Маринку я тоже искал. Вводил её имя и девичью фамилию. Но либо она сменила фамилию, выйдя замуж, либо… опять же, искал плохо. Результатов не было.

И даже если бы нашёл… Что бы я сказал? Пришёл бы к ней весь такой нарядный: «Привет, Маринка, это я, Санёк. Только в другом теле. Не бойся»? Так она меня в дурку отправила бы с ходу. Да и годков мне сейчас двадцать семь, а ей… Ей уже за полтос, должно быть. М-да.

Надеюсь, всё у неё в жизни сложилось наилучшим образом. Нашла себе хорошего мужика, родила долгожданных детишек и живёт теперь свою лучшую, счастливую жизнь.

Хорошая она женщина, добрая и красивая. Мечтала о большой и дружной семье. А связалась с опером, то есть со мной. С которым, к сожалению, не вышло семьи, только постоянное ожидание тревожных звонков. Так, может, хоть с кем-то другим сложилось.

Зла я на неё не держал. Да и за что? За то, что я умер, а она жила? В общем, жаль, что так вышло, но жизнь продолжается. И у нас с ней теперь разные дорожки. Моя вот, например, снова вела в школу.

До сих пор в голове не укладывается, что я вписался в этот «блудняк» и начну учить детей уму-разуму. Сказал бы мне кто тогда, в девяностые, что я, оперативник уголовного розыска, буду преподавать в школе — взоржал бы аки конь ретивый. Хотя друзья постоянно подкалывали меня на предмет фамилии Макаренко.

Помню, когда мы выбирали, куда поступать после школы, мне частенько говорили, мол, Макаренко, с такой фамилией тебе одна дорога — в педагогику! Добьёшься там таких высот, что Антон Семёнович сам тебе завидовать будет. И про родителей моих напоминали. Родители… Их я тоже не нашёл, но решил, что позже съезжу в деревню, в которой они жили.

В общем, в прошлой жизни с педагогикой у меня не вышло, но зато сейчас мать бы порадовалась.

Я подошёл к зеркалу и взглянул на себя. Тёмные джинсы, такая же рубашка с длинным рукавом, только чуть светлее. Сгодится. Покрутил головой. Волосы не топорщатся вроде. Даже побрился, хотя я это дело терпеть не мог и в прошлой жизни всегда отпускал бороду. Правда, Маринка всё время ворчала, мол, то колется ей, то щекочется, а стоило побриться, так заводила шарманку, мол, зачем да зачем. Бабы… сами не знают чего хотят.

Стоп. Это что, я мандражирую, раз начал философию разводить? Прислушался к себе. Таки да. Мандраж присутствует. Шагнул к зеркалу и с претензией уставился на своё отражение.

— Ты чё, Макаренко, — сказал я, прищурившись. — Серьёзно нервничаешь?

Отражение молчало.

— А ну, соберись, — продолжил я, ткнув пальцем в собственную грудь в зеркале. — Ты серийников ловил. В перестрелках участвовал. Лез под пули, прикрывая отход своей группы. И страшно тебе не было, смотрел смерти в лицо, не моргнув глазом. А теперь что? Перед кучкой подростков поплыл? Не смеши.

На лице появилось знакомое выражение — ухмылка с вызовом.

— Фигня война, — пробормотал я. — Прорвёмся. И не через такое проходили. Главное, втянуться, а там уже по накатанной пойдёт.

Отошёл от зеркала, взял со стула рюкзак, закинул его на плечо и, напоследок глянув в зеркало, вздёрнул вверх сжатый кулак:

— Но пасаран, мать его!

На этой оптимистичной ноте я и покинул квартиру.

На входе в школу меня ждал сюрприз. Стоило мне переступить порог, как я уткнулся в турникеты. Ничего подобного я не ожидал, думая, что всё будет по старинке.

Я повернул голову и увидел сбоку от входа стол с мониторами. За ним сидел охранник, который увлечённо тыкал пальцем в какую-то штуку, похожую на телефон, только размером побольше. Рядом с ним лежал раскрытый журнал посещений, чуть в стороне стоял телефон. Обычный, дисковый.

Я вытянул шею и глянул, чем таким интересным занят охранник. Я ожидал увидеть сканворды, но ошибся. На экране были нарисованы какие-то огородики, коровки с курочками.

— Привет, — сказал я ему.

Мужик вздрогнул и выпучил на меня глаза, быстро прикрыв рукой свой аппарат.

