Я лёг на спину прямо на утоптанную землю плаца, не обращая внимания на грязь, мелкие камни и пыль. Рядом простонал Алекс.

— Я умру. Точно умру. Это невозможно пережить. Я не смогу. У меня ноги уже не мои.

— Заткнись, — выдохнул я, не открывая глаз. — Ещё даже полдень не наступил. Впереди целый день.

Он застонал ещё жалобнее, и я невольно усмехнулся, хотя сил даже на это почти не осталось. Да, мы попали. Попали по полной программе. Но по крайней мере мы здесь не одни. И это был единственный утешительный факт в этом кошмарном утре.

Иногда оказывается приятно смотреть, когда другим хуже, не потому что я желал им зла, а потому что на их фоне я оказался чуть сильнее и выносливее, и это немного укрепляло мой дух. Армия. Я уже был в армии, пусть и в другой жизни, нахрена мне снова такое испытание? Или я всё же попал в ад, а это такое долгое чистилище?

Перерыв пролетел как один вдох.

Я только начал чувствовать, как сердцебиение замедляется до нормального ритма, как дыхание перестаёт рваться в груди судорожными толчками, но сержант уже встал перед нами. В руках у него было длинное деревянное копьё, слегка обточенное к концу. И оно было как минимум на метр длиннее того, с которым нас учил Борн, и которое было у Алекса с собой.

Леви обвел нас взглядом и широко улыбнулся, словно добрый дядюшка при виде любимых нерадивых племянников. Ну или маньяк.

— Вставайте, — приказал он, и в его голосе не было ни капли сочувствия. — Сейчас я покажу вам базовую стойку. Это основа всего, что вы будете делать с копьём в руках. Без правильной стойки вы просто мишень на поле боя. Красивая, удобная мишень, в которую воткнут чужое копьё прежде, чем вы успеете моргнуть. С правильной стойкой вы хотя бы боец. Может, паршивый боец, может, новичок, которого всё равно убьют в первом же столкновении, но всё же боец. Смотрите внимательно, потому что повторять не буду.

Он развернулся боком к нам, слегка согнув колени так, что его силуэт стал ниже и устойчивее. Одну ногу выставил вперёд, носок направлен прямо на воображаемого противника, вторую отставил назад и чуть в сторону, создавая широкую, устойчивую базу. Копьё держал двумя руками, одна рука находилась примерно в трети длины от тупого конца древка, вторая почти на середине. Наконечник был направлен вперёд и вверх под углом градусов в тридцать, не больше. Вся поза излучала готовность к движению, к мгновенной реакции.

— Центр тяжести здесь, — она постучал себя кулаком по животу, чуть ниже пупка. Удерживая копье одной рукой неподвижно. — Не в груди, не в плечах, не в голове. Здесь. Это ваша ось, вокруг которой вращается всё остальное. Колени мягкие, всегда слегка согнутые, никогда не выпрямляйте их до конца. Спина прямая, но не деревянная. Вы не деревянная чурка, вы живой человек, который должен двигаться. Руки расслаблены, но крепко держат древко. Хват не мёртвый, не судорожный, но и не расслабленный настолько, чтобы копьё можно было выбить одним ударом. Если вас толкнут, вы не упадёте. Если атакуют, вы успеете среагировать. Повторяйте за мной.

Он выпрямился и щёлкнул пальцами. Откуда-то из-за угла оружейной мастерской вышел молодой солдат, тащивший за собой деревянную тележку, доверху наваленную копьями. Такими же потемневшими, потрёпанными, с затупленными наконечниками. Он подкатил тележку к нам и начал раздавать оружие, кидая копья прямо в руки. Я поймал своё, едва не уронив от неожиданности. Древко оказалось тяжелее, чем я думал. Намного тяжелее. Наверное, килограммов пять или шесть, если не больше. Вес неравномерно распределялся по длине, большая часть сосредоточилась в районе наконечника, пусть даже затупленного и деревянного.

Алекс взял своё копьё обеими руками и тут же опустил один конец на землю, явно не ожидая такой тяжести. Я услышал, как он выматерился себе под нос, смысла я не понял, но посыл был предельно ясен.

