Я, признаться, подумал, что Мурзик успел наследить здесь изрядно.

— Не слышал о таком ритуале с псалмом, — признался я, стараясь сохранить нейтральный тон.

— Вы в Северске не так давно, Николай Арсентьевич, — нараспев произнесла Альбина Васильевна. — Потому и не знаете всех наших маленьких, но весьма действенных секретов.

Она чуть приподняла подбородок и обратила свой полный внимания взор на Морозова. Тот попытался сделать вид, будто его не существует вовсе. Дышал через раз, взгляд уронил в скатерть, словно рассчитывая, что если не смотреть в глаза опасности, то она пройдёт мимо. Но, как это обычно бывает, именно этим притворным безразличием он и привлёк к себе внимание секретаря Совета.

— А вы, Владимир Васильевич, — пропела она, — верите, что порядочная северская крыса не поддалась бы словам правильного псалма?

Морозов напрягся всем телом, как старый пружинный диван, и с достоинством выдавил:

— Понятия не имею. Меня в этот момент тут не было.

Он сделал акцент на последнем слове так, будто надеялся, что его можно будет зачесть как железобетонное алиби.

Альбина Васильевна улыбнулась уголками губ, мол, «ну-ну», и отвела взгляд, но всем своим видом показывала, что вернётся к этому вопросу непременно. Возможно, за другим столом. Или в другой жизни. Но вернётся.

— Стоит признать, что это была не крыса, — продолжила Альбина Васильевна тем же ровным тоном, словно не замечая состояния своего собеседника, который уже почти растворился в скамье. — Значит, свидетели обманулись. Не зря ведь говорят, что у страха глаза велики. Наверняка это был кот. Заскочил с улицы — ну, мало ли, открыли дверь, на кухне запахи… Вот он и носился тут с визгами.

Она сделала паузу, с удовольствием расправляя складку на рукаве, будто именно там спряталась та самая мифическая «крыса».

— Именно так и решила служба контроля, — с легкой гордостью добавила она. — Проверили заведение вдоль и поперёк, и не нашли ни малейших следов крысиного присутствия. Ни погрызенных мешков, ни помёта. Чистота как в монастырской келье. Правда, один повар взял больничный. Ходили слухи, что его эта крыса укусила. Но сам он заявил, что просто переработался. И, мол, надумал отдохнуть, привести нервы в порядок.

— Много работать вредно, — решил я вступить в беседу, чтобы как-то отвлечь внимание от Морозова и направить разговор в менее зубастое русло. — Особенно если работа на кухне — там, знаете ли, и жара, и ножи, и пар, и коты, которые похожи на крыс.

Альбина Васильевна взглянула на меня внимательно.

— Вы, князь, очень быстро вникаете в местные тонкости, — с намёком сказала она. — Надеюсь, у вас хватит мудрости их не только понять… но и правильно использовать.

Я кивнул, не уточняя, что именно она имеет в виду. С этой женщиной всегда лучше сначала кивнуть… а уже потом разбираться, что ты только что согласился делать.

— Ваш помощник тоже очень редко отдыхает, — заметила Альбина с легким вздохом сожаления. — Вам стоит дать ему несколько дней, чтобы он выспался, прогулялся. Быть может, даже посетил культурные места нашего города. Владимир Васильевич, а вы давно были в театре?

Морозов икнул, потом мотнул головой и закашлялся.

— Вы занемогли? — мягко осведомилась Альбина и вынула из сумочки небольшой треугольник из бумаги. — Тут сбор из трав. Заварите на ночь, выпейте и ложитесь почивать. Наутро забудете о хворобе.

Воевода смотрел на подношение как на ядовитую змею. Я не удержался и легонько пнул его под столом. В конце концов, не стоило вести себя так невежливо, даже если Альбина и впрямь была ведьмой.

Морозов посмотрел на меня с таким выражением, будто я предал его присягу и отдал с потрохами прямо в лапы хищнику. Он даже медленно покачал головой, мол, не ожидал такого от тебя, княже.

— Благодарю, — буркнул он, осторожно взяв треугольный пакетик двумя пальцами, будто тот мог в любой момент шевельнуться. — Очень… кстати.

