Пьер сидел на полу, тяжело дыша. Мальчик, которого он спас, вцепился в его грязную куртку своими тонкими пальцами. В глазах ребенка не было страха — только пустая, бесконечная усталость.

— Мы их вытащили, — выдохнул Коул, перевязывая распоротое предплечье.

— Это только начало, — Пьер посмотрел на экран планшета, который ему протянул Ахмед. На карте мигала вторая точка — такая же «клиника» на другом конце города. — Они не ожидали, что мы ударим по «Фермам». Теперь Лебедев начнет зачищать следы по всей Европе.

Пьер зарядил новый магазин. Его вторая миссия превратилась в войну на уничтожение, и теперь, глядя на спасенных детей, он впервые почувствовал, что серебро в его легких — это не проклятие, а горючее для этой войны.

— Ахмед, курс на Гданьск, — скомандовал он. — Пора нанести визит в главный инкубатор.

Фургон исчез в стене дождя, оставляя позади горящий пригород Братиславы. Впереди была долгая дорога, и Пьер знал, что каждая следующая Ферма будет защищена в разы сильнее. Но теперь у них были свидетели. И теперь у них была ярость, которую не смог бы просчитать ни один компьютер Отдела 28.

Фургон подбрасывало на ухабах старой проселочной дороги, ведущей к польской границе. В салоне пахло жженой изолентой, сыростью и тем самым сладковатым, тошнотворным запахом, который Пьер теперь узнал бы из тысячи. Запах активного штамма «Гамма».

Мальчик, которого Пьер вынес из клиники, лежал на разостланных спальниках. Его маленькое тело внезапно свело судорогой. Он не плакал — из его горла вырывался сухой, свистящий звук, похожий на скрежет металла по стеклу.

— Пьер, посмотри на них! — голос Жанны, обычно холодный и ровный, дрогнул.

Она держала за плечи девочку лет восьми, чьи зрачки расширились так, что стерли радужку, превратив глаза в два бездонных черных провала. Под тонкой, почти прозрачной кожей на шее ребенка что-то шевелилось. Мышцы сокращались неестественно, ритмично, словно под ними перекатывались живые жгуты.

— Пульс за двести тридцать! — Ахмед лихорадочно тыкал в экран медицинского сканера, подключенного к его кустарному компьютеру. — Пьер, это не просто стресс. Адреналин сработал как катализатор. Процесс репликации вируса пошел в геометрической прогрессии. Если мы их не остановим, через десять минут они разорвут этот фургон изнутри… вместе с нами.

Коул, сидевший у задних дверей, перехватил дробовик. Его лицо было бледным.

— Они дети, Пьер. Мы не можем… мы не для того их вытаскивали.

— Заткнись, Коул! — Пьер присел рядом с мальчиком. Он видел, как челюсть ребенка начала медленно выдвигаться вперед, а ногти на пальцах, впившихся в обивку сиденья, потемнели и удлинились. — Ахмед, файлы Траоре! Там должен быть протокол «Колыбель». Он не мог выращивать их без стоп-крана!

— Я ищу! Файлы битые, — пальцы Ахмеда летали по клавиатуре. — Вот… нашел. Серия «Ингибитор-0». Это не лекарство, это блокиратор нейронных связей. Он замораживает метаболизм, не давая вирусу перестроить костную структуру.

— Где он? — Пьер схватил связиста за плечо.

— В каждой клинике он должен быть в аварийном комплекте. Красные ампулы с маркировкой «Х».

Коул выругался и вытащил из сумки металлический кейс, который он прихватил из лаборатории в последний момент, когда всё уже начало рушиться. Он сорвал замок ударом ножа. Внутри, в поролоновых гнездах, среди разбитого стекла и обрывков документации, уцелело всего две ампулы. Темно-красная жидкость внутри казалась густой и тяжелой.

— Две, — Коул поднял их к свету. — Пьер, их пятеро.

В этот момент мальчик на полу издал короткий, яростный рык. Его спина выгнулась мостом, раздался отчетливый хруст — кости перестраивались, ломаясь и срастаясь вновь за считанные секунды. Его пальцы превратились в когти, которые с легкостью распороли тяжелую брезентовую ткань рюкзака.

— Вкалывай ему! — скомандовал Пьер. — Жанна, держи девочку!

Коул вогнал иглу прямо в бедро мальчика и до упора вжал поршень. Ребенок забился в конвульсиях еще сильнее, а затем внезапно обмяк. Его дыхание стало редким, тяжелым, а когти начали медленно втягиваться обратно.

