Он встал в стойку, которую мы только что отрабатывали, и замер на мгновение. Потом словно взорвался движением. Копьё превратилось в размытую линию, древко со свистом рассекло воздух, и наконечник метнулся вперёд с такой скоростью, что я даже не успел проследить траекторию.

Удар был настолько быстрым и точным, что острие замерло в нескольких сантиметрах от груди одного из новобранцев, стоявшего в первом ряду. Парень побелел лицом и попятился, но Леви уже вернулся в исходную стойку, словно и не было этого взрыва движения.

— Вот так, — сказала он. — Удар копьём это не размахивание палкой. Это не широкие, размашистые движения, которыми вы рубите дрова или бьёте бабу. Это точность, скорость и сила, вложенные в одно мгновение. Вы должны вложить в удар всё тело, а не просто руки. Бёдра, спина, плечи, руки, всё работает как единый механизм. А теперь вы. Сто ударов вперёд. Считайте вслух. Начали!

Вставая в нужную стойку, я поднял копьё и ударил вперёд, пытаясь повторить то движение, которое показала Кайра. Получилось медленно, неуклюже, наконечник качнулся в сторону. Я попробовал ещё раз. Потом ещё.

— Один! — прокричал я.

— Два! — откликнулся Алекс.

— Быстрее! — кричал сержант. — Это не прогулка по степи! Это не неспешное ковыряние в собственном носу! Вкладывайте силу! Локти прижимайте к корпусу, а не расставляйте как крылья испуганной курицы! Удар идёт от бёдер, а не от плеч!

Когда я добрался до сотого удара, то просто обнял копье, так как оно было единственной опорой что не давало мне упасть на песок и услышать пару матерных словечек про себя от сержанта, а материл он всех знатно.

Я посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат мелкой дрожью, которую невозможно контролировать. Ладони горели, на них уже начали появляться водянистые мозоли от трения о грубое древко.

Вокруг меня несколько новобранцев просто рухнули на колени или вообще легли на землю, не в силах больше стоять. Даже Алекс, человек, что сильнее меня, опустился на четвереньки, его плечи вздрагивали, он хрипло дышал, будто задыхаясь.

Сержант обошел нас, оценивающе осматривая. Потом кивнул.

— Неплохо, — сказал он, и в его голосе впервые промелькнуло что-то похожее на одобрение, хотя и очень сдержанное. — Половина из вас не сдалась раньше времени. Никто не упал в обморок, не начала скулить и просить пощады. Это уже что-то. Это значит, что хоть какая-то воля у вас есть. Обед через час. Идите в казарму, умойтесь, приведите себя в порядок. После обеда, еще час свободны, затем марш-бросок на пять километров с полной выкладкой. Рюкзаки с камнями получите тут же. Отдыхайте.

Только когда сержант отвернулся и ушел за здание я упал на землю.

О том, что время всё же идет вперёд, а не тянется жгучей болью в мышцах и во всём теле, я понял только на седьмой день. Как и то, что я сплю и вообще живу согласно расписанию, которое каждый день заставляло нас делать одно и то же.

Но началось всё с обеда в первый день.

После того как сержант Леви отпустил нас, показав базовую стойку с копьём и заставив отработать сотню ударов, мы поплелись в столовую. Я едва держался на ногах, цепляясь за Алекса, который выглядел не лучше.

Столовая оказалась большим каменным зданием с длинными деревянными столами и скамьями. Мы встали в очередь за едой, получили деревянные миски с рисовой кашей, куски жареного мяса и ломти чёрного хлеба — еды не жалели. Да и воды тоже. На плацу нельзя было даже напиться, а тут стояли огромные бочки, наливай и пей, пока не лопнешь. Я схватил свою порцию и рухнул на ближайшую скамью.

— Четверо мне свидетели, — простонал Алекс, садясь рядом. — Я думал, что умру. Прямо там, на плацу.

— Хватит уже ныть, давай ешь, — пробормотал я, запихивая в рот кашу, стараясь заполнить бездну, что образовалась внутри меня в том месте, где раньше был желудок. Я думал, что я до этого был голоден, но это было неправда. Настоящий голод я ощутил только сейчас.