— Это старинный рецепт, — с лёгкой улыбкой пояснила Альбина Васильевна, сверкая кольцом на пальце. — Там и зверобой, и чабрец, и мелисса… Но главное — душица. Она сердце лечит и характер смягчает.

— Характер у нас железный, — не удержался я от комментария.

Морозов прищурился, но промолчал.

— Вы только не кипятите воду слишком сильно, — продолжала Альбина. — Травы могут обидеться. Им нужно ласковое тепло, а не бурлящий котёл.

— Попробую договориться с чайником, — процедил воевода.

— Обязательно, — кивнула она и плавно перевела взгляд на меня. — А вы, Николай Арсентьевич, всё такой же бледный. Вам тоже не мешало бы отдохнуть. Хотя бы на вечер. Могу порекомендовать вам несколько чудесных мест для прогулок. Или хорошую книгу… если вы всё же умеете отдыхать, а не только спасать наш край.

— Иногда мне удаётся совместить, — отозвался я, поправляя салфетку. — Особенно если книга не очень толста, а прогулка заканчивается там, где подают уху и карпа на углях.

— Ага, — хмыкнул Морозов. — Куда уж нам до культурных вечеров, когда есть горячее и хлеб с чесноком.

Альбина сделала вид, что не услышала, и с довольной улыбкой отпила воды из бокала, поставленного разносчиком чуть раньше. Потом неспешно встала.

— Ну что ж, господа. Не буду мешать вам наслаждаться трапезой. Хотя скажу по секрету: травы работают лучше всего, если заварены с добрыми мыслями. Так что, Владимир Васильевич, на ночь думайте о хорошем. Например, обо мне. К слову, — она обернулась ко мне, — я обдумала ваше предложение. И готова приступить к работе в Управе. Не бросать же вас без помощи.

И, не дожидаясь ответа, покинула наш столик с той грацией, которую не всегда удаётся сохранить даже балеринам.

Воевода шумно выдохнул и уставился на треугольник с травами, лежащий у него на ладони.

— Она меня точно сглазить хочет, — мрачно заявил он.

— Или вылечить, — заметил я с торжествующей улыбкой. — С такой помощницей дела у нас пойдут в гору.

Морозов вновь взглянул на бумажный треугольничек в своей руке, с сомнением повертел его, потом сунул в нагрудный карман. Сделал это аккуратно, словно складывал туда нечто потенциально ядовитое. Тяжело вздохнул, с надрывом, как человек, осознавший, что жизнь не будет прежней.

— Признаться, — хмуро начал он, — вредная она баба, но… толковая. Вот что ни говори, а на посту секретаря Управы из неё может выйти толк.

Я изобразил удивление, хотя подозревал, к чему он клонит. Морозов между тем продолжил, глядя в сторону, будто говорил не мне, а горшку с мятой.

— Во-первых, она всех знает. Все сплетни, все связи, кто кому чего должен, кто с кем делил пирог, а кто с кем не делит. А во-вторых, Осипов с ней взвоет.

— Это плюс? — уточнил я, изо всех сил стараясь сохранить серьёзность.

— Это великолепно, — отозвался воевода с мрачным удовлетворением. — Учитывая, что этот мелкий пакостник последнюю неделю только и делает, что шуршит против нас, как мышь в архиве, надеясь чем-то досадить. А тут его же человек — и вдруг к князю в услужение, да ещё в Управу. Да он на желчь изойдет.

— Не боитесь, что он Альбине жизнь попортит?

— Ничего, — отмахнулся Морозов. — Она выживет. И, между прочим, начнёт работать на вас. А Осипов… он ведь у нас какой? Вспыльчивый, мстительный, мелочный. Рано или поздно от обиды начнёт делать глупости. А это, простите за прямоту, только нам и на руку. Чем больше он ошибается, тем быстрее его подвинут. Или сам себя спалит.

Я кивнул, чувствуя, как в душе скребётся лёгкая, почти неприличная надежда.

— Значит, вы считаете, что игра стоит свеч?

— Я считаю, что раз уж эту ведьму нельзя игнорировать — надо её приручить, — сказал Морозов, потянулся к графину с водой и налил себе в стакан. — И поставить к дверям. Пусть охраняет.

Я не стал спорить. В конце концов, в этом был смысл.

Морозов не обманул. Кормили в заведении и правда на славу. Я даже не успел заметить, как съел все.