— Здравствуйте, Егор Викторович, — ответил он, торопливо убирая со стола свою игрушку.

— Пропустишь? — я указал рукой на турникет.

— Так у вас пропуск должен быть, — удивился мужик.

Пропуска у меня никакого с собой не было. Я вообще не знал, что они нужны теперь и в школах. В моё время в школу просто приходили и так же просто уходили. Никаких постов охраны у входа не было, разве что в элитных. Вместо них технички по хребту шваброй могли огреть нарушителей порядка. Особенно если по помытому пройтись.

— Если бы был, я бы тебя не беспокоил, — доверительно сообщил я ему. — Потерял.

Мужик помялся немного, потом что-то нажал. Пикнуло.

— Проходите, — сказал охранник. — Только вы это, восстановите пропуск. Без него не положено.

— Обязательно, — кивнул я и прошёл через турникет.

Остановился, рассматривая холл. Внутри школа выглядела приличнее, чем снаружи. Ремонт здесь сделали относительно недавно. Даже запах краски ещё чувствовался. Но всё равно повсюду ощущалось неумолимое дыхание времени.

Я повертел головой по сторонам. Так, а где здесь учительская?

— Слышь, любезный, — подошёл я к охраннику, который вернулся к своим коровкам. Услышав мой голос, он опять поспешил спрятать улики. Я махнул рукой. — Да не прячь ты своих коров, я никому не расскажу, чем ты тут занимаешься. Сориентируй лучше меня на местности. Где здесь планёрку проводят?

Мужик икнул, привстал.

— Так в учительской все.

— А где учительская? — улыбнулся я.

Охранник подзавис, а потом вытянул руку в сторону лестницы.

— Второй этаж, налево до конца.

— Ага. Понял. Спасибо, — кивнул я мужику и пошёл к лестнице.

Поднявшись на второй этаж, я зашагал мимо каких-то стенгазет, фотографий, кубков. Пока шёл, мельком читал имена и фамилии лучших учеников и учителей года.

О, я остановился, увидев знакомое лицо. Игорь Александрович Макаренко, директор. В прошлом учитель года. Я улыбнулся, есть чем гордиться. А вот своё фото я не нашёл на стенде. Видать, не заслужил Егорка.

Миновав длинный коридор, упёрся в дверь с табличкой: «Учительская». Прислушался. Тишина. Может, уже всё прошло или я слишком рано? Сейчас разберёмся. Не стоять же здесь до вечера. Я схватился за ручку и распахнул дверь.

— Вот смотри, — вещала розовощёкая дама с короткой стрижкой, показывая другой, помоложе, что-то на экране телефона, — вот такие помидорчики получились у меня по новому рецепту. Вкуснющие, пальчики оближешь. Десять баночек закатала.

— Всем привет, — поздоровался я, притормозив у двери и осматривая помещение.

В центре стоял стол буквой П, вокруг него стулья. Посередине возвышалась высокая пальма в горшке. Ряды шкафов вдоль стен с книгами и журналами. На самих стенах приколочены доски с какими-то графиками, списками, цветными листочками маленькими и прочая чепуха.

На моё появление практически никто не отреагировал. Так, пара голов на скрип петель обернулась — не более того. Да и те лишь вскользь мазнули по мне взглядом и вернулись к своим делам. Розовощёкая продолжила свой рассказ о закрутках.

В этот момент я с тоской вспомнил своё родное отделение. Там всё было знакомым, понятным. Мужики, с которыми можно было перекинуться шутками. А здесь — бабье царство. Почти.

Помимо меня в учительской обретались ещё два мужика. Один, судя по спортивной форме и «умному» лицу — физрук. Он стоял возле окна и шептался о чём-то с эффектной блондой с внушительным декольте и длинными ногами. Она то и дело косилась на его свисток и игриво стреляла глазками.

Хмыкнув, я прошёл в учительскую и сел на ближайшее свободное место в центре стола. Откинувшись на спинку кресла, продолжил рассматривать своих коллег.

Взгляд мой остановился на втором мужике. Лет сорока, лысеющий, с одутловатым красноносым лицом. Он сидел, подперев щёку со вселенской мукой во взгляде. Рядом с ним пузырилась бутылочка минералочки.

Так и проходят планёрки в школах? Я представлял себе всё несколько иначе. Когда мы учились, мне было интересно, как там в святая святых. То есть в учительской. Всегда казалось, что в этом кабинете происходят важные и очень серьёзные дела.