— Бедный мальчик!.. Он и рад, и огорчен!.. Так хочется поскорее встать во главе рода!..

— Подождёт, — сказал я успокаивающе.

— Он меня любит, — сообщила она, — за меня рад, а кресло главы рода… Успеет ещё.

Я заговорщицки улыбнулся, княгиня чуть приподняла брови в непонимании, потом глаза её радостно блеснули. А что, если откат можно будет сделать ещё раз?

На крыльце она небрежным жестом сбросила шубу на руки дворецкому, явно красуясь стройной фигурой и роскошными оголёнными плечами, глаза сияют, счастливая улыбка не покидает сильно помолодевшее лицо.

Я распахнул дверь в холл, она вошла, давая мне возможность полюбоваться открытой спиной и вздернутым задом, остановилась, приняла мою руку, я повел гостью в свой кабинет, стараясь держать лицо удивленно-радостным, хотя ни на секунду не забываю о Сюзанне, знает ли, что уже восемнадцать, а может и больше, членов рода Долгоруковых из головной ветви поплатились жизнями за безрассудное похищение.

— У вас здесь мило, — сообщила Тариэла оглядывая кабинет. Я придвинул ей кресло, она села, продолжая рассматривать меня с сияющей улыбкой. — Странный дизайн, но очень… уместный.

— Не могу сидеть без дела, — ответил я, изображая смущение. — Выпала свободная минута, вот постолярничал.

— У вас талант, — сказала она. — И свою магию не боитесь показывать, что удивительно. Обычно все прячут.

Дверь приоткрылась, заглянула Любаша.

— Господин, чай, кофе?

— И твои великолепные растижопки, — велел я.

Она исчезла, бросив любопытный взгляд на Тариэлу, не часто ко мне приезжают женщины-аристократки.

— У меня не боевая магия, — объяснил я, — чего прятать? Это бойцы стараются не выдавать свой уровень и каким видом ударной магии владеют.

Она понизила голос, даже украдкой посмотрела по сторонам.

— Дорогой Юрий, я никому-никому не проговорилась о вашем зелье! Но пара подруг очень уж заинтересовались, начали выпытывать.

Я ощутил тревогу, спросил так же тихо:

— И что вы?

— Ничего, — ответила она. — И никому. Но сама на всякий случай решила узнать, возможно ли такое повторить, мои подруги готовы отдать любые деньги, чтобы продлить молодость!.. Точнее, вернуть.

Я быстро прикинул варианты: Речь идёт о десятках миллионов рублей, а мне все равно мало, но, с другой стороны, больше клиентов опасно, нет уж, такое нельзя засвечивать. В конце концов вылезет наружу, и тогда на меня начнётся давление уже со стороны власть имущих.

Дверь распахнулась, Любаша вошла с подносом в руках, там две чашки с парующим кофе и большая тарелка с горкой сдобных растижопок.

Я указал Тариэле взглядом, сам взял чашку с кофе и закинул в рот шедевр кулинарии.

— Дорогая Тариэла, — сказал я, — дело не в деньгах.

— Внимательно слушаю, дорогой барон!

— Зелье отката, — пояснил я, — пришлось готовить несколько суток, выкраивая только пару часов на сон, а доверить некому, процесс слишком сложный и без моей подпитки магией всё пойдет прахом. Десять миллионов в мусор! Для меня это огромные деньги.

Она с сочувствием вздохнула и приготовилась слушать дальше.

— Сейчас выполняю важный правительственный заказ, — продолжил я таинственно и понизил голос, — высшей секретности! Оборонный заказ. И денег получу намного больше, и от императора благодарность. Возможно, и орден уже к полученному. Так что, Тариэла, вам придется быть единственной помолодевшей среди подруг и знакомых!

Она улыбнулась, по ней заметно, что не так уж и огорчена, никто не будет соперничать.

— Понимаю, барон, — произнесла она уже другим голосом. — Да и барон ли?

Я посмотрел в недоумении.

— Простите…

Она покачала головой, не сводя с меня нежного материнского взгляда.

— В высшем свете вас уже называют «Граф Сорок Пять Верст Кабеля». Петербург обожает всякие слухи, ничего подобного ещё не случалось!..

Я пробормотал в неловкости:

— Обидная кличка, да?

Она всплеснула руками, драгоценные камни на её пальцах сверкнули радостными огоньками.

