— Если всё делать умело, — начал он. — То все возможно.

— А может, это ты⁈ — перебила его журналистка.

— Ага, конечно! Сам себя по затылку огрел и домик поджёг?

— Может, у тебя сообщник есть, — не отступалась Чижова.

Уж очень сильно ей хотелось ответить на обвинения — да и, видно, страх, словно едкая жидкость, наполнявшая душу, нашел щелочку и теперь выходил наружу.

— Ох, как трещит башка, — пробормотал Речкин, потрогал затылок и посмотрел на пальцы, испачканные кровью. — Саднит, блин. Надо бы обеззаразить, так и кровит же. В доме аптечка есть?

Этого точно никто не знал, и ни хозяин, ни тот, кто у него тут всем заведовал, ничего нам сказать уже не могли. Нинель повернулась ко мне, глаза у неё блестели от слёз.

— Макс… — прошептала она. — Спаси нас. Прошу.

— Значит так, — сказал я. — Теперь все строго выполняют мои команды. Кто не слушается, того я сам лучше пристрелю, чтобы не пугать остальных.

Я показал пистолет. Стрелять я, конечно, ни в кого не собирался, но встряхнуть их было необходимо. Они вели себя, как стадо овечек, которые при виде волка готовы разбежаться кто куда, вместо того чтобы сбиться в кучу возле волкодава, пока хищник не утащил их по одному в тёмный лес.

— Я клянусь, Максим, — тихо сказала Мария, — я тебя буду слушаться. И вам всем советую. Вам что, жить надоело? Вы видите, что творится?

— Да чё вы все ссыте? — взревел вахтовик.

Он стоял с расстёгнутой курткой, грудь нараспашку, в руке бутылка пива — порой казалась, что она у него одна и та же, только бесконечная. Антон смачно отрыгнул и заорал на весь лес:

— Да пусть только сюда сунется! Эй, ты! Я знаю, что ты меня слышишь! Чё, давай раз на раз, один на один! Слышишь, да? Ну где ты? Выходи! С дядей Антоном поговоришь!

— Замолчи, Антон! — крикнула Нинель. — Не зли его, не надо, от греха подальше! Ирина, скажи ему!

— Да пусть только сунется! — не унимался он. — Чё вы все на очко присели? Думаете, мент вам поможет? Держитесь возле дяди Антона, всё пучком будет, отвечаю!

— Защитничек, — прошипела его жена. — На ногах еле стоишь, шары опять залил.

— Чё ты сказала⁈

Он замахнулся на неё рукой, хотел то ли схватить, то ли ударить, но потерял равновесие и рухнул в сугроб. Ирина осталась стоять и теперь только усмехнулась — картина вышла показательная. Нинель нервно засмеялась, Речкин хмыкнул, а я невольно усмехнулся. Ладно, какую-никакую разрядку для всех вахтовик умудрился в атмосфере смертельной опасности устроить.

— Ой. Ну-ка… Слышите? — вдруг сказал Речкин.

— Что? — спросил я.

Но тут же и сам уловил низкое, тянущееся гудение.

— У нас в доме что-то гудит, — добавил он.

Все насторожились. В этот момент раздался грохот. Крыша домика, прогорев, провалилась, и в чёрное небо вырвался сноп искр.

Ветер вдруг стих, метель опала, словно её кто отключил. И снег перестал идти. Над головой открылось чёрное, усыпанное звёздами небо, искры от догорающего домика тянулись вверх. Это выглядело бы красиво и даже величественно, если бы только мы не стояли над очередным смерзшимся трупом во тьме вдали от цивилизации.

— О, — пробурчал вахтовик. — Сейчас уголёк прогорит, можно шашлыки забахать.

На него уже никто не реагировал. Ни сил ругаться, ни желания спорить у людей не осталось. Но надо признать, духом Антон не падал. На жидком топливе держался бодро, по-своему даже молодцом.

— Так, — сказал я. — Я пойду первым, посмотрю, что там гудит. Все за мной. Никто не отстаёт больше чем на десять — двадцать шагов. Все смотрят друг за дружкой, приглядывают. Ясно?

— Ясно, — ответили сразу несколько голосов.

Я подошёл к крыльцу осторожно, пистолет на изготовку. На досках темнело мокрое пятно.

— Это что? Вода? Откуда? — обернулся я к остальным.

— Да, вроде, была, когда мы на шум выскакивали, — сказала Мария.

— Точно не было, — возразила Ирина.

— Я вообще не помню, и мне пох… — честно признался Плотников.

— Но она здесь недавно, — сказал я. — Иначе бы уже в лед превратилась. Это факт.

