Но мы жили теперь среди людей, для которых Рождество было главным днём в году.

Мишель Линекер позвонила за неделю:

— Кейт, двадцать пятого приходите к нам на обед. Гари будет готовить индейку. Заваровы тоже придут. Посидим, поедим, выпьем. Ничего особенного.

Для неё это было Рождество. Для нас — просто обед у друзей. Почему бы и нет.

Двадцать четвёртого мы провели дома. Обычный вечер. Катя возилась с Сашкой, я смотрел телевизор, листал спортивные газеты. За окном Барселона жила своей жизнью — где-то пели, где-то звонили колокола. Нас это не касалось.

Двадцать пятого в полдень поехали к Линекерам.

День выдался солнечный, градусов шестнадцать. Люди на улицах в лёгких куртках, некоторые вообще в футболках. Пальмы, синее небо, цветущие кусты на балконах. Рождество.

— Ненормально это, — сказала Катя, глядя в окно машины. — Праздник без снега. Как будто что-то не так.

Я понимал её. Новый год, Рождество, каникулы… это должен быть снег, мороз, шубы, варежки. Красные щёки на холоде. Пар изо рта. А тут можно выйти в одной рубашке и не замёрзнуть. Неправильно как-то. Красиво, но неправильно.Может в следующий раз не ёлку дома поставить, а пальму? Ну а что, будет вполне в духе.

— Гари говорит, в Англии тоже редко снег на Рождество, — сказал я. — Дождь обычно.

— Дождь это хотя бы грустно. А тут солнце. Праздник должен быть или с морозом, или хотя бы с плохой погодой. Чтобы хотелось сидеть дома, пить чай, смотреть в окно. А здесь хочется на пляж.

— На пляж в Рождество — это по-барселонски.

— Это ненормально, — повторила она, но уже с улыбкой.

Линекеры снимали дом в Педральбесе. Хороший район, тихий. Дом как дом — большой, светлый, с садом. У нас квартира в центре, у них дом в пригороде. Разные вкусы, разные привычки. Англичане любят дома с газонами, мы привыкли к квартирам.

Заваровы уже были там. Ольга что-то обсуждала с Мишель в гостиной, Саша стоял у камина с Гари. Камин горел — скорее для атмосферы, чем для тепла. При шестнадцати градусах за окном отопление не требовалось.

— О, Сергеевы, — Ольга обернулась. — Наконец-то. Гари тут хвастается, что приготовил индейку по рецепту своей бабушки. Посмотрим, на что способны английские мужчины.

— На многое, — ответил Гари с усмешкой. — Вы, русские, просто не пробовали настоящую британскую кухню.

— Мы пробовали овсянку в отеле, — сказал Заваров. — Этого достаточно, чтобы составить мнение.

— И погода у вас тоже странная, — добавила Ольга. — Вышла утром, думала — весна. А оказыв— И погода у вас тоже странная, — добавила Ольга. — Вышла утром, думала — весна. А оказывается, Рождество. Саня говорит, надо радоваться. А я не могу. Какой праздник без снега?

— В Англии тоже редко снег, — сказала Мишель. — Обычно дождь и серое небо. Но мы привыкли.

— Дождь — это хотя бы по-зимнему, — Катя передала ей Сашку. — А тут я в плаще вышла, запарилась. Люди в шортах ходят.

— Это Барселона, — Гарри развёл руками. — Средиземноморье. Зимы нет, есть прохладная осень, которая длится до марта.

— В Москве сейчас минус пятнадцать, — мечтательно сказал Заваров. — Снег, сугробы. Нормальная зима.

— И ты скучаешь по минус пятнадцати? — удивился Гарри.

— Скучаю. По-настоящему холодно — это честно. А тут непонятно что. Не лето, не зима. Межсезонье какое-то вечное.

Мишель засмеялась, покачала Сашку на руках. Он смотрел на неё серьёзно, будто понимал разговор.

— Вы все сумасшедшие, — сказала она. — Жить в тепле и жаловаться на отсутствие мороза.

— Это не жалоба, — объяснила Катя. — Это ностальгия. Разные вещи.

Мы прошли в дом. Ёлка в углу, украшения, гирлянды. Англичане к этому серьёзно относятся. На каминной полке висели чулки с именами — старая британская традиция, Мишель объясняла. В них кладут мелкие подарки. Она повесила чулки и для нас — трогательно, хотя и немного странно.

