— Сим-сим, — сказал я, — откройся!
Ворота нехотя раздвинулись ровно настолько, чтобы мог пройти человек. Когда Горчаков вошёл вслед за мной, они тут же сдвинулись. Под высокими сводами вспыхнул свет. Горчаков испуганно вскинул голову — по самой середине ангара шла широкая светящаяся полоса.
— Как ты…
— Это мелочи, Саша.
Но он уже не слушал, заворожено глядя вперед. Из полутьмы выступали изогнутые балки, похожие на ребра гигантского левиафана.
— На твоих чертежах он не таким огромным казался…
— Будет ещё и гондола, — предупредил я. — Но это уже мелочь в сравнении. Так что, Саша, мы не складываем лапки! Те чванливые господа из министерства ещё получат щелчок по носу.
Он перевёл изумленный взгляд на меня.
— Так вот почему ты был так уверен на презентации… Ты просто сам не хочешь с ними сотрудничать!
— Я буду, — возразил я. — Но на своих условиях.
— Интриган, — сказал он обвиняюще. — А казался таким простым и честным!
— Я честный, — парировал я. — Но не простой. Простой человек — не человек, а существо. А теперь пойдем в дом, поедим. И расскажешь новости. Особенно о Долгоруковых, ты же любишь меня радовать?
— Ты умеешь удивить. Всегда у тебя какие-то новинки, — не удержался Горчаков.
— Саша, это никакая не новинка. Дирижабль изобрел Жан Мёнье́, дивизионный генерал, погибший в битве при Тулоне, где впервые проявил себя молодой Наполеон Бонапарт. Это было в тысяча семьсот девяносто третьем году. Представляешь, сколько лет отделяет изобретение от наших дней, когда дирижабли только-только начинают робко строить!
— А сколько лет ещё пройдет, пока их доведут до ума? — пробормотал он.
— Совершенства не бывает, — ответил я. — Но дирижабли, будь они созданы сейчас, перевернули бы не только войну, но и весь мир!
Он посмотрел на меня с испуганной растерянностью.
— Юра, но это же страшно.
— Зато на дирижабле, — сказал я с энтузиазмом, — можно облететь весь свет! Ты можешь спуститься на веревочной лестнице в самых недоступных местах! Там, где Суворов погубил половину армии в Альпах, ты пролетишь, попивая кофе в роскошном кресле! Новый мир, Саша!
Он взглянул на меня странно, двигаясь к выходу из ангара.
— Но ты же будешь делать их не для того, чтобы попивать кофе?
— Конечно! Рядовой дирижабль возьмет двести тонн груза и перенесет их куда угодно! Но для меня весь мир — это Сибирь с её тайгой и хребтами. Сибирь станет доступной, как Петербург! А кофе мы можем выпить и не поднимаясь в небо. Пойдём в дом, Любаша напекла пирожков по какому-то новому рецепту.
Но выпить кофе нам так и не удалось. Не прошло и получаса, как к воротам подкатила ещё одна карета — на этот раз с гербом Долгоруковых.
Горчаков повел княжну на крыльцо, а там она, встретившись со мной взглядом, произнесла сдавленным голосом:
— Благодарю вас, что встретили.
Выскочила Сюзанна, заулыбалась радостно, с ходу обняла Ольгу, расцеловала в щеки, а я сказал негромко Горчакову, но так, чтобы Ольга услышала:
— Представляю, сколько её пришлось лупить родителям, чтобы заставить сказать это «благодарю».
Он посмотрел с укором, как можно такое говорить о юной княжне, красиво и церемонно повел Ольгу в здание. С другой стороны, Ольгу ухватила Сюзанна и что-то с ходу начала нашептывать явно своё женское, замороженное лицо Ольги дрогнуло и чуточку расслабилось.
Породистая, снова промелькнуло у меня. Тысяча лет селекции, не хвост собачий. Лицо идеальное, фигура совершенная, но характер не поддается селекции, как и размер мозга, такая же дура, как и самые первые, что стояли у основания рода в звериных шкурах и с дубинками в руках. Нет, ещё в лапах.
Так же втроём они пошли вверх по лестнице.
Я, задумавшись, постоял несколько минут, потом вышел на крыльцо, осмотрелся, вернулся в дом, и уже было направился в кабинет, как на пороге гостиной столкнулся с Ольгой. Она стояла одна, что было странно — куда же подевалась Сюзанна? Ответ пришёл мгновенно: княжна, верная своей привычке повелевать, наверняка отправила мою бедную графиню куда-то за веером, платком или иной ерундой, чтобы поймать меня наедине…
Она окатила меня холодным взглядом, полным презрения, странно, я перебил половину рода Долгоруковых, а она смотрит всё так же, то ли до неё всё ещё не дошло, то ли иначе не умеет, с пелёнок ей твердили, что её род лучший из лучших, а она вообще особенная.