— Может, не вода, а горючка? — обеспокоенно спросил Речкин. — Может, дом поджечь хотели?

Я макнул пальцы в жидкость, растёр между пальцами и понюхал.

— Нет. Вода. Ну или другая жидкость без цвета и запаха…

Гудение не прекращалось. Я зашёл внутрь, посветил фонариком — никого. Спустился в подвал и замер.

Генератор работал. Молотил ровно, как ни в чем не бывало. Рядом стояла канистра. А дверь на улицу была приоткрыта, хотя я точно помнил, что запирал её изнутри.

Я вышел через кочегарку и появился за спиной у остальных.

— Это генератор гудит.

Все разом вздрогнули, не ожидая, что я окажусь позади.

— Господи, Максим! — вскрикнула Мария.

Плотникова охнула и схватилась за сердце.

— Напугал… — выдохнула она.

А Нинель снова заскулила, и, судя по лицам, этот скулёж уже начал напрягать всех.

— Так топлива же не было, — растерянно произнёс Речкин.

— А теперь есть. Кто-то принёс — украл, а потом вернул. И этот кто-то свободно ходит по дому, по территории. Что за человек-невидимка? Твою мать, — выдохнул я. — И как вы никого не заметили, вы мне скажите?

— Да никого мы не видели, Максим, — заговорили все сразу, наперебой.

— Слушай, Тимофей, — обратился я к Речкину, — тебя кто по башке треснул?

— Да не видел я, Макс. Сзади же. Я по малой нужде вышел, за угол домика пошёл. Меня тюкнули, а потом, видно, затащили в домик и подожгли. На улице темно, хоть глаз выколи.

— Понятно, — сказал я.

— А вдруг он дома? — проскулила Нинель. — Вдруг убийца в доме? Ужас! Я туда не пойду.

— Максим, а вдруг он и правда в доме? — тихо спросила Ирина.

— Я всё проверил, — ответил я. — Там никого нет. Двери сейчас запрем. Не мерзнуть же здесь, сами прикиньте. Давайте, заходите.

Они стали по одному подниматься на крыльцо и заходить внутрь.

— Так, а чего в темноте-то? — воскликнул Речкин. — Генератор работает, можно свет включить.

— Погоди! — рявкнул я. — Это может быть ловушка.

Но было поздно.

Раздался грохот, сильный разряд, ослепительная вспышка, искры. В этот момент по крыльцу шла Ирина. Как раз по мокрому пятну. Её словно молнией прошило. Тряхнуло так, что глаза у неё закатились, зубы клацнули, тело дёрнуло судорогой. Её ещё мгновение трясло, а потом она рухнула на доски. Плотникова только что была убита ударом тока.

— Назад! — закричал я. — Назад! Это ловушка!

— Что за ё**нь? — взвыл вахтовик.

— Вода, — крикнул я. — Это проводник! Здесь где-то кабель!

— Твою мать…

Внутрь не успели войти только Речкин и буровик. Нинель и Мария уже были в доме.

— С чёрного хода зайдите, через кочегарку, — сказал я. — Не трогайте тело и не подходите. Хоть свет и вырубило после замыкания, всё равно это опасно.

— Ирка! — вдруг, словно только теперь осознав, взвыл Антон. — Ирка!

— Уйди ты! — рявкнул я.

Он всё равно кинулся вперёд, схватил жену, стащил её с крыльца, утянул в снег, рухнул на колени и принялся обнимать мёртвое тело, от которого тонкими струйками шёл дым. Женщины, так и оставшиеся стоять, разрыдались.

— Смотрите, — сказал Речкин. — Вот провод. Оголённый. Его подвели к крыльцу.

Он, вытянув палец, показал нам место. Под досками торчал срезанный кабель. Медные жилы блестели металлом. Их даже не засыпало снегом, ведь метель кончилась, будто и она была подвластна убийце.

Я наклонился, присматриваясь.

— Кто-то срезал проводку и пустил сюда ток. Вот, свежие срезы, — проговорил я.

Я вытащил конец дымящегося провода.

— Это, что получается… — почесал Тимофей голову. — Пока мы тушили пожар, он был здесь?

— Так и получается. Пока мы тушили пожар и вытаскивали тебя из домика, он всё это и подготовил, — сказал я. — Ловушку.

— Значит, поджог домика был отвлекающим манёвром, — кивнул Речкин. — Даже то, что я там не сгорел…

Казалось, что выразить эту мысль до конца ему трудно, голова Тимофея явно гудела и болела после удара и удушья. Но я кивнул ему, мол, понял.