Он тяжело вздохнул, словно сам удивился, как ещё справляется. Пальцы легли на стол с упором, будто в этих досках спрятан единственный якорь, не дающий уйти с курса.

— И как идут дела? — осведомился я.

— Бюджет до минимума урезан, мастер-князь, — признался Андрей и развёл руками с тем видом, как будто хотел показать: в этих стенах нет ни роскоши, ни иллюзий. — Держимся как можем. Ребята в бригаде хорошие. Работящие, надежные.

Я перевёл взгляд на карту, висевшую на стене. Голубые пятна озёр, тонкие линии рек, словно вены на теле княжества, тянулись сквозь весь край — широкие, мелкие, извилистые, будто сама вода не могла определиться, куда ей лучше течь.

— Площадь большая, а народа не хватает, — продолжил мужчина, глядя туда же. — Вот и браконьерствуют во многих местах…

Он говорил без жалоб, спокойно. Будто уже смирился: рыба уходит, сети рвутся, лодки протекают, но кто-то же должен тут оставаться и затыкать дыры.

— Местные? — уточнил я, хотя по тону Лаптева уже догадывался, что всё не так просто.

Он покачал головой:

— Местные не станут. Это всё пришлые. Из соседних княжеств. То ли безработные, то ли романтики, но рыбу тут, видать, уважают больше, чем границы.

— И как справляетесь?

— С помощью Всевышнего, — вздохнул Андрей Михайлович и тронул кулон под рубашкой, на который указывала тонкая, потемневшая от пота верёвочка. Видимо, оберег был проверенный, из тех, что выдержал не одну стычку с браконьерами.

— Мы не жалуемся, ваше сиятельство, — добавил он с достоинством.

— Давно вы тут работаете? — поинтересовался я, глядя на него пристально.

— Почти пятнадцать лет, — отозвался он с удивлением, будто сам только что пересчитал.

— И сколько из них исполняете обязанности Курносова? — спросил я прямо.

— Он тут только три года, — усмехнулся Лаптев, и в этой усмешке была вся соль местной жизни. — А до него другой был. Тоже, знаете, в кабинет заходил только перед приездом начальства. И тоже путал дверь. Вечно открывал ту, где у нас инвентарь хранится. Один раз даже отчёт пытался оставить между вёслами. Так что я уже по привычке дежурю.

— И почему вы не заняли пост официально? — нахмурился я.

Лаптев чуть дёрнулся, будто вопрос был не в лоб, а под дых. Он опустил глаза, а потом медленно отвернулся к стене, где висела та самая карта, знакомая ему до каждой линии.

— Потому что нет у меня связей, Николай Арсентьевич, — честно сказал он.

— Теперь есть, — тихо сказал я, и в кабинете сразу стало как-то тише. Воздух потяжелел.

Я помедлил и добавил, глядя ему на профиль Лаптева:

— А если я предложу вам другое место?

Лаптев развернулся медленно, как будто каждое движение давалось с трудом. Усмехнулся коротко, чуть устало, но искренне.

— Мне от воды далеко нельзя, ваше сиятельство, — ответил он так, будто это был не отказ, а присяга.

И я вдруг понял: этот человек не просто работает здесь. Он тут корнями пророс, как старый якорь, которому нипочём штормы.

— Мне понадобится начальник порта, — произнёс я спокойно. — Работа новая, но близкая вам. Там придётся и порядок наводить, и людей собирать. Согласитесь?

Лаптев замер, будто внутри него что-то щёлкнуло. В глазах мелькнул тот самый огонёк, который обычно прячется под слоями «денег нет», «штат урезан» и «сам всё сделаю». Он сглотнул, как перед важным решением, снова пригладил свои и без того короткие волосы. А потом вдруг, будто спохватившись, выпалил:

— Согласен, князь. Для меня это честь.

Я протянул ему руку. В его рукопожатии было всё: и благодарность, и обещание, и готовность тащить, даже если лодка дырявая.

— А как же наше хозяйство тут… — опомнился Лаптев и, похоже, впервые за всё время позволил себе погрустнеть.

— С этим проблем не будет, — заверил я. — Будет начальник от бога. Точнее…

— От Всевышнего? — с лёгкой улыбкой уточнил он.

