Сегодня дежурила Марина и Потап Леонидович, тоже очень приятный врач лет пятидесяти, но с ним я откровенничать не спешила. Было в нём что-то… слишком учтивое. С перебором. Зато, когда сразу после утренней капельницы ко мне заглянул Егор Иванович и дал понять, что сумел договориться обо всем и операцию назначили уже на полдень, поспешила лечь в кровать и подставила руку под укол, всем своим видом давая понять, что готова выполнить взятые на себя обязательства.

Проговорив вслух ряд универсальных жестов, которыми я буду сопровождать свои действия во время операции, Бестужев на миг прикрыл глаза, беззвучно прошептал короткое обращение-молитву стихиям и только после этого поставил мне укол снотворного.

Десять минут - и тело спит, а я аж притаптываю от нетерпения.

– Елизавета Андреевна, вы здесь?

Дотронулась до обрывка бумаги, который целитель заранее положил на стол.

– Замечательно, - выдохнул шумно, словно сомневался до последнего. - Идемте.

До детской больницы Бестужев поехал на своём автомобиле, а я преспокойно побежала следом, так что на месте мы были одновременно и чуть заранее. Прихватив из авто большой кейс, где лежал маговизор, мужчина вполголоса позвал меня за собой, предупреждая, что мы идем прямиком в третью операционную, ну а так как ответить я ему ничего не могла, то просто отправилась следом, старательно следя за тем, чтобы никого не коснуться.

А народу на территории больницы хватало.

И родители с детьми, и медперсонал. Это мы еще удачно свернули к боковому служебному входу, иначе бы я вообще не протиснулась, а так мы очень быстро поднялись по лестнице для персонала прямиком на третий операционный этаж, Бестужев заглянул в ординаторскую, поздоровался со знакомыми врачами, они обсудили порядок своих действий и началась подготовка к операции.

Не отходя далеко, чтобы быть в курсе даже малейших нюансов, но намеренно не подглядывая за тем, как мужчины переодеваются, облачаясь в стерильные хирургические халаты, маски и прочее, дождалась, когда их позовут в операционную, и взглянула на Бестужева, который задержался, надевая маговизор.

Но вот он его включил, осмотрелся… И увидел меня.

– Елизавета Андреевна? Это вы?

Сделала шаг ближе и кивнула.

– Поразительно… - пробормотал мужчина, словно всё ещё не верил, что я нахожусь рядом в виде призрака. - Странно, я вижу ваш контур и яркий красный крест на лбу, но не черты лица. Это нормально?

Показала ему универсальный знак “Окей” и мужчина кивнул.

– Понял вас. Идемте.

Не забыв прихватить амулет, который являлся всего лишь энергетической подпиткой, мужчина торопливо зашагал в сторону операционной и я следом за ним. Мальчика уже привезли, он лежал на операционном столе, но все необходимые манипуляции по подготовке к операции (ту же анестезию) начали делать, только когда Бестужев занял своё заранее оговоренное место.

Я пока замерла чуть в стороне, но так, чтобы всё видеть. Всего в операционной находилось три врача: анестезиолог, кардиохирург и сам Бестужев. У столика с инструментами замерла операционная медсестра, готовая в любой момент подать всё, что только ни запросят врачи, а у двери присела санитарка, которая тоже была на подхвате.

Поначалу всё шло хорошо. Мальчика усыпили, выждали контрольное время, чтобы анестезия подействовала в полную силу, и началась операция по вскрытию грудной клетки. Искренне радуясь, что призраков не тошнит, да и обмороки нам вроде как не страшны, я внимательно наблюдала за происходящим, чтобы не упустить момент, когда врачи доберутся до сердца.

Это произошло минут через сорок: медики действовали предельно аккуратно, учитывая особенности истощенного организма ребенка, но когда Бестужев произнес кодовое слово “пора” и отступил на шаг, позволяя мне встать рядом, то я сразу увидела, что просто не будет.

Проклятие действительно пряталось в районе сердца и окутывало его едва ли сантиметровым слоем тьмы. Подцепить такое без опаски задеть тело - нереально.

Вот же срань!

