— Ну кто, кто… ясно кто, — отмахнулся Мордюков. — Вот эта шизанутая подружка Снегирева, как там её… Светлана Сагада. И её папаша в придачу. Набрали себе подопечных, клуб, не оправдали люди их надежд, и теперь вот отправляют на тот свет по одному. Чем не мотив, а?

— Смелое заявление, — усмехнулась Кобра. — У вас есть какие-то прямые доказательства?

— Представь себе, Оксана Геннадьевна, — в тон ей ответил шеф, — что есть.

Он вдруг полез в карман и нацепил круглые тонкие очки, а потом глянул на нас поверх оправы и громко предупредил:

— И не смеяться мне тут! Я в очках — да, я как дед! Близко уже не вижу!

— Я не смеюсь, Семён Алексеевич, — кашлянул в кулак Шульгин, сдерживая смешок. — Просто вы в этих очках… на Берию похожи.

Тут мы с Оксаной не выдержали. Прыснули от смеха.

— Это жена купила мне, — поморщился Мордюков. — В такой оправе. Но правда лучше видно. Закажу себе другие, чёрт бы эти очки побрал.

Он сдёрнул очки, щурясь, уставился в листок на столе и стал читать без них, напрягаясь, словно боролся с каждым словом.

— Вот тут сказано, — наконец, произнёс он, — что цианид, который мы изъяли в сумочке Светы Сагады, и цианид, обнаруженный в бутылке с коньяком и в крови её матери, Елены Сагады, имеют общее происхождение. Идентичны по составу.

— Как это «идентичны по составу»? — нахмурился Шульгин. — Цианид — он и есть цианид. Понятно, что и там, и там одно и то же.

— Да нет, — махнул рукой Мордюков. — Там что-то по-умному написано. На-ка, я без очков плохо вижу… — он протянул листок мне. — Какие-то остаточные примеси, хвосты и так далее. В общем, спектр там, спектр- шмектор… хроматомасс-исследования. Ох… ненавижу я заключения экспертов читать, черт ногу сломит.

— Так это она что, — выдохнула Оксана, — свою родную мать отравила?

— Ну, получается, что так, — кивнул шеф.

— Что-то не вяжется, товарищи, — сказал я. — Если она отравила свою мать, то зачем пошла к ней на могилу? Ночью…

— Тоже верно, — согласился Мордюков. — Но, с другой стороны, может, она психопатка, социопатка, не знаю, двинутая. Поэты — они же все такие.

— А может, ей этот флакон с ядом просто подкинули в сумочку? — предположил Шульгин.

— Да нет, — покачал головой Мордюков. — Никто ей ничего не подкидывал. Вот результаты комплексной дактилоскопической и генетической экспертизы.

Он взял ещё листок, все-таки напялил очки и зачитал:

— Проведены исследования двумя экспертами в своих областях. Вывод — потожировое вещество, содержащее ядерные клетки эпителия… так-так-так… короче говоря, хотя точно носителя мы определить не можем, на двух предметах оно идентично. На этой шапке или где там — и на флаконе с ядом. То есть она знала, что у неё там флакон. Держала его в руках. И так держала, что пальчики вспотели, оставляя ДНК.

— Разве пот у нас содержит ДНК? — усомнился Шульгин.

— Ой, ты такой умный, Коля, — буркнул Мордюков. — Вот, на, читай заключение сам.

Коля взял листок, пробежал глазами:

— А, нет, пот… не содержит… а содержит… клетки эпителия, смешивающиеся с потожировым веществом и налипающие на объект. Ну и ладно. Хорошо, что куртку и шапочку-то она оставила, и я это всё экспертам оттаранил.

— Только это ещё не вполне официально получается, пальчики-то не успели откатать. — сказал я. — Но всё-таки одно ясно. Флакон ей никто не подкидывал. Это её флакон. С поверхностью которого пальчики ее контактировали очень плотно.

— И это она, получается, отравила мать, — недоумённо проговорил Коля. — Ну и, выходит, потом скинула своего друга с крыши.

— Что там в телефоне потерпевшего было? — спросил Мордюков.

— Телефон разбился при падении, — ответил я, — но я ещё до этого видел: от незнакомого номера пришло сообщение — «На нашем месте. Встретимся». Сейчас техники работают, восстанавливают данные, проверяют переписку. Если получится, то мы найдём всю. Прочитаем, восстановим всё, что можно.

— Ясно, — кивнул шеф. — Вот уже что-то, товарищи.