— Можно и так сказать, — кивнул я. — Вы оставьте здесь тех, в ком уверены. А тех, кто может быть полезным в порту — забирайте с собой.

— А бюджет?.. — робко, почти шёпотом, спросил Лаптев, как школьник, не верящий, что ему поставят пятёрку.

— Потянем, — пообещал я, глядя ему прямо в глаза. Потому что этого человека подводить было нельзя.

К нужному дому мы подъехали как раз в тот момент, когда небо, надувшись до предела, начало выдавать первые капли дождя. Солнце цеплялось за горизонт, прорезая облачную пелену розоватыми иглами.

Всю дорогу Морозов косился на меня с подозрением. И всё же, когда машина остановилась, не выдержал и осторожно уточнил:

— Вы же помните, что Курносов выбран Советом?

— Его выбрали для того, чтобы он служил княжеству, — спокойно ответил я. — А если этот Курносов болен, то я, как порядочный управленец, обязан позаботиться о здравии государева слуги. В конце концов, уважение к заболевшему это тоже часть служения. Да и по этикету положено.

— Всё так, — кивнул воевода, но взгляд остался настороженным. — Мне подождать вас здесь?

Я вздохнул, будто знал заранее, что без протокольных глаз эта сцена может стать слишком гибкой в интерпретациях. И произнес:

— Предчувствие говорит мне, что на этот раз мне понадобится свидетель.

— Вы ведь не станете делать ничего незаконного, княже? — с сомнением уточнил Владимир.

— Как можно? — театрально усмехнулся я, открывая дверь. — Мы же за правду и порядок.

С этим благородным настроем я вышел из салона навстречу редким первым каплям дождя.

Снаружи было свежо. Ветер пытался забраться под полы пиджака, дергал за волосы, бросал в лицо колючую воду.

Двухэтажный дом из розового камня выглядел так, будто особняк строили на зависть всем. Обнесенный высоким кованым забором с острыми пиками, здание больше напоминало резиденцию какого-нибудь уставшего от народной любви чиновника, чем скромное гнёздышко начальника рыбнадзора. Из-за забора доносилось низкое, уверенное рычание. Так рычат не дворняги, а псы, за которых отдают месячный оклад и просят отдельную миску для утреннего окорока.

Я подошёл к воротам и тут же заметил небольшое, но весьма современное переговорное устройство с блестящей кнопкой вызова и надёжно прикрытым решёткой динамиком. Конструкция выглядела недёшево, как и положено хорошему парадному фасаду: солидно, строго и совершенно не к месту в истории про скромный рыбнадзор.

Я заглянул сквозь узкую щель между металлическими листами и в полумраке рассмотрел то, что окончательно превратило это место в иллюстрацию к пособию «Как не должен жить бюджетник».

За оградой раскинулся ухоженный сад: подстриженные кусты, выложенные по периметру аккуратными бордюрами, как по линейке. Дорожка к крыльцу была вымощена натуральным камнем. Гладким, дорогим и, судя по виду, не пережившим ни одной зимы с солью. Среди аккуратных клумб, возвышалась шикарная беседка с резными колоннами, ажурной крышей и лёгкими занавесями, будто в ожидании летнего чаепития с дамами в шляпках.

— Финансирование урезали, значит, — пробормотал я себе под нос, пытаясь хоть как-то примирить увиденное с понятием «государственная служба». — Ну, может, у него жена зарабатывает неплохо.

— У Курносова супруга домохозяйка со стажем, — сухо, будто зачитывая выдержку из личного дела, отозвался Морозов. — Она на всех ярмарках числится как лучший покупатель. Цветы, ткани, посуда… только корову пока не прикупила. Вроде.

— Ясно. Понятно, — протянул я, уже без особой надежды на чудо, и нажал кнопку вызова на переговорном устройстве.

Из динамика послышался сухой треск, будто аппарат сначала хотел отказаться от связи, но потом передумал. Следом раздался голос — недовольный, прокуренный, с интонацией вечной усталости от мира и конкретно от меня:

— Кого там нелёгкая принесла?

Говорила женщина. И, судя по хрипотце, густому звуку и особой манере произносить слова сквозь зубы, делала женщина это это, не вынимая папиросу изо рта.