— Подождите… Вы же Сергеев? Футболист?

— Да.

— Ой, батюшки! — Она прижала ладони к щекам. — А я вас в «Футбольном обозрении» видела! Вы же теперь в Испании играете?

— Да, в Барселоне.

— И привели испанцев в наш собор! — Она расцвела. — Вот это правильно! Пусть видят, какая у нас красота! Пусть знают!

Она погрозила пальцем Линекеру, который ничего не понял, но на всякий случай улыбнулся.

— А завтра, — она понизила голос, — вы уж наших-то не очень обижайте. Динамо всё-таки.

— Постараюсь, — дипломатично ответил я.

На выходе из собора меня снова остановили. Пожилая женщина с внуком.

— Сыночек, это же Сергеев! Тот самый! Смотри, смотри!

Мальчик лет десяти смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я присел, чтобы оказаться с ним на одном уровне, и протянул руку. Он торжественно её пожал.

— Я тоже буду футболистом, — сказал он. — Как вы.

— Тренируйся, — улыбнулся я. — И всё получится.

Андреевский спуск встретил нас запахом краски и кофе.

Узкая улочка, брусчатка, художники с мольбертами. Несмотря на ноябрь, они стояли на своих привычных местах, продавали картины, рисовали портреты прохожих. Тут же лоточники торговали сувенирами: матрёшками, расписными тарелками, вышитыми рушниками.

— Это как Монмартр в Париже, — сказал Шустер. — Только меньше.

— И холоднее, — снова добавил Хулио Альберто.

— Ты уже говорил, — засмеялся Карраско.

— Потому что это правда!

Мы медленно спускались по брусчатке. Линекер остановился у одного из лотков, разглядывая деревянные шкатулки с росписью.

— Красивые, — сказал он. — Ручная работа?

— Да, всё ручное. Это называется петриковская роспись. Украинский народный промысел.

— Сколько? — спросил он продавщицу, показывая на шкатулку.

Та назвала цену. Линекер вопросительно посмотрел на меня.

— Двадцать рублей. Это примерно… — я прикинул в уме, — тридцать долларов по официальному курсу. Но реально меньше.

— Беру.

Продавщица, поняв, что имеет дело с иностранцами, тут же попыталась всучить Линекеру ещё и матрёшку, и самовар, и набор расписных ложек. Гари отбивался как мог.

Один из художников — бородатый мужчина в берете и заляпанном краской свитере — поднял голову от мольберта и замер.

— Сергеев⁈

— Добрый день.

— Вот это да! Ребята, смотрите, кто к нам пришёл!

Соседние художники побросали кисти. Окружили нас. Кто-то просил автограф, кто-то хотел сфотографироваться. Один, с седой бородой и хитрыми глазами, предложил нарисовать мой портрет.

— Бесплатно! Для истории! Повешу в мастерской, буду всем показывать: вот, Сергеева рисовал!

— Спасибо, но времени нет, — извинился я. — Мы на экскурсии.

— Понимаем, понимаем! Удачи завтра! Хотя нет! О чём это я? наши вас сделают! Крупно!

Все засмеялись.

Линекер купил у одного из художников маленькую акварель — вид на Днепр с золотыми куполами на закате.

— Для жены, — объяснил он. — Она любит такие вещи. Собирает картины из разных городов, где мы играли.

— Хорошая традиция, — сказал я.

— Да. У нас уже есть Лондон, Эвертон, Барселона. Теперь будет Киев.

К Лавре мы подошли уже ближе к вечеру.

Солнце садилось, и золотые купола горели в закатных лучах. Даже самые циничные из моих партнёров притихли.

— Киево-Печерская лавра, — сказал я. — Одна из главных святынь русских церквей. Основана в одиннадцатом веке.

— Опять одиннадцатый век, — заметил Виктор. — Древний город.

— Да, у нас их несколько. Киев, Новгород, Псков, Староя Ладога. Все они основаны больше тысячи лет назад.

— А Барселона? — спросил Карраско.

— Барселона древнее. Римляне основали. Но Киев, один из старейших городов нашей страны. Мать городов русских, как говорили наши предки.

Мы прошли через ворота на территорию Лавры.

— До революции это был один из главных русских монастырей ну а сейчас музей, — рассказывал я, — Что-там дальше будет я не знаю, вроде бы как господин Романов говорил о неких изменениях, в том числе и в вопросах религии но пока что это музей. монахов мы тут не увидим, может быть что и пока.

