном порядке. В первую очередь это Стрём, Сёдерстрём и Эрн. А Вестерберг закончит с теми двумя и присоединится к нам, только возьмется за список с другого конца. То есть за лундцев из первого отсева… их, по-моему, шестнадцать человек. Ну а потом встретимся на середине…

— О'кей, — одобрил НП. — Я пришлю к тебе Вестерберга. Введи его в курс дела. И надо же было Удину так влипнуть… Может, послать ему цветы?..

Прежде всего они навестили Эрика Сёдерстрёма. Он не хромал.

Документы Эрика Сёдерстрёма гласили: родился 12 сентября 1944 года в Шёвде. Первого февраля 1971 года закончил университет по специальности «Общественные науки».

Проживает один в двухкомнатной квартире на Адельга-тан.

Нет, он не хромал.

Только левая рука безжизненно висела вдоль тела: в пятнадцать лет он попал на мопеде в аварию.

Жил Эрик Сёдерстрём в белом двухэтажном доме.

У двери никакого звонка.

Они дважды постучали, прежде чем он открыл.

— Да? Вы ко мне?

Это был высокий блондин с резкими чертами лица. Временами он слегка шепелявил.

Рубашка в красно-зеленую клетку расстегнута, коричневые вельветовые джинсы вытерты на коленях.

В руке он держал книгу.

— Эрик Сёдерстрём? — спросил Хольмберг.

— Да, это я. Что вам угодно?

— Мы из полиции. Хотели бы задать вам несколько вопросов.

— А что случилось?

— Это касается убийства директора Фрома, покушения на убийство комиссара Турена и покушения на убийство или, вернее, избиения фру Инги Йонссон.

— Вот как. Но я-то тут при чем? Что вам от меня нужно?

— Мы должны опросить всех, кто откликнулся на объявление о вакансии в фирме директора Фрома. Вы ведь один из соискателей?

— Да… И что дальше?

— Как я уже сказал, мы опрашиваем всех. Всех, кто в ответ на объявление в газете послал документы. Таков порядок, — сухо добавил Хольмберг, немножко привирая.

— Понятно, — задумчиво отозвался Сёдерстрём. — Что ж, заходите.

Помещение было низкое, стены выкрашены в зеленый цвет. Зеленая краска так била в глаза, что Хольмберг с Улофссоном едва не зажмурились. Этакая зеленая волна — ни дать ни взять угодили на восторженную встречу с центристами.

Комната просторная — метров двадцать, ковра на полу нет.

У окна — письменный стол, по двум стенам — полки: книги, журналы, газеты, безделушки, небольшой стереопроигрыватель, транзистор, какие-то папки, три банки пива, непочатая бутылка водки, несколько стаканов из небьющегося стекла, немецкая каска, мельхиоровое ведерко для шампанского (похоже, где-то украденное), подставка для трубок и свернутая в рулон афиша.

Книг не очень много.

Кроме этого, в комнате был еще низкий журнальный стол и два плетеных кресла.

Дверь на кухню была приоткрыта; в соседней комнате виднелась неубранная постель.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Сёдерстрём.

Скрипнули плетеные кресла.

— Итак, — начал Хольмберг, кладя ногу на ногу, — ты, стало быть, претендовал на эту должность в «Рекламе», да?..

Сёдерстрём кивнул.

— Полагаю, ты получил приглашение лично побеседовать с директором Фромом.

— Да, получил.

В голосе слышалось раздумье и осторожность.

— Значит, вы виделись?

— Да. — Он сидел на краешке письменного стола и пытался закурить. Прижал бедром спичечный коробок и чиркнул спичкой. — Я получил письмо, — сказал он, выпустив колечко дыма, — некоторое время назад… Оно у меня где-то здесь…

Он выдвинул ящик, нашел письмо и протянул его Хольмбергу.

— Расскажи-ка нам, как все было. О чем вы беседовали?

— Я пришел туда в половине третьего, и меня проводили к Фрому. Он предложил мне стул, достал мои документы и сказал, что бумаги у меня в полном порядке. Поэтому он хотел бы познакомиться со мной поближе и просит рассказать о себе. Я рассказал, откуда я родом, где и сколько лет учился. Потом он спросил, почему я претендую именно на эту должность. Я объяснил, что, мол, кончил университет и ищу, чем бы заняться. Он спросил, пробовал ли я устроиться в других местах. Да, говорю, пробовал. И сколько же раз? — поинтересовался он. Я сказал. Тогда он спросил, питаю ли я особый интерес к рекламе, и я ответил, что летом работал в Мальме, в отделе рекламы одной из газет.

— Какой именно? — спросил Улофссон.

— «Арбетет». Тогда он начал допытываться, что я там делал, и я сказал, дескать, готовил макеты объявлений и был посредником между заказчиками и типографией. Ну и подбрасывал кое-какие идейки. В характеристике из газеты так и написано. Очень-очень интересно, сказал Фром, ведь ему как раз и нужен человек с подобным опытом работы. Потом он достал справку из «Эурупаресур» и спросил, чем я занимался там. «Эурупаресур» — это бюро путешествий в Мальме, я там работал однажды летом и еще семестр в прошлом году. Ну, я рассказал и об этом, как в документах написано: мол, составлял объявления для ежедневных газет и каталоги, которые рассылались населению по почте. Он опять спросил, питаю ли я особый интерес к рекламе, и я сказал, что… реклама не такая уж глупая штука. Кто-то ведь должен этим зараба тывать на жизнь, работа не хуже всякой другой. Ну, еще потолковали обо мне. Потом он вдруг спросил, каковы мои политические взгляды. Я объяснил, что политика меня мало трогает, что я центрист, а он только пробормотал «вот как». Тем все и кончилось. Короче, просидел я там в общей сложности минут сорок пять, а потом ушел. Так и не понял, какое он составил мнение насчет меня и возьмет ли на работу. Он только говорил, что даст знать. Пока, мол, нельзя сказать ничего определенного. Решать будет все руководство фирмы, приблизительно в мае. Вот, собственно, и все.

Он говорил монотонно и оставлял впечатление человека весьма вялого.

— Ты не виделся с Ингой Йонссон? — спросил Хольмберг.

— Почему? Виделся. Она провела меня к Фрому и попрощалась, когда я уходил. А что?

— Да так, — ответил Хольмберг. — А позже ты с ними не контактировал?

— Нет. Теперь, видимо, и подавно не буду, раз он умер. Скорей всего, устроюсь куда-нибудь еще, если выйдет, — вздохнул Сёдерстрём.

— Трудно найти работу?

— Да уж не легко. Сидишь в долгах за обучение, работы нет, как хочешь, так и своди концы с концами.

— И как же?

Парень махнул рукой.

— Ты-то как обходишься?

— Я? Учусь. Опять учусь. Буду учиться, пока не найду работу. Конечно, долг с каждым семестром растет… но, господи, надо ведь на что-то жить.

— И большой у тебя долг?

— Долг… тысяч двадцать пять — двадцать шесть, а может, двадцать восемь. Пока. С каждым семестром он увеличивается на четыре тысячи. Мне предлагали пенсию… из-за руки. Только я отказался. Хочу все же попробовать, ведь живем один раз, как-то ни к чему сидеть всю эту единственную жизнь на пособии. Но если ничего не выйдет, придется просить пенсию… Хотя чертовски обидно идти на пенсию в таком возрасте, будто белая ворона…