Он помахал нам пальцем — непонятно, то ли хвалил, то ли угрожал:

— Ведь можете, когда захотите! Теперь у нас есть подозреваемая, конкретная. Осталось только изловить. Есть мотив, есть связь — кто-то убивает членов клуба.

Он откинулся на спинку кресла, стукнул пальцем по столу.

— Теперь мы можем предугадать действия убийцы. Или убийц, — добавил он. — Я не знаю, сколько их там. Но раз они так взялись, наверняка захотят убрать остальных. Сколько там у нас осталось?

— Ну, трое, — сказал я. — Две женщины и мужчина.

— Плохо, — буркнул Мордюков.

— Что плохо? — не понял я.

— Плохо, что трое, — сказал он. — Был бы один — легче было бы уследить.

Он тяжело вздохнул, потёр лоб.

— Ладно. Сделаем так: соберите мне их всех на беседу. Поэтов недобитых. Нам их беречь надо, как зеницу ока. Новые убийства нам ни к чему. Сегодня же, слышите? Сегодня соберите!

— Сделаем, — сказала Оксана.

— Всё, работайте. Свободны, — пробурчал шеф, хватаясь за телефонную трубку.

Он уже набирал какой-то номер — очевидно, собирался отчитаться в Главк.

Собрать оставшихся в живых поэтов не составило труда. Их было всего трое.

Даниил Кожевников — сорок пять лет, владелец типографии. Коренастый, лысоватый, в очках, с нервным тиком левого глаза.

Мария Чижова — молодая журналистка местного интернет-портала. Миниатюрная, с ярко-рыжими волосами и живой мимикой, как у обезьянки. Она и тут постоянно кусала губы.

Ирина Плотникова — постарше остальных, обычная продавщица из продуктового магазина. На фоне остальных она казалась человеком простым, как-то выбивалась из интеллигентной компании, но и этому нашлось объяснение — в этом кружке она считалась «поэтом от народа».

Теперь они сидели перед Мордюковым в его кабинете.

— Я собрал вас, граждане, — начал шеф, — чтобы сообщить: вам по-прежнему угрожает опасность.

Женщины напряглись, а Кожевников нахмурился.

— Сегодня был убит Алексей Снегирёв, — добавил полковник.

Мария и Ирина охнули. Кожевников надул щеки и шумно выдохнул.

— Как он погиб? — спросил Даниил.

— Его столкнули с крыши, — ответил Мордюков.

— И вы, конечно, не нашли убийцу, — резко бросила Чижова.

— Мы работаем, гражданочка, — спокойно сказал шеф. — Но и вы должны быть осторожны. Я бы советовал вам не выходить из дома и никому не открывать дверь. Если кто-то приходит — знакомый, родственник — пусть звонит заранее. И второй телефонный звонок, когда уже у двери, чтобы вы могли при этом увидеть его в глазок.

— Ну вы же полиция, — вмешалась Плотникова. — Вы должны нас защитить! Для чего государство платит вам зарплату⁈

— Гражданочка, — тяжело вздохнул шеф, — мы свой хлеб не зря едим. Уверяю вас, убийцу мы поймаем. Но поймите, ваша жизнь сейчас в опасности. И если вы сами не…

— Я не собираюсь сидеть дома! — вспыхнула Мария, тряхнув огненной шевелюрой. — Дома он меня быстрее достанет! Я живу одна, разве вы не понимаете⁈ Он может пробраться через окно, через балкон, может поджечь квартиру! Может кинуть что-нибудь в окно, взорвать в конце концов! Дайте мне сотрудников для охраны! Прошу вас!

Она вцепилась обеими руками в стол, губы ее подрагивали.

— Тише, тише, — поднял руку Мордюков, успокаивая. — Без паники.

— Вы дадите охрану?

— Я не могу к каждому из вас приставить человека, — сказал Мордюков, — у меня просто нет людей. Все работают.

— Это ваши проблемы, — мрачно проговорил Кожевников. — Это ваша забота, ваша работа — нас охранять.

— Наша работа — искать преступников, — резко ответил шеф. — А осторожность — ваша забота. Вот наймите себе ЧОПовцев или телохранителей, если так страшно.

— Как вы можете так говорить? — возмутилась Чижова. — Вы же сотрудник полиции! А если нас и правда убьют?

— Тихо! — рявкнул Мордюков, хлопнув ладонью по столу. — Значит так, слушайте сюда. Хорошо, я приставлю к вам сотрудников. Только если вы все втроём будете жить в одном месте. Потому что охрана должна быть круглосуточной. А это минимум две-три смены. Вы представляете, сколько людей мне надо выделить, если вы будете вот так вот, порознь, каждый у себя?