Я уже хотел обойти её, не отпихивать же с дороги, но она медленно проговорила:
— Я видела музыкальный амулет, что вы подарили княжне Глориане.
Она замолчала в ожидании ответа, но вопроса я не услышал, потому пожал плечами и всё же обошёл её, стараясь не прикасаться, даже рожу скривил, дескать, боюсь испачкаться.
— Сколько вы хотите за такой? — донеслось мне в спину. — Мой род заплатит.
Я обернулся, взглянул на неё в упор.
— Да срал я на ваш род, княжна.
Она не упала в обморок, даже не повела бровью, голос прозвучал так же ровно и холодно:
— Я заплачу. У меня есть деньги.
Я хмыкнул.
— Это стоит очень дорого. И такими вещами не торгую.
— Но Глориане…
Я прервал:
— Ей подарил. Она хороший человек и мой друг. А вы, княжна, ни то, ни другое.
Повернулся и пошёл к своему кабинету, она что-то говорила вслед, я нарочито отключил слух, а войдя в кабинет, не просто плотно прикрыл дверь, а закрыл её на защёлку.
Папка с финансовыми отчётами Сюзанны лежала на самом виду. Я открыл её, и цифры заалели, как раны.
«Ружейные контракты расторгнуты, — первое, что бросилось в глаза. — Долгоруковы заблокировали поставки стали через третьи лица. Расходы на безопасность имения за последний месяц превысили годовой доход от лесопилок…»
Я откинулся на спинку кресла. Деньги. Снова деньги. Война опустошила казну, а мои проекты — дирижабли, заводы, исследования — требовали колоссальных и непрерывных вливаний. Нужно было срочно найти мощный, быстрый и желательно не слишком заметный источник финансирования.
— Мата Хари, — позвал я мысленно. — Просканируй все легальные и полулегальные финансовые потоки в империи. Ищи аномалии, крупные суммы, которые скоро будут в свободном плавании. Нам нужен большой куш. Тихий и быстрый.
— Уже делаю, — почти мгновенно отозвался её голос. — Наиболее вероятное событие с высокой доходностью — всероссийская лотерея. Билеты уже в продаже.
Всероссийская лотерея… С тех пор, как Екатерина Вторая запретила их словами: «Россия не настолько бедна, чтобы так дурачить своих подданных», их не проводили. Но после её смерти начали проводить сперва по губерниям, потом и всероссийские. Прибыль государству давали изрядную, так что всякий раз повышали сумму выигрыша, что, в свою очередь, увеличивало число участников.
В этот раз главный приз составлял пять миллионов рублей. Астрономическая сумма. За второе место давали полмиллиона, за третье — пятьдесят тысяч.
Понятно, что к выигравшему первый приз будет привлечено все внимание империи. О нём будут писать в газетах, разводить на «выгодные» вклады, завлекать в коммерческие проекты. Мне такое внимание было смерти подобно. Первое место было заказано.
— Зеттафлопник, — велел я. — Найди в архивах данные о той лотерее. Кто выиграл?
Машина копнула в данные и быстро отыскала нужное. Счастливчиком с первым призом оказался некий мещанин. И судьба его была печальной: деньги его погубили. Сперва его втянули в сомнительные проекты, которые лопнули, часть средств украло жулье, рядившееся под графов и князей. В результате от огорчения он запил и вскоре умер от скоротечной белой горячки.
Я посмотрел на эту информацию, и во мне заговорил вдруг запоздалый гуманизм.
— Надо спасти человека, — сказал я. — Надо помогать людям!
— Каким образом? — спросила Мата Хари.
— Деньги людей портят, — сообщил я с внезапным просветлением. — Богатство — зло!..
«…Богатство — зло!..» — повторил я уже вслух, глядя в пустоту. — Мы не можем допустить, чтобы невинный мещанин повторил эту печальную судьбу. Мы обязаны принять этот удар на себя. Готовь алгоритм. Аккуратно подправь результаты. Первый приз — нашему «Джамалу», специально созданному для этого подставному лицу. Второй… что ж, я скромно потерплю и заберу его себе. Полмиллиона — не пять, но на новые патронные машины для Мак-Гилля хватит.
