Пьер подошел ближе, тяжело опираясь на край стального пульта. Его взгляд был прикован к экрану. После короткой серии судорожных мерцаний изображение стабилизировалось. На мониторе развернулась тактическая карта Европы и Северной Африки, испещренная пульсирующими точками цвета запекшейся крови.
— Это не просто базы, — Жанна сделала шаг вперед, вглядываясь в зернистое изображение. — Смотрите на маркировку. «Инкубатор-7», «Ясли-4»…
Ахмед нажал клавишу, масштабируя одну из точек в пригороде Бухареста. На экране появились спутниковые снимки: внешне — обычный агропромышленный комплекс, теплицы, бесконечные ряды ангаров. Но под ними, согласно схеме, уходила вниз многоуровневая структура, напоминающая муравейник.
— Это и есть «Фермы», — прошептал Коул, вытирая руки ветошью. — Траоре не ловил ликанов в лесу. Он их **выращивал**.
Ахмед начал быстро прокручивать картотеку объектов. Каждая «Ферма» была замаскирована под нечто безобидное: частный пансионат в Альпах, реабилитационный центр в Пиренеях, склад гуманитарной помощи в Мали.
— Гляньте на спецификации, — Ахмед указал на столбец данных рядом с объектом «Бета-9» в Польше. — «Субстрат: дети-сироты, беженцы, лица без гражданства». Они не просто проводят эксперименты. Они берут человеческий материал, который никто не кинется искать, и используют его как почву для проращивания вируса.
— Лебедев называл это «оптимизацией поголовья», — Пьер почувствовал, как в легких снова зашевелилась серебряная пыль, вызывая приступ тошноты. — Он создал систему, где люди — это просто емкости для созревания штамма «Гамма». На карте их больше двадцати.
— Если это выйдет в сеть, Отдел 28 не просто закроют. Весь мир сойдет с ума от ярости, — Жанна коснулась экрана, где мигала точка в нескольких сотнях километров от их текущего убежища. — Пьер, мы не можем просто смотреть на это. Мы сидим на доказательствах геноцида.
Пьер молчал, вглядываясь в красные точки. Он видел не просто карту, он видел огромную, невидимую машину смерти, которая перемалывала жизни, превращая их в управляемых монстров. Лебедев не просто искал лекарство или оружие — он создавал новую пищевую цепочку, где он сам стоял на вершине.
— Ахмед, — голос Пьера был холодным и твердым, как бетон над их головами. — Вычлени ближайший объект. Нам не нужно уничтожать всё сразу — мы не армия. Нам нужно вскрыть одну «Ферму» так, чтобы Лебедев не успел запустить протокол зачистки. Нам нужен живой свидетель того, что происходит в этих «яслях».
— Ближайшая — в лесах под Гданьском, — отозвался Ахмед, уже вбивая новые команды. — Замаскирована под склад изъятого имущества. Плотность охраны — запредельная. Но там хранится архив «первичных носителей».
— Значит, едем в Гданьск, — Пьер обернулся к Коулу. — Собирай все остатки взрывчатки. Нам нужно будет устроить такое шоу, чтобы его увидели со спутников даже в Вашингтоне.
В красном свете бункера «Орион» охотники окончательно превратились в мстителей. Они больше не бежали. Теперь у них была цель, и эта цель пахла кровью и хлоркой секретных лабораторий.
В техническом блоке бункера «Орион» стоял тяжелый, въедливый запах машинного масла и раскаленной стальной стружки. Коул, подсвечивая себе налобным фонарем, колдовал над старым советским токарным станком «ИЖ», который чудом ожил после того, как Ахмед перебрал электрощит. Резец с противным визгом вгрызался в заготовку из высокопрочного титанового сплава — когда-то это была часть гидравлической стойки от промышленного лифта, найденная на свалке.
— Почти готово, — проворчал Коул, не оборачиваясь, когда услышал тяжелые шаги Пьера.
На верстаке, застеленном чистой промасленной ветошью, лежали разобранные стволы. Пьер подошел ближе, рассматривая «глушители», которые больше походили на высокотехнологичные детали космического корабля, чем на кустарные поделки.
— Это не просто «банки» с поролоном, Пьер, — Коул выключил станок и осторожно снял готовую деталь. — Заводские ПБС (приборы бесшумной стрельбы) рассчитаны на средний патрон. А я рассчитал внутренние камеры под наши дозвуковые патроны с тяжелой серебряной пулей.
