— Вот как… — пробормотал я с искренним удивлением, приподняв бровь. — А…

— Поверьте, Николай Арсентьевич, — перебил меня Молчанов спокойным тоном, — у нас есть лучшие ищейки, которые знают многое о жителях Северска.

Он сделал паузу, словно ждал, что я похвалю бдительность этих самых искателей. Я не проронил ни слова, и он продолжил:

— Да, Курносов смог оставить себе кое-что, это правда. Но основное — особняк, счета, несколько участков — он честно передал Фонду. Всё оформлено. Всё прозрачно. Можете проверить. Ни одна копейка не исчезла.

Я нахмурился. Не от недоверия, а скорее от легкого внутреннего царапанья: откуда, спрашивается, взялся этот «Фонд Завета»? А главное: почему я о нём узнаю по факту, как о дальнем родственнике, приехавшем на похороны с уже заказанным памятником?

Но Молчанов, будто предугадав ход моих мыслей, не дал мне вставить ни слова:

— «Фонд Завета» был создан вашим предшественником, — произнёс он почти торжественно. — И задумывался как структура, которая будет работать на благо княжества. Увы, поработать со старым князем нам не довелось, потому как он держал нас на расстоянии. Но вы, уверен, человек современный. Уточните всё у вашего воеводы, он в курсе.

— И как же вы узнали про наш уговор с мастером Курносовым? — уточнил я, всё ещё сдержанно, но уже с тем любопытством, которое не прячут.

— Это несложно, — без тени смущения ответил Молчанов. — Видите ли, в фонде работают в основном представители старшего народа, которые принесли клятву верности князю лично. А старший народ… быстро узнаёт новости.

Проговорил он это так буднично, словно речь шла не о сверхъестественной разведке, а о рассыльных на велосипедах.

— Вы прибыли в особняк утром, и…

— Всё так, Николай Арсентьевич, — охотно подтвердил Молчанов. — Пришлось немного «уговорить» жандармов, чтобы они нам не мешали. Вы уж не судите их строго, но у них не было шансов нам противостоять. И поверьте, всё это было сделано исключительно на благо княжества. Мы дали клятву князю. И нам не интересны человеческие деньги. Ну… за исключением кладников. Или драконов. Они любят и золото и монеты. Но, уверяю, такие у нас не работают.

Я только хмыкнул, не пытаясь скрыть иронии. Со слов этого Молчанова получалось, что мой предшественник, пока я по документам числился в столице, успел организовать целый фонд — из старшего народа, с клятвами, вероятно, на крови и с печатью. Интересно. Очень. Вот только почему сам князь об этом в своём ежедневнике ни строчки не оставил?

— Кстати, простите, что не смог представиться вам ранее, — начал Молчанов с тем самым тоном, каким обычно говорят «извините за беспокойство» перед тем, как перевернуть чью-то жизнь вверх дном. — У меня были срочные дела за пределами Северска. Но я бы с радостью выразил вам своё почтение лично. Чтобы обсудить, на какие нужды пойдут средства, полученные от Курносова. Ну и, заодно, поговорить о делах фонда. Если вы не против, я запишусь на приём к вашему секретарю.

— Хорошо, — ответил я немного растерянно.

— До встречи, Николай Арсентьевич, — мягко попрощался Молчанов и завершил вызов.

Я отнял телефон от уха, покачал головой, удивляясь этой разговорчивости, которая явилась будто из тумана. Казалось, ещё немного — и мне начнут докладывать о принятых мной решениях, но принятых без моего участия, однако в пользу моего княжества.

Подошёл к машине, открыл дверь и сел рядом с Морозовым. Дверь захлопнулась с глухим звуком, будто поставила точку в странном диалоге.

Пока Морозов заводил двигатель, я молча смотрел в окно на особняк Курносова. Камень, резные наличники, ставни — теперь всё это выглядело пустым, как сцена после финального акта. Но всё же… на короткий миг мне показалось, что за одной из ставен что-то шевельнулось. Силуэт? Или просто игра света? Северск и не с такими иллюзиями шутил.

— Ну что? — поинтересовался Морозов, когда машина выехала на дорогу.

