— Так тут и так не ловит, — сказал я. — Зачем сдавать?

— Смотря какой провайдер, — заметила Плотникова. — У меня ловила.

— И у меня, — поддержал Речкин.

— А у меня, значит, хреновый провайдер, — буркнул я и убрал телефон в карман.

Потом подумал — да и хрен с ним, не ловит и не ловит, всё равно сдам.

Я всё же бросил аппарат в мешок, и Ланской, довольно улыбнувшись, завязал верёвку потуже.

— Мешочек я спрячу сам, — торжественно заявил Артём. — Чтобы ни у кого не было соблазна. И самому интересно — поиграем в такую игру. Без связи, без внешнего мира. Полный отрыв от цивилизации!

Он подмигнул и ушёл с мешком вглубь дома.

Пока его не было, Нинель успела сцепиться с Плотниковой. Ссора завязалась на ровном месте — Нине не понравился «бабушкин» наряд на Плотниковой.

Сама же Нинель никому не нравилась: громкая, хабалистая, слишком уверенная в себе. Разве что Речкин не сводил с неё глаз, то и дело поглядывая на её вырез на груди, и тихо облизывался.

Фигура у этой девицы была такая же неестественная, как и лицо — слишком уж всё выпирало. И ягодицы, и грудь, и губы — всё кричало о приёмах современной косметологии и хирургии, не таких уж и тайных.

Я незаметно достал свой второй телефон, посмотрел на экран. Антеннка перечёркнута. Тоже нет сети.

Странно. Сим-карта тут другого оператора, а результат тот же. Чертово место… Будто заколдованное. Ну или просто глухое, ха…

Надо было упросить Мордюкова выбить спутниковую связь под такую командировку. Мало ли что. Хотя что тут может случиться? Лес, озеро, снег по пояс. И никто не знает, что мы здесь. Ну, почти никто…

Как-то же Нинель узнала. А теперь вот и этот Славик знает, куда она ехала.

Интересно, доберётся ли он обратно? Снег валил всё сильнее, и совсем дорогу окончательно переметёт. Хотя нет, он-то на своём «танке» проедет, наверное. Пока ещё проедет.

— Так, друзья! — раздался голос хозяина дома. Артём вернулся. — Всё, припрятал. А теперь, вот в этом шкафу, разбирайте халаты и полотенца.

— Ой, а мне долго париться нельзя, — кокетливо проговорила Нинель. — После косметологических процедур неделю в баню нельзя.

— Да что с тобой будет, — махнул рукой Ланской. — Сильно не грейся, просто посиди с нами.

— Ну ладно, уговорил, котик, — улыбнулась она.

Все потянулись к сауне, стоявшей отдельно от дома.

— Что же ты, Максим Сергеевич, с нами не идёшь? — крикнул из-за плеча Ланской.

— Кто-то же должен вас охранять, — ответил я, глядя, как вся компания исчезает за дверью.

— Так мы же все в сауну идем, — сказала Мария, запахивая халат. — Вы бы нас там и охраняли. А что толку тут торчать? Тут, кроме спящего Антоши, никого нет. Нахрюкался — до утра не встанет.

— Ладно, — сказал я. — Тогда я с вами. Антоша пока что не поэт, ему ничего не будет.

А про себя отметил: не только Антон остался в доме. Речкин тоже не пошёл. Сказал, что баню не любит, мол, лучше посидит, подождёт всех здесь да попьёт пивка.

Баня оказалась — просто загляденье. Бильярдный стол, шкуры на стенах, головы кабана и оленя, в углу камин, в комнате отдыха — диван и телек во всю стену. Даже бассейн имелся — только, как сказал Артём, насос забился, и потому вода не циркулирует. Зато рядом, на берегу озера, он загодя к своему приезду велел вырубить прорубь — «для настоящих мужиков и отважных дам».

— Это лучше, чем бассейн! — с довольной ухмылкой заявил он. — Так что греемся, а потом — туда, в купель!

Кожевников снял очки, отважно полез на верхний полок, поближе к хихикающей Марии. Та выглядела эффектно: загорелое, подтянутое тело в ярко-оранжевом купальнике, идеально сочетающемся с её огненными волосами.

Плотникова устроилась на нижней полке, скрестив руки на груди и замотавшись чуть ли не до самого подбородка в простыню. Ни купальника, ни демонстрации форм. Видно было, что Ирина стесняется своей внешности, не являясь носительницей ни модных улучшайзингов, ни стройности, и старается быть как можно незаметнее.

А вот Нинель Корсунская стесняться не собиралась. Она словно позировала в невидимую камеру: выгибала спинку, втягивала живот с блестящей серёжкой в пупке, поднимала грудь и надутыми губами строила томные рожицы.

