Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Эдуард прищурился.

— Не просто яд, а ядовитое насекомое, — ответил он. — Я покажу. Только осторожно, не дотрагивайся до него.

— Что это? Фу, паук! Позолоченный паук! Какой противный хвост, почему он такой длинный и изогнутый?

— Это скорпион, — надменно сказал Эдуард. — Он золотой. Но жало у него ядовитое. Яд настоящий, высокой концентрации и действует мгновенно.

13. ИТАК, НАСЛЕДНИК ИЗВЕСТЕН

— Скорпион! — содрогнулась Лиселотт.

— Золотой скорпион! — Мирьям была скорей восхищена, чем испугана.

Даже Еспер Экерюд заинтересовался амулетом. Пообещав соблюдать осторожность, он взял в руки открытый медальон и стал внимательно изучать золотого скорпиона. Изнутри медальон был выложен бархатом цвета морской волны. Казалось, насекомое, словно живое, крепко вцепилось в бархат своими острыми клешнями. Жало на конце изогнутого хвоста было защищено специальным золотым колпачком.

— Тонкая работа, — сказал Еспер. — Кто его сделал?

— Один ювелир, эмигрант, сделал эту штуку в Каракасе во время второй мировой войны.

— А как же яд? Значит, яд в нем тридцатилетней давности?

Эдуард сверкнул белозубой улыбкой.

— Нет, яд нужно обновлять каждый год, иначе амулет потеряет свою силу. Не беспокойтесь, яд здесь относительно свежий.

— Какой яд — скорпиона?

— Разумеется. Его сгущают путем выпаривания и заполняют им бороздки на игле, которая скрыта под колпачком. Достаточно вонзить эту иглу в вену, чтобы убить человека.

— Ты слишком легкомысленно хвастаешься такой опасной вещью, — упрекнул его пастор.

Взяв медальон у Еспера, он с отвращением рассматривал смертоносное насекомое.

— Талисман должен приносить счастье, а не страдание и горе, — сказал он. — Я не понимаю, зачем ты повсюду таскаешь с собой это омерзительное орудие смерти.

— Я родился под знаком Скорпиона, — серьезно начал, объяснять молодой латиноамериканец. — И мой отец тоже родился под этим знаком. Раньше амулет принадлежал ему, и, если его судьба была хотя бы вполовину такой яркой и драматической, как рассказывают, он наверняка нуждался в амулете. Скорей всего, яд предназначался не для врагов, а для него самого, на крайний случай.

— И он воспользовался этим ядом? — сурово спросил пастор.

— Нет. Его застрелили из пистолета. Пуля попала прямо в сердце. Через год ему исполнилось бы тридцать. Я тогда еще не родился.

— Значит, амулет ему не помог?

Современный шведский детектив - i_012.jpg

С легким презрением Рудольф Люнден защелкнул медальон и протянул его Полли, которая покинула свое место у рояля, чтобы еще раз взглянуть на удивительного золотого паука.

— Неважно, обладает он магическими свойствами или не обладает, — сказал Эдуард Амбрас, — но этот скорпион — память об отце, и я дорожу им, даже если со стороны это кажется нелепым.

— А где вы так хорошо научились говорить пошведски? — полюбопытствовал пастор Люнден, решив, что тема о скорпионе уже исчерпана.

Но тут Полли Томссон обратила внимание на более интересное обстоятельство.

Она стояла напротив Эдуарда, сидевшего на мягком диване. Сперва она подумала, что его выцветшие джинсы и голубая рубашка хорошо гармонируют с темно-синими обоями, но зато составляют резкий контраст со старинным портретом в резной раме над его головой.

И вдруг она сделала поразительное открытие.

— Как к тебе попал медальон Франциски Фабиан? — спросила она подозрительно и неожиданно для себя.

В наступившей тишине адвокат Странд посмотрел сначала на медальон, который Полли держала в руках, затем на портрет.

- Ну конечно, эти женское украшение. Я же говорил, что; оно сделано в Европе, может быть даже в Швеции. Правда, о Франциске Фабиан я слышу впервые. Кто она? Родственница управляющего Фабиана?

Пастор Люнден отвернулся от портрета и постарался припомнить все, что ему было известно о семействе Фабиан.

— Полли права, — подтвердил он. — Это портрет двадцатилетней Франциски Фабиан. Написан он в шестидесятых годах прошлого века. Со временем эта молодая девица стала бабушкой Франса Эрика Фабиана со стороны отца.