— Сработал, — выдохнул Ахмед. — Но у нас еще четверо. И одна ампула.

Девочка в руках Жанны начала трансформироваться. Её суставы вывернулись под невероятным углом, а из-под кожи на спине начали пробиваться жесткие, черные щетинки. Она зашипела, и в этом звуке уже не было ничего человеческого. Остальные дети в глубине фургона тоже начали проявлять признаки «пробуждения».

— Пьер, мы теряем их! — крикнула Жанна, пытаясь удержать бьющуюся в экстазе трансформации девочку.

Пьер посмотрел на последнюю красную ампулу. Затем на свои руки. Его собственная кровь, насыщенная серебром и детоксикантами, пульсировала в венах. Он вспомнил файлы, которые читал: его кровь была «стабилизированным субстратом».

— Ахмед, — Пьер быстро закатал рукав. — Дели ампулу на четыре части. Разводи моей кровью. Живо!

— Это безумие, Пьер! Ты не знаешь, как среагирует их организм на твою сыворотку! — Ахмед уже доставал пустые шприцы.

— У нас нет выбора! Либо так, либо я пристрелю их всех через минуту, чтобы они не мучились! Делай!

Ахмед действовал с лихорадочной скоростью. Он вогнал иглу в вену Пьера, вытягивая густую, темную кровь, которая в свете тусклой лампы отливала металлом. Смешал её с остатками ингибитора в четырех шприцах. Жидкость в них стала мутно-розовой и начала пузыриться.

— Коул, держи их! — рявкнул Пьер.

Следующие пять минут превратились в кровавый хаос. Они боролись с маленькими существами, в которых просыпалась первобытная мощь ликанов. Пьер лично удерживал старшего мальчика, чувствуя, как сила ребенка едва не ломает ему запястья. Укол, второй, третий…

Когда последний шприц опустел, в фургоне воцарилась пугающая тишина, прерываемая лишь шумом дождя и тяжелым дыханием взрослых. Дети лежали вповалку, бледные, покрытые липким потом, но — люди. Трансформация замерла, откатившись назад, оставив после себя лишь уродливые ссадины и синяки на местах, где кости пытались прорвать плоть.

— Получилось… — прошептал Ахмед, падая на сиденье. Его руки дрожали так, что он не мог удержать сканер.

Пьер сидел на полу, прислонившись к перегородке. Его собственная рука онемела, а в голове снова зашумела серебряная пыль. Он посмотрел на девочку, которая теперь тихо спала на руках у Жанны.

— Мы не вылечили их, — тихо произнес Пьер. — Мы просто нажали на «паузу». Моя кровь продержит их в человеческой форме день, может, два. Нам нужно в Гданьск. Там, в главном инкубаторе, должен быть полный цикл производства антидота. Если мы не найдем его там…

Он не закончил фразу. Все и так понимали: если они не найдут решение, им придется стать палачами тех, кого они только что спасли.

— Пьер, — Ахмед указал на экран. — Спутник запеленговал всплеск биоактивности. Лебедев знает, что в нашем квадрате произошла массовая трансформация. Они идут за нами. И на этот раз они не будут использовать снотворное.

Фургон взревел двигателем, и Ахмед выжал газ до упора. Охота на Фермы только что стала гонкой со смертью, где на кону были души детей, ставшие заложниками в крови Пьера.

Портовый район Гданьска утопал в серой слизи приморского тумана. Огромные краны замерли в ночи, напоминая кости вымерших левиафанов, а шум Балтики смешивался с монотонным гулом электроподстанции. Объект «Инкубатор-1» скрывался за фасадом старого завода по переработке морепродуктов. Ржавые ангары, запах гниющей рыбы и ряды колючей проволоки под напряжением — идеальная маскировка для места, где выращивали будущее.

Пьер лежал на крыше полуразрушенного цеха через дорогу. Дождь заливал лицо, но он не моргал. Его зрение, обостренное серебряной пылью и недавним переливанием, прорезало туман: он видел пульсацию лазерных решеток и тепловые сигнатуры патрулей на вышках.

— Ахмед, — прошептал он в микрофон. — Мы на позиции. Давай свет.

— Секунду… — отозвался связист. — Прошивка «чистильщиков» сопротивляется. У них здесь автономный сервер на жидком азоте. Ломаю через систему пожаротушения… Есть.