— Ну что, готовы⁈ — воскликнул Ланской, стоя у каменки с деревянным ковшиком. На голове у него красовалась банная шапка в форме будёновки с красной звездой спереди.

Он плеснул воду на камни, те зашипели, и над полком повалил густой пар. Запахло хвоей и мятой.

— Эфирного масла добавил! — гордо сказал Артём.

Девушки завизжали, закрывая лица полотенцами. Кожевников закашлялся и осел ниже, бурча что-то про «сауну для финнов, не для людей».

Я откинулся на стенку полка, пристроившись под антуражным светильником в виде старого факела. Пар обжигал лёгкие, струился по телу, и в этой плотной жаркой мгле вдруг стало слишком тихо. Все замолчали, переводя дух.

— Солевой лампы не хватает! — пропела Нинель, прикрываясь простынёй. — Ух, ну и жар! У меня сейчас уши в трубочку свернутся! Всё, я пошла.

— Стоять! — воскликнул Артём, перехватывая ковшик. — Ещё чуть-чуть, держись, Нинель, я в тебя верю!

— Ой, зая, всё, я не могу! — капризно взвизгнула она.

— Слабачка, — хихикнула рыжая Мария, лениво поднимаясь с полки.

— Кто тут слабачка? — мгновенно вспыхнула Корсунская. — А ну, котик, поддай ещё жару!

— Ты уверена, дорогая? — прищурился Ланской.

— Да!

Пш-ш-ш! — снова шипение, и пар плотной стеной ударил в лицо. Воздух мгновенно стал вязким из-за влажности и масел, дышать было тяжело.

— Фу-ух, я непривычен, простите, друзья, — соскочил с полка Кожевников, вытирая пот.

— Стой! — остановил его Артём. — Иди, окунись в прорубь!

— Да ну, Тёма, с ума сошёл? У меня давление шибанёт сразу!

— Ой, какие мы все слабые, какие нежные, — усмехнулся Ланской, поднимая ковшик. — Ну чисто настоящие поэты!

Когда и все остальные нагрелись до предела, то всё же пошли к озеру.

Воздух обжигал кожу, снег скрипел под босыми ногами. Вода в проруби, после такого жара, не казалась ледяной — скорее, обжигающей и бодрящей. Все по очереди ныряли, выныривали с криками и смехом и тут же бежали обратно в баню.

Дольше всех купался Ланской — плескался в проруби по пояс, вскинув голову, будто нарочно демонстрировал свою выдержку.

Потом снова парилка, потом прорубь, потом опять пар.

Первой не выдержала Ирина Плотникова — сослалась, что ей нужно проверить мужа, и выскользнула из бани. Видно было, что ей неуютно в окружении подтянутых и фигуристых Марии и Нинель.

Мы остались вчетвером. Чижова, Корсунская, я и хозяин дома. Девчонки, на удивление, быстро нашли общий язык — видно, баня объединяет, и они стояли себе у камина, чирикали, что-то обсуждая.

А мы с Артёмом сидели в комнате отдыха, оба в простынях, пили пиво из больших кружек и шелушили вяленую рыбу.

— Слышь, Максим, — хитро проговорил Ланской, закусывая хвостиком таранки, — а чё это жопка-то на тебя запала?

— Какая жопка? — не понял я.

— Рыжая жопка! — хмыкнул он, незаметно кивнув на Чижову. — Я тебе, если чё, комнату отдельную выделю. Ты давай это… не тормози… сникерсни, хе-хе…

— Я почти женат, — сказал я.

— Ой, да ладно! Когда это кому мешало? — усмехнулся Артём. — Я вот тоже женат. И не почти, а вообще совсем.

— На Нинель? — удивился я.

— Да ну, брось, — махнул рукой он. — Она девчонка хорошая, но не для женитьбы. Сам понимаешь.

— Понимаю, — кивнул я и отпил пива.

— Слушай, а ты чем занимаешься? — вдруг спросил Артём, понизив голос.

— Ну как — чем? — удивился я. — Ты же знаешь, чем.

— Да не, я не про службу. Я вообще, по жизни имею в виду. Не хотел бы работу сменить? — он хитро прищурился, отхлебнул пива. — Мне вот сразу видно — ты человек хваткий, надёжный. Давай ко мне, дела будем делать.

— Дела я по пьянке в бане не обсуждаю, — сказал я спокойно.

— Уважаю! — воскликнул Ланской, приобняв меня за плечо. — Молоток, Максим, молоток. Ну ладно, потом вернёмся к этому разговору.