— Моему отцу она тоже приходилась бабушкой, — тихо сказал Эдуард.

Мирьям Экерюд резко повернулась на диване, чтобы получше разглядеть его.

— Ты хочешь сказать, что она была… что она приходится тебе…

— Прабабушкой. Совершенно верно.

— И ты надеешься, что мы тебе поверим? — возмутилась Лиселотт Люнден. — Да ты просто спятил: приехать сюда и заявлять такую чушь. Какие у тебя доказательства? Если они вообще существуют.

— У него медальон Франциски, — довольно кисло напомнил Еспер. — И он похож на нее как две капли воды.

Полли была того же мнения, и это открытие ее потрясло. Как же они сразу не заметили сходства?

Медальон вернулся к Эдуарду, он снова надел его, в вырезе рубашки по-прежнему виднелась лишь золотая цепь. А у дамы на портрете медальон был виден целиком, он висел на бархотке и приходился как раз в ямочку на шее. Эдуард носил короткую стрижку, у Франциски волосы были завиты в длинные локоны, но цвет волос у обоих был черный как смоль, довершали сходство одинаковые миндалевидные жгучие глаза.

Эдуард по привычке закурил, и они с Рудольфом Люнденом принялись выяснять запутанные родственные связи.

— У прекрасной Франциски был один сын. Он был дважды женат и имел по сыну от каждого брака. Франс Эрик был старший.

— Верно, — подтвердил пастор Люнден, церковную метрическую книгу он знал наизусть. — Франс Эрик родился в тысяча восемьсот девяностом году. Его мать умерла, он вырос, получил образование и принял на себя управление заводом. Спустя тридцать лет после его рождения отец Франса Эрика женился во второй раз…

— На девушке из Гётеборга, — подхватил Эдуард. — Ее ласково называли Пепита, и она постоянно, к месту и не к месту, цитировала Хейденстама:[31] «Счастье женщин украшает, но мужчинам не к лицу», и тому подобное.

— Стало быть, ты ее внук?

— Да, я ее внук.

— Как звали твоего отца? Этого ты еще не сказал.

— Карл Фабиан. Его крестили поздней осенью тысяча девятьсот двадцатого года в церкви святого Улофа в Лубергсхюттане.

— В Лубергсхюттане? — недоверчиво спросила Лиселотт. — В нашей церкви?

— Да. — Эдуард нетерпеливо махнул сигаретой. — Он был младший единокровный брат Франса Эрика и родился в господской усадьбе в Лубергсхюттане.

— Это произошло задолго до того, как я получил приход, — сказал пастор Люнден. — Насколько я понимаю, мать с ребенком прожили там совсем немного.

— Да. Пепита овдовела и вернулась домой, в Гётеборг. Там она вышла замуж за инженера из Прибалтики, и они уехали в Америку. Сына Пепита взяла с собой. Хотя зять и отчим прекрасно говорили по-шведски, Карлбиан из Лубергсхюттана вскоре превратился в Карлоса Амбраса из Картахены, Рио или Каракаса. Очевидно, всем так было удобнее.

— Выдумки! — упрямилась Лиселотт. — Сказка для детей!

— Замолчи! — цыкнула на нее Мирьям. — На этот раз Эдуардо не врет, хотя и бывает излишне скрытен.

Еспер Экерюд пил уже не кофе, а виски.

— Лучше всех Франса Эрика Фабиана знал дядя Рудольф, — сказал он. — Фабиан говорил, что у него был единокровный брат?

— Да, он несколько раз упоминал об этом. Но по его словам, этот брат умер в конце сороковых годов.

— Он умер весной сорок девятого года, — уточнил Эдуард Амбрас.

— Правда, гораздо чаще Франс Эрик говорит, что благодаря женитьбе на Альберте обзавелся новой родней и очень рад этому, поскольку своих родственников у него не осталось, — задумчиво продолжал пастор. — То есть о существовании Эдуарда он понятия не имел.

— Вот-вот, а я что говорю… — начала было Лиселотт.

— Подожди, не мешай мне. Я хочу как следует разузнать все у нашего друга, который владеет амулетом Карла Фабиана и медальоном Франциски. Ты уверен, что твои родители состояли в законном браке?

вернуться

31

Всрнср фон Хейденстам (1859–1940) — шведский поэт.

120
{"b":"95838","o":1}