Мы поднялись на смотровую площадку у Великой Лаврской колокольни. Девяносто шесть метров высоты. Отсюда открывался вид на весь Киев и на Днепр.

Река лежала внизу — широкая, серая, спокойная. Левый берег терялся в вечерней дымке. На правом — купола церквей, крыши домов, зелень парков. Вдалеке виднелись мосты, соединявшие два берега.

— Красиво, — тихо сказал Линекер.

— Да.

— Не хуже Барселоны.

— По-другому. Другая красота. Барселона — это море, горы, свет. Киев — это река, простор, тишина.

Мы стояли молча, глядя на город. Ветер с Днепра холодил лицо, но никто не спешил уходить.

Потом Гари повернулся ко мне.

— Любят тебя здесь.

Я только усмехнулся.

— Нет, серьёзно, — продолжил он. — Я весь день наблюдаю. Автографы, фотографии, рукопожатия. Каждые десять минут кто-то подходит. В аэропорту, в гостинице, на улицах. Везде.

— Ну, это нормально.

— Нет, не нормально. — Линекер покачал головой. — Это не твой город. Ты же из Москвы, насколько я понимаю.

Я не стал его поправлять, что вообще-то я даже не из Москвы, а из маленького провинциального города в Орловской области. Из места, о котором Гарри никогда не слышал и вряд ли когда-нибудь услышит. В контексте он был не так уж неправ. Играл я в Москве. Так что да, из Москвы.

— Но всё равно тебя здесь любят, — продолжил Гари. — Каждый. Стар и млад. Мужчины, женщины, дети. Все знают твоё имя, все хотят пожать руку.

Он помолчал.

— Мне сложно представить, что к кому-то из нас вот так будут подходить в Мадриде. Город же не наш. Чужой. Враждебный даже. Там скорее плюнут вслед, чем попросят автограф.

Я посмотрел на него. Потом снова на Днепр. Река несла свои воды к морю, как несла их тысячу лет назад, как будет нести ещё тысячу лет.

— Всё просто. Это моя страна, — улыбаясь ответил я. — Вся. Целиком. От Калиниграда до Владивостока, от Мурманска до Севастополя. Вся целиком моя

Линекер помолчал, обдумывая мои слова. Потом кивнул.

— Понимаю.

Не уверен, что он действительно понимал. Куда ему? Англия, маленький остров. Компактный, уютный, обозримый. СССР одна шестая часть суши. Пятнадцать республик, сотни народов, тысячи километров. Одиннадцать часовых поясов.

И везде одна страна. Одна культура. Один футбол. Мой дом.

ГОРЬКИЙ УРОК РЕСПУБЛИКАНСКОГО СТАДИОНА

Матч, который мы не имели права проигрывать

«Советская Украина», 5 ноября 1987 года

Специальный корреспондент П. Ковальчук

Вчера на Республиканском стадионе имени В. И. Ленина состоялся ответный матч одной шестнадцатой финала Кубка УЕФА между киевским «Динамо» и испанской «Барселоной». Результат этой встречи — 4:2 в пользу киевлян — при иных обстоятельствах стал бы поводом для законной гордости. Четыре мяча в ворота одного из сильнейших клубов Европы! Хет-трик Игоря Беланова, лучшего футболиста континента! Блестящая игра всей команды на протяжении восьмидесяти девяти минут!

Однако по сумме двух встреч наша команда уступила путёвку в следующий раунд, и произошло это при обстоятельствах, которые требуют самого серьёзного, самого принципиального разбора. Обстоятельствах, которые ещё долго будут обсуждаться в спортивных кругах республики. Обстоятельствах, которые — скажем прямо — позорят советский футбол.

Но обо всём по порядку.

Ход матча: от триумфа к трагедии

Напомним читателям предысторию. В первом матче, состоявшемся две недели назад в Барселоне, «Динамо» потерпело поражение со счётом 2:4. Результат болезненный, но не катастрофический. Задача на ответную игру была ясна и, как показал вчерашний матч, вполне выполнима.

Республиканский стадион в тот вечер был полон. Сто тысяч болельщиков, и это не преувеличение, не журналистский штамп, а точная цифра, заполнили трибуны, чтобы поддержать свою команду. Сто тысяч голосов, сто тысяч сердец, бьющихся в унисон. Такую поддержку не купишь ни за какие деньги. Такую атмосферу не создашь искусственно. Это душа украинского футбола, его сердце, его кровь.