Подумала ещё и уточнила:
– Каковы результаты анализов?
– Неоднозначные, - качнул головой дядя, до этого успевший пару раз одобрительно кивнуть. - Материнство категорически не рекомендую как минимум ближайший год, а дальше необходимо новое обследование. Сон желательно под наблюдением. Во избежание. Ну а с даром… - поморщился, - сама знаешь.
– Выжжен, - констатировала, даже не пытаясь сделать вид, что расстроена. Тут же поняла, что зря так спокойна, потому что в глазах дяди промелькнуло недоумение, и потупилась, сцепив пальцы, чтобы показать, что на самом деле старательно прячу боль. - Зато жива. Так что? Выпишите?
– Если настаиваешь, - не стал упрямиться Апраксин. - Ты всё сказала верно. Если обещаешь выполнять врачебные рекомендации от и до, то не вижу причин удерживать тебя силой. Ты мне вот только что скажи… Что у тебя с Бестужевым? Неужели люб?
Ме-едленно-медленно мои брови полезли на лоб, а дядя сдавленно крякнул, сообразив, что попал пальцем в небо, и развел руками.
– Ну а что я думать должен? Каждый день тебя навещает!
– Мы просто общаемся, - промямлила, сама прекрасно слыша, как неубедительно это прозвучало. Черт! Вот так и палятся.
– Вот и хорошо, - поспешил согласиться дядя. - Ты всё-таки Апраксина, а не простолюдинка с улицы.
Натянуто улыбнулась, понимая, что в данном случае лучше согласиться. И тут кое-что вспомнила:
– Геннадий Трофимович, скажите, а это правда, что Алешенька разорвал помолвку?
Досадливо поморщившись, мужчина кивнул. Но тут же строго заметил:
– Не вздумай грустить. Читал я экспертное заключение следователя. В то время, пока вы с Каменским щит держали, а Разумовский и Татищев тварь прочь отваживали, этот подлец даже МЧС вызвать не удосужился. Звонок был сделан с трех телефонов, но только не с его. Мерзавец и подлец! Даром что Нарышкин! Мелкая душонка.
С трудом вспомнив, что Разумовский и Татищев - это Тимур и Никита, не могла не спросить:
– Как они? Ребята.
Дядя снова помрачнел и качнул головой.
– Погибли, Лизонька. Все трое. Но, благодаря вам, живы остальные. Земля им пухом.
Мы скорбно помолчали, отдавая память погибшим парням, которые были гораздо более достойны жить, чем тот же Нарышкин, а потом Апраксин скупо улыбнулся и кивнул.
– Пойду подготовлю документы на выписку и врачебные рекомендации, да позвоню в особняк твоих родителей, чтобы за тобой прислали машину. Или задержаться хочешь?
– О, нет, - покачала головой, позволяя себе смешок. - У вас тут уютно, спору нет, но я уже хочу хотя бы глазком взглянуть на лето, пока оно совсем не кончилось.
– Вот и договорились, - подытожил целитель. - Вели пока сиделке собрать твои вещи, отправлю её к тебе.
Дядя ушел, а я первым делом вынула из тумбочки конверт, в котором лежала папка с документами по делу ведьмы, и только потом заставила себя сесть на кровать, не трогая более ничего.
Нельзя-с. Не по-аристократски это.
Зато подошедшая буквально через несколько минут Лидия сходу развила бурную деятельность и, посоветовав надеть на улицу славное голубое платье в крупную клетку (к нему шляпку, чулки, туфельки на невысоком каблуке, и неизменные кожаные перчатки), собрала мои вещи по двум чемоданам, которые ждали своего часа на верхней полке шкафа. Пока женщина отходила в ванную комнату за моей зубной щеткой, я сама сунула в ближайший чемодан конверт, прикрыв блузкой, и вернулась обратно на кровать, прихватив лишь сумочку, куда отправился телефон.
Минут через сорок подошел дядя с документами и рецептами, подробно рассказал всё, что было написано в них (о диете и иных рекомендациях), пропустил в палату шофера Апраксиных, который поднялся за моими чемоданами, и вниз мы спустились втроём.
Машину за мной прислали одну из тех, на которых по городу ездила матушка - некий гибрид волги и мерседеса, но очень и очень стильный, особенно кремовый цвет. В отличие от известного мне по прошлой жизни отечественного автопрома, в этой России машины делать умели и, сев на заднее кожаное сидение, я с интересом осмотрелась, подмечая такие дорогостоящие нюансы, как отделку красным деревом в ряде деталей, отполированный до блеска металл, безупречную чистоту самой машины и идеально сидящую форму на молодом шофере, которого звали Прохор.