— Барон! Прежде всего это говорит, что вы давно переросли статус барона.

Я развел руками.

— Видите, как я предан работе, которую мне поручил государь!.. Даже от своего отказываюсь, только бы выполнить лучше.

Она поставила опустевшую чашку на стол, спросила немного опасливо:

— У вас бесподобные растижопки! Боюсь, снова начну полнеть.

— Не начнёте, — заверил я. — Метаболизм настроен так, что ничего лишнего не будет задерживаться. Верьте современной медицине!

Её большие красивые глаза распахнулись в радостном изумлении.

А в моём черепе прозвучал деловитый голос Маты Хари:

— Из крытого гаража Долгоруковых выехал тяжёлый автомобиль. Во дворе присоединились ещё два, все едут не через город, так что, возможно, направятся сюда. Станет известно, если перейдут на дорогу Вадбольского, как её уже называют.

— Прекрасно, — ответил я мысленно. — Продолжай следить…

И обратился к изумлённо взглянувшей на меня гостье

— Да, Тариэла, вот так мы и живем…

Княгиня поняла вежливый намек, что мне пора возвращаться к работе, она же приехала как аристократка к аристократу, который не хрена не делает, если не на военной или государственной службе, но я работаю и, более того, обожаю работать, такие мужчины редкость и самая лакомая дичь для желающих удачно выйти замуж.

— Барон, — сказала она, поднимаясь, — у меня стойкое впечатление, что вы хотя бы раз делали откат для себя.

Я улыбнулся.

— Вместе с титулами?

Она задумалась.

— Да, интересно. Вам приходилось с годами терять и титулы? Даже боюсь и представить, на каком уровне вы были.

Я улыбнулся, ничего не сказал. Она подала мне руку, мы вышли в коридор, где она с интересом осмотрела мою картинную галерею. Изображения на портретах и больших картинах в полный рост, все, как живые, таких реалистичных просто не бывает, но Лапочка очень старалась, задействуя по моему приказу всю мощь своей нейросети чтобы за три минуты наделать портретов на обе стороны длинного коридора на первом этаже, на втором и даже на третьем, у художника это заняло бы лет пятнадцать.

Тариэла на минуту остановилась перед портретом Сюзанны, полюбовалась, делая шаг то вправо, то влево, наконец сказала задумчиво:

— Шедевр… Вы эту девушку точно любите…

— Люблю, — подтвердил я, — но странною любовью…

Она засмеялась, показывая ровные и блестящие как жемчуг зубы, красный влажный рот.

— Выталкивайте меня, барон! Я же вижу, как страстно вам хочется вернуться к своим таинственным делам.

Мата Хари доложила:

— Все три автомобиля Долгоруковых выехали на дорогу Вадбольского и набрали скорость.

— Попробуй заглянуть, — сказал я ей. — Только осторожно.

Дальше по коридору ближе к лестнице красуется огромная, прямо под потолок, картина, изображающая Николая Первого во весь рост на фоне его кабинета, в мундире и при всех регалиях.

Тариэла остановилась и долго рассматривала, наконец сказала со вздохом:

— Удивительно точно. И внешность, и… характер тоже, просто удивительно. Что за художник?

— Из местных, — ответил я. — Россия богата талантами. Увы, крепостное право душит не только тупейных художников.

Она вздохнула.

— Государь император уже трижды закон писал и правил, чтобы отменить, да всё не решается обнародовать… Пойдемте, барон.

Мата Хари сказала радостно:

— Есть!.. Машины без магического щита, сейчас–сейчас…

Картинка резко увеличилась, уже и я увидел сверху дорогу и спешащие в сторону имения три автомобиля. Передний начал быстро вырастать в размерах, я успел увидеть нечто фиолетового цвета, но изображение прыгнуло вверх, я услышал звенящий от возбуждения голос Мат Хари:

— На заднем сиденье Сюзанна, на переднем только шофёр. Пустить торпеду?

— Я тебе пущу, — пригрозил я.

— А так хочется! Крылья чешутся.

Мы с княгиней спустились вниз, прошли через холл, чистый, блистающий, и тоже украшенный величественными картинами. Тариэла заинтересовалась ими, все как одна шедевры, хотя на самом деле самое ценное в них — это тяжёлые массивные рамы, искусно сделанные под золото.