Стол был накрыт по-английски. Индейка — главное блюдо. Гарри действительно готовил сам, встал рано утром. Запечённый картофель, какие-то овощи, соусы. Всё красиво, всё добротно.

— Йоркширский пудинг, — Гарри указал на странные булочки. — Без него не Рождество.

— Это не десерт, — добавила Мишель. — Это едят с мясом.

Ольга попробовала, подняла бровь:

— Неплохо. Странно, но неплохо.

Мы ели, пили вино, разговаривали. Обычный обед с друзьями. То, что для Гари и Мишель это был главный праздник года, а для нас — просто воскресенье, никого не смущало. Мы уже привыкли к тому, что живём в разных системах координат. Они не понимали, почему мы так серьёзно относимся к Новому году. Мы не понимали, зачем столько суеты вокруг Рождества. Но это не мешало дружить.

После обеда Мишель принесла хлопушки — «крекеры». Картонные штуки, которые надо тянуть за концы. Внутри бумажные короны и записки с шутками.

— Английская традиция, — объяснила она. — Все должны надеть короны.

— Обязательно? — спросил Заваров.

— Обязательно.

Мы натянули эти дурацкие бумажные короны — жёлтые, красные, зелёные. Гари прочитал вслух шутку из своего крекера. Что-то про Санта-Клауса. Не смешно, но он сам смеялся.

— У нас на Новый год тоже хлопушки, — сказала Катя. — Только без корон.

— И шутки смешнее, — добавила Ольга.

— Это старые шутки, — Мишель пожала плечами. — Одни и те же каждый год. Традиция.

Потом был пудинг. Тёмный, плотный, облитый чем-то горящим. Красиво, не спорю. Мишель сказала, что внутри монетка — кто найдёт, тому повезёт. Монетку нашёл Заваров.

— Забираю себе, — сказал он. — На память о том, как чуть не сломал зуб об английский десерт.

После пудинга Мишель включила телевизор — рождественское обращение королевы. Для них это важно. Мы смотрели из вежливости. Королева говорила что-то правильное и скучное. Гарри слушал серьёзно. Мы ждали, когда закончится.

Вечером сидели в гостиной. У Линекеров детей пока не было, но у нас был Сашка, и он как раз проснулся. Катя кормила его в кресле, само собой из бутылочки, никаких странных вывертов из будущего. Мишель смотрела с тем выражением, которое бывает у женщин, когда они видят чужих младенцев и думают о своих, пока не существующих.

Разговор крутился вокруг обычного — футбол, быт, планы. Гари спрашивал про матч с «Реалом». Заваров рассказывал, как они с Ольгой искали нормальный чёрный хлеб в Барселоне и не нашли.

— Я скучаю по московскому хлебу, — признался он. — Здесь всё белое, воздушное. Несерьёзное.

— А я скучаю по нормальному пиву, — сказал Гари. — Здесь только лагер. Никакого эля.

— Мужчины везде одинаковые, — Ольга закатила глаза. — Хлеб, пиво, футбол.

— А женщины? — спросила Мишель.

— А женщины скучают по подругам. По нормальным разговорам. По маме.

Катя кивнула. Она тоже скучала.

Мы уехали около одиннадцати. Поблагодарили за ужин, за компанию. Мишель обняла Катю на прощание:

— На Новый год — у вас. Вы нас научите праздновать по-русски.

— Там нужна водка, — предупредила Ольга. — Много водки.

— Найдём, — сказал Гари.

По дороге домой Катя молчала, смотрела в окно. Сашка спал в автолюльке на заднем сиденье. Ночь была тёплая, звёздная. В Москве сейчас метель, сугробы по колено, ледяной ветер. А тут — можно открыть окно и не замёрзнуть.

— Хороший день, — сказала она наконец. — Они хорошие люди.

— Да.

— Но Новый год мы будем праздновать нормально. С оливье. И с курантами.

— И со снегом?

— Снег не обещаю. Но хотя бы с правильным настроением.

Барселона за окном светилась огнями. Чужой город, чужие праздники, чужая погода. Но друзья — настоящие. А это главное.

Двадцать девятого декабря я летел в Париж.

Золотой мяч. Четвёртый подряд.

Ранний рейс из Эль-Прата, два часа в воздухе. Катя осталась дома с Сашкой. Тащить пятимесячного ребёнка на однодневную поездку было бы безумием, а оставить его она не могла. Да и не хотела.