Мужчине было к тридцати, широкоплечий и даже мускулистый, но с простецким лицом деревенского парня и задорными веснушками. Фуражка придавала ему едва ли процент солидности, как и смешные соломенные усы, но я старательно делала вид, что всё в порядке и вообще, я тут барышня. А он холоп. Ни меньше, ни больше.
Мы уже подъезжали к особняку Апраксиных, когда зазвонил мой телефон, высветив одного из двух известных мне абонентов, и я сразу взяла трубку.
– Алло.
– День добрый, Лиза.
– Привет, - отозвалась немного легкомысленно и сразу сообщила: - Меня выписали, я еду домой. Уже подъезжаем. Давай чуть позже наберу, сейчас не очень удобно разговаривать. Хорошо?
– Конечно, - не стал возражать Волконский. - Буду ждать.
Сбросив вызов и убрав телефон обратно в сумочку, я заметила в зеркале заднего вида внимательный взгляд шофера, который наверняка был не прочь погреть уши, но сделала вид, что меня это не волнует. Буквально через пару минут Прохор остановился четко напротив парадного крыльца, где нашего прибытия уже дожидался лакей, так что мне мгновенно открыли дверь и подали руку, помогая выйти.
И вот казалось бы, все мы люди… Но нет.
Я барышня, графская дочка, а они холопы.
Немного нервничая, но в целом радуясь, что память тела не подводит, да и я успела вспомнить многое из того, что было для Апраксиной естественным, а для меня до сих пор диким, я вошла в дом, не забыв распорядиться, чтобы чемоданы отнесли в мои комнаты, небрежно кивнула дворецкому Лаврентию, который поприветствовал меня в том числе поклоном, и поинтересовалась:
– А где маменька с папенькой?
– Батюшка ваш, Андрей Трофимович, в поместье, а матушка Евдокия Афанасьевна с младшей сестрой, Екатериной Андреевной, в гостях у Нарышкиных.
– У Нарышкиных? - нахмурилась. - Это ещё зачем?
Я видела, Лаврентий подозрительно мнется, вроде бы и желая высказаться, но в то же время… не желая.
– Лавр? - приподняла брови, добавив в тон грозных ноток, какими любила пользоваться Лизонька Апраксина, чтобы подчеркнуть свою значимость и власть. - Что я должна знать?
С досадой поджав губы, мужчина опустил глаза в пол и тихо, но отчетливо произнес:
– Есть подозрения, что Алексей Петрович будет свататься к Екатерине Андреевне.
– Вот как… - Не зная пока, как реагировать на эту не самую приятную новость, поджала губы, а потом и вовсе скривилась. - Ясно. Ладно, не моя печаль. Что на обед?
Мигом оживившись, Лаврентий сообщил, что на обед у нас сплошные изыски, причем обедать я буду в одиночестве - близнецы в Москве, папенька изволит отдыхать за городом, а маменька с сестрицей в гостях. Как бы не до самого вечера. Ольга с малышами тоже перебралась в усадьбу - лето стояло жаркое, в городе было душно. Коленька на обед редко заезжал, предпочитая трапезничать в ресторанчике рядом с офисом, так что придется мне сегодня давиться форелью под сливочным соусом в одиночестве.
Бедная я, бедная!
Стараясь не фыркать и улыбаться как можно незаметнее, я распорядилась накрыть обед в малой столовой, а сама прошла наверх, в свои комнаты. Всего их было четыре и все мои от и до: сначала гостиная, куда я могла запросто пригласить подружек и даже жениха, если таковой имелся. Затем спальня и уже из неё можно было пройти в роскошную гардеробную и вместительный санузел. Все до единой комнаты были большими, со свежим ремонтом и обставлены условно антикварной мебелью (на мой пролетарский взгляд), но я уже была тут совсем недавно, да и память подключилась, так что ничего не перепутала и нигде не заблудилась.
Особых планов на день у меня сегодня больше не было, так что я спокойно переоделась в легкомысленное розовое платье, предназначенное именно для дома, сняла чулки и шляпку, сменила уличные туфельки на домашние и, пользуясь тем, что горничная Марфуша отвлеклась, вынула из чемодана конверт с документами и убрала в секретер, который тоже стоял в гардеробной, храня в себе ряд самых разных документов, книг и даже учебников, оставшихся после учебы.