Он взял в руки массивный цилиндр, предназначенный для «Вектора» Пьера.
— Смотри сюда. Внутри не плоские перегородки, а конусы с обратным завихрением. Я позаимствовал схему у газовых турбин. Поток пороховых газов не просто отсекается, он бьет сам в себя, гася энергию в первой же камере.
Коул начал собирать устройство. Он добавил слой тончайшей медной сетки, которую извлек из экранированных кабелей бункера — она работала как идеальный теплоотвод, моментально охлаждая газы и убирая дульную вспышку.
— А это — для Жанны, — он указал на монструозную конструкцию, лежавшую рядом с её «Барреттом». — Для пятидесятого калибра глушитель — это обычно сказка, но я сделал многокамерный компенсатор. Он не сделает выстрел бесшумным, но он уберет характерный «хлыст», который слышно за пять километров. Звук будет как от падения тяжелого шкафа. В условиях леса и тумана — хрен поймешь, откуда прилетело.
Коул с щелчком накрутил модифицированный глушитель на ствол «Вектора» Пьера. Оружие сразу приобрело хищный, футуристичный вид. Центр тяжести сместился, но Пьер, взяв автомат в руки, почувствовал идеальный баланс.
— Проверь, — Коул кивнул на дальний угол цеха, где была навалена гора старых матрасов.
Пьер вскинул «Вектор», прижав приклад к плечу. Сухой щелчок затвора, патрон в патроннике. Короткое нажатие на спуск.
*Пх-т.*
Вместо оглушительного грохота, способного обрушить штукатурку со сводов, раздался лишь негромкий хлопок, не громче звука открываемой бутылки газировки. Только лязг затворной рамы выдавал мощь выстрела. Пуля ушла точно в цель, не оставив ни вспышки, ни дыма.
— Черт возьми, Коул… — выдохнул Пьер, осматривая дульный срез. — Заводские «Спектры» шумят в два раза сильнее.
— Потому что на заводе экономят на материалах и не шлифуют камеры вручную, — Коул довольно оскалился, вытирая руки ветошью. — Теперь мы можем работать в упор. Лебедев привык к своим датчикам акустического контроля, но эти игрушки настроены на другие частоты. Мы будем для них просто шумом ветра в кронах.
Коул передал Пьеру остальные ПБС.
— Раздай ребятам. И скажи Жанне — я добавил ей на прицельную планку антибликовую насадку из сотовой сетки. Теперь даже если солнце выйдет, её линза не выдаст позицию.
Пьер кивнул, чувствуя, как с каждым таким «апгрейдом» их шансы выжить на «Ферме» растут. Они были призраками, вооруженными наукой, которую Лебедев считал своей исключительной прерогативой. Но Коул доказал: старый советский станок и голова на плечах порой эффективнее миллиардных бюджетов Отдела 28.
— Готовься, Коул, — Пьер спрятал нож в ножны. — Выдвигаемся через два часа. Посмотрим, как их «чистильщики» справятся с тем, чего они не слышат.
Ночь в лесах Чехии была неподвижной и густой, как застоявшаяся вода. В нескольких метрах от входа в бункер, в старой железной бочке, билось рыжее пламя. Оно было единственным живым пятном в этом сером мире обледенелых елей и бетонных обломков.
Пьер стоял у огня, глядя на куртку, переброшенную через край бочки. Ткань была чистой, почти новой — высокотехнологичный матовый композит, на котором еще не успели осесть слои многолетней пыли. Это была его **вторая миссия**. Всего две. Первая казалась ему шансом на новую жизнь, билетом в высшую лигу. Вторая превратилась в приговор.
— Ты даже не успел её толком поносить, — голос Жанны прозвучал из тени. Она подошла ближе, кутаясь в поношенный гражданский плащ. — В Отделе обычно выдают новый комплект через год. Ты уложился быстрее.
Пьер медленно провел пальцами по воротнику. Под тканью чувствовались жесткие вставки скрытой защиты.
— Первая миссия научила меня убивать тех, кого они называли врагами, — негромко произнес он, не оборачиваясь к ней. — Вторая научила меня тому, что врагов они создают сами.
Он сорвал с плеча шеврон. Маленький лоскут с эмблемой подразделения — серый волк в прицеле. В его руках эта тряпка казалась тяжелее, чем его винтовка. В этом значке была сосредоточена вся ложь, которой его кормили на инструктажах: о высшем благе, о спасении цивилизации, о том, что он — часть избранного щита.