Каша была довольно неплохой, обильно приправленной какими-то специями, а вот мясо показалось хоть и жёстким, но съедобным. Правда, я всё равно ел, не чувствуя вкуса, просто заполняя желудок — настолько сильно устал. Вокруг нас сидели другие новобранцы, такие же измученные и грязные. Кто-то молчал, уткнувшись в миску, кто-то тихо переговаривался.

Напротив меня сел парень с бритой головой. Он кивнул мне, не говоря ни слова, и принялся за еду. Рядом с ним устроился тощий долговязый паренёк с длинной косой на макушке, который держал ложку так, словно впервые видел столовый прибор. Он смотрел как мы ели, и повторял за нами, весьма неуклюже.

— Меня зовут Корвин, — представился я, решив, что молчать глупо. — А это Алекс.

Парень с бритой головой оторвался от еды.

— Дарн, — коротко ответил он. — Из Полного Дара, город Торвальдов. Вы откуда?

— Мы из Тёплого Стана, — ответил я, решив, что так будет проще, чем выдавать себя за земляка Дарна, Алекс на это ничего не сказал, мне кажется, он уже спал прямо в миске.

— Тёплый Стан? — переспросил долговязый, наконец оторвавшись от еды. — Почти соседи. Я Талир. Из Ногайска.

— Ногайск? — удивился Алекс, поднимая нос от миски. — Мы оттуда только что приехали. Ты что, в том же караване был?

Талир покачал головой.

— Нет, я пришёл три дня назад. Через восточные ворота. Но меня продержали в карантине, проверяли документы, искали поручителя. Не нашли, вот и подписал контракт.

— Та же история, — кивнул я.

К нам подсел ещё один новобранец, невысокий и плотный, с курчавыми чёрными волосами и смуглой кожей.

— Можно к вам? — спросил он с лёгким акцентом.

— Садись, — разрешил Дарн.

— Меня зовут Серг, — представился он. — Из Песчаного Перевала. Торговлей занимался, пока дядя не разорился. Практиком я стать успел, а вот дальше… дядя продал меня сюда.

— А сюда еще и продают? — спросил я удивленно.

— А как это назвать иначе — скривился Серг. — Уснул я в своём доме, а проснулся здесь, и контракт уже был подписан кровью. Ходят слухи, что получивших этер новичков так часто продают, это дешевле чем растить их дальше.

— Но ведь практики — это сила. — ответил я ему. — Всем выгодно быть практиками, держать практиков. Не понимаю.

— Это там откуда ты, практики — это сила. — усмехнулся Серг. — в Степях куда ни ткни, везде практики, каждый пастух, с детства культивирует и практикует, у нас каждый второй к двадцати годам открывает этер. Земля тут такая, много силы, специи те же. А куда их потом девать? Ведь каждого надо обучать, кормить, развивать, да я сам знаю с десяток долбанов, что стали практиками, и подохли, когда за ними приходили.

— Почему подохли? — спросил Алекс.

— Таких как мы, нанимают практики, достигшие первой ступени и выше, всё равно мы сильнее смертных физически, выносливее, обычно охотники так делают. Духовных зверей тут тьма, но и мальки типа нас гибнут первыми.

Мы переглянулись. У каждого была своя история, но суть одна — нас всех загнали сюда обстоятельства.

— Сколько нас всего? — спросил Алекс.

— Двадцать три, — ответил Талир. — Я считал, когда нас строили. Все пришли сегодня или вчера. Город огромный, ворот тринадцать, со всех сторон народ стекается. У каждого сержанта одна группа.

— А что дальше? — поинтересовался я. — Кто-нибудь знает?

Все молчали. Никто не знал. Мы просто ели, пытаясь восстановить силы перед тем, что нас ждало дальше.

После обеда нам дали время на отдых. Я пошёл в умывальню — длинное помещение с рядом деревянных корыт, наполненных холодной водой. Плеснул в лицо, смыл пот и грязь. В мутном зеркале на стене я увидел своё отражение — бледное, с тёмными кругами под глазами, взъерошенными волосами. Я выглядел как выжатый лимон.

Алекс умывался рядом, фыркая и отдуваясь.

— Думаешь, это каждый день будет? — спросил он.

— Не знаю, — честно ответил я. — Но похоже на то.