Покусав губы и размяв пальцы, поняла, что совсем без риска не обойтись, но медленно сжала руку в кулак, чтобы Бестужев это увидел. Данный жест означал, что есть сложности, но я попробую.

А как иначе?

Ужасно не хватало вербального общения, но рядом стояли опытные медики, контролирующие все до единого жизненные показатели ребенка, и я надеялась, что они сами поймут, когда надо вмешаться.

Сейчас же… Склонившись как можно ниже, буквально сунув нос в раскрытую грудную клетку, я предельно аккуратно погрузила пальцы в черноту, понимая, что иначе никак, и потянула сгусток на себя.

Тут же запищала аппаратура, сообщая о резком снижении жизненной активности, малышу мгновенно вкололи стимулятор, но новых действий никто не предпринимал - их запретил Бестужев, дожидаясь, когда я дам отмашку.

Секунды растянулись в вечность, но вот я вытянула его почти весь… ещё чуть-чуть… ещё-о…

Да!

Сжимая одной рукой противную шевелящуюся кляксу, проверила визуально, чтобы в сердце не осталось ни одного отростка, но на первый взгляд всё было чисто, и я торопливо дала отмашку приступать к реанимационным мероприятиям.

– Слава мирозданию… - тихонько выдохнул Егор Иванович и распорядился: - Вова, действуем!

Отойдя подальше к стене, чтобы не мешать медикам, уже там я окончательно иссушила проклятийную мерзость, но из операционной не уходила до последнего, сначала убедившись, что операция прошла успешно и ребенок выжил. При этом кардиохирург всю операцию отслеживал состояние ребенка в том числе на мониторе, который показывал состояние сердца практически в 3д формате, так что первым делом Бестужев лично подлатал три микротрещины, которые образовались из-за моих действий. Причем чистой целительской энергией.

Я понимала, он старается так сильно именно потому, что это его дальний родственник, и другим малышам вряд ли повезет попасть на операцию именно к целителю, а не к обычному хирургу, но успокаивала себя тем, что хотя бы в этом случае всё будет хорошо.

Всё. Будет. Хорошо.

В общей сложности операция продлилась четыре часа и мне было чему поучиться у этих врачей. Это не значило, что я резко стала опытным кардиохирургом, но всё равно узнала много нового и интересного. Правда, вряд ли сама захочу лезть в человеческое нутро даже из острой необходимости, скорее всего и вовсе упаду в обморок, но ряд нюансов знать стоит.

Вдруг снова попадется какой-нибудь отморозок наподобие Бобринского? Буду знать, куда совать руки в случае чего, чтобы нанести максимальный ущерб здоровью!

Когда операция подошла к концу и медики устало кивнули друг другу, благодаря за работу, я подождала ещё немного, но, видя, что Бестужеву не до меня и маговизор он больше не надевает, поняла, что стоит вернуться в себя.

Между прочим, я уже пропустила обед и если буду тянуть, то пропущу и полдник. А у меня разминка в пять! В итоге поспешила вернуться в клинику и своё тело, порадовалась тому, что с ним за это время ничего плохого не произошло, и какое-то время полежала ещё немного. Подумав, написала Бестужеву смс “Я в своей палате”, чтобы не искал по больнице, а через десять минут получила ответ “Спасибо, я ваш должник”.

Неожиданно, ведь я соглашалась помочь в обмен на его молчание, но… Раз считает, что должник, не буду отговаривать.

Остаток дня прошел стандартно и без потрясений. Запоздалый обед вместо полдника, разминка под присмотром инструктора, легкомысленное романтическое кинцо, ужин, книжка с приключенческим сюжетом… сон.

Не поленившись, наведалась в детскую больницу и убедилась, что Савелий хоть и лежит в реанимационном боксе, куда на целые сутки кладут всех детей, перенесших тяжелые операции, но дыхание у мальчика ровное, цвет лица не землистый, а рядом пахнет лишь медикаментами, но никак не проклятьем.

Отлично!

Шустро пробежалась по всем этажам, включая чердак и подвал, заглянула в соседние корпуса, не нашла больше ни одного смертельно больного проклятого, ни одну свежую черную душу, и рванула на седьмую Рязанскую заставу.