— Курносов сбежал из города, — сказал я, всё ещё глядя в зеркало заднего вида. — Но перед этим к нему заезжали люди из «Фонда Завета».

Воевода довольно кивнул, будто услышал не новость, а подтверждение собственной теории:

— Этот фонд основал старый князь.

— Зачем? — спросил я, не скрывая недоумения.

Морозов пожал плечами с тем видом, каким обычно отвечают на вопросы о погоде в другой вселенной:

— Кто знает? Последние годы старик был скрытным, и особо меня в курс не вводил. Может, Осипов знает?

— А у Осипова есть доступ к счетам фонда? — уточнил я осторожно.

Морозов покачал головой:

— Нет. Доверия к членам Совета у старого князя было немного. Особенно к тем, кто очень громко предлагал «помощь».

Я кивнул. И, подумав, откинулся на спинку сиденья:

— Домой. Пора разбирать заявки на конкурс.

Воевода снова кивнул, и машина покатила в сторону выезда из города, унося нас прочь от выцветших фасадов, полупустых улиц и фондов, оставленных прежним князем на всякий случай.

К поместью мы прибыли, когда уже наступал вечер. У крыльца стоял микроавтобус доставки почтовой службы. У дверей же застыл паренек в синей форме и фуражке. В руке парень держал увесистую стопку больших конвертов. Рядом Вера подписывала сопроводительные бумаги.

— Видимо, почту уже привезли, — заметил Морозов.

— Климов молодец. Успел подготовить артели за сутки, — добавил я, рассматривая кипу конвертов. А в голове мелькнула мысль, что дело на остаток вечера и, скорее всего, большую часть ночи, найдено.

Вера тем временем подписала бумаги и передала их почтальону. Тот завороженно глядел на девушку, рассеянно кивал и не сразу понял, что пора отдавать корреспонденцию. Он бы так и продолжал бы глупо улыбаться Соколовой. Но их гостиной выскочил растрепанный Никифор. Он перехватил груз и потащил его в дом, причитая что-то о ленивых работниках почты империи. Парень отчаянно покраснел, торопливо попрощался, сел в фургон и укатил прочь. Мы же вышли из авто и направились к особняку.

— Добрый вечер, — поприветствовал я Веру, поднимаясь по ступенькам крыльца.

Боковым зрением я заметил, что Морозов свернул в сторону дома, в котором жила дружина. Откуда-то из кустов сада выскочил Аргумент, который радостно бросился к воеводе. Тот на ходу потрепал пса по холке, и довольный пес потрусил следом за Морозовым.

— Добрый, — ответила секретарь. — А ваш воевода не плохой человек.

— С чего вы взяли? — удивленно уточнил я и быстро добавил. — Вернее, человек он неплохой. Но вы с чего сделали такой вывод?

Она кивнула в сторону дорожки, по которой шли мужчина и пес, растворяясь с вечерних сумерках:

— Такая собака чует плохих людей. Раз пес его признал, то он хороший.

— Где-то в глубине души, — согласился я и перевел тему разговора. — Курьер доставил заявки на конкурс?

Вера кивнула:

— Да.

— Тогда идемте.

Я открыл дверь, пропуская девушку в гостиную, и последовал за ней.

Стопка писем уже лежала на столе у камина. А Никифор не было видно. Похоже, галантный домовой помог девушке и направился по своим делам.

— Мог бы отнести в кабинет, — пробормотал я.

В ответ из одного темного угла послышалось насмешливое фырканье. Я вздохнул, взял пачку писем и направился к своему кабинету.

Я вошёл в кабинет, нащупал на стене выключатель. Под потолком загорелась лампа, разлив по комнате мягкий золотистый свет, который сразу прогнал из углов густые сумерки. Тени дрогнули, словно застигнутые врасплох, и поспешили спрятаться, обнажив тяжёлые шторы и шкафы с полками.

Я подошёл к столу, положил на него стопку писем и тяжело опустился в кресло. Провёл ладонями по прохладному дереву подлокотников, будто проверяя, выдержат ли они ещё один вечер моих размышлений.

Несколько минут сидел молча, откинувшись на спинку и глядя на ворох корреспонденции. Листы смотрели на меня в ответ, словно не веря, что я справлюсь с таким объемом документов.