— Становитесь в стойку, — скомандовал сержант. — Делайте как я показал. У вас есть минута, чтобы попробовать самостоятельно. Потом я начну исправлять. Запоминайте, это стандартное боевое оружие секты Лазуритовое Копье. Оно длиннее и тяжелее обычного пехотного, по вполне очевидной причине, щитом с этим копьем вы пользоваться не будете. Да даже в строю с ним стоять не будете. Это индивидуальное оружие каждого бойца секты, в отличие от других копий. Замерли и стоим.

Леви молча наблюдал, скрестив руки на груди, и выражение лица говорило о том, что он видел именно то, что и ожидал увидеть. Полный провал. Когда минута истекла, он вздохнул и шагнул к нам.

— Хорошо. Теперь я вижу, с чем мне предстоит работать. И это даже хуже, чем я думал. — Голос был спокойным, почти безразличным, но в нём слышалась такая усталость, словно он повторял эти слова сотни раз. — Начнём с самых вопиющих ошибок.

Он подошел ко мне первому. Я напрягся, готовясь к окрику, но она просто постучал носком ботинка по моей правой ноге.

— Ты держишь его как палку для огорода, которой собираешься вскопать грядку? — сказал он прямо над ухом, и я вздрогнул от неожиданности.

Сержант поправил хват, переместив мою правую руку чуть дальше от наконечника, левую чуть ближе к центру тяжести. Потом толкнул мою правую ногу носком своего ботинка чуть назад, буквально на ладонь, но это изменило всю стойку. Баланс стал другим, более устойчивым. Потом надавил мне на правое плечо сверху, заставляя опустить его и расслабить.

— Так, — сказала он коротко. — Держи. Не расслабляйся. Дыши ровно, не задерживай дыхание. Если задержишь, через минуту руки начнут дрожать ещё сильнее.

Он отпустил меня и прошёлся вдоль строя, поправляя каждого. Где-то хвалил сухим кивком, где-то рявкал так, что новобранец вздрагивал всем телом. Парень с косой, тощий и высокий, держал копьё настолько неуклюже, что Леви просто вырвал его из его рук одним резким движением и ткнул ему в живот тупым концом древка. Не сильно, но достаточно, чтобы он согнулся пополам, хватая ртом воздух.

— Если бы это был настоящий бой, ты бы уже сдох, — сказал он спокойно, возвращая ему копьё и заставляя встать в правильную стойку. — Тебя выпотрошили бы, как степного зайца на ужин. Начинай сначала. Ноги шире, хват крепче, спину выпрями. Остальные не расслабляются и стоят!

Нас хватило на полчаса, больше удержать тяжеленое бревно в руках было просто невозможно. Но только когда пал последний, им на удивление оказался Алекс, а я сломался предпоследним, сержант дал команду на отдых.

— Отдых. Пять минут. Потом отработка ударов. Копья не бросать, держать при себе. Кто уронит копье, получит еще десять кругов.

Я опустил копьё, уперев его тупым концом в землю, и согнулся пополам, пытаясь отдышаться. Руки тряслись так сильно, что пальцы подёргивались в мелких спазмах. Плечи ныли тупой, разливающейся болью. Алекс рядом выглядел не лучше.

— Это только начало, — прошептал он хрипло, его голос дрожал. — Как мы два года это выдержим? Я серьёзно. Как? У меня руки уже не держат ничего.

— По дню, — ответил я, выпрямляясь и чувствуя, как в пояснице что-то неприятно хрустнуло. — Просто по одному дню. Не думай о двух годах. Думай только о сегодня. Только о следующем часе. О следующей минуте, если надо.

Он кивнул, но в его глазах всё равно читалось отчаяние, граничащее с паникой. Я видел, как он сглатывает, как его взгляд бегает по сторонам, словно ища выход из этого кошмара. Но выхода не было. Был только плац, были только копья в руках, был только сержант, который уже снова стоял перед нами, готовый продолжить эти бесконечные пытки.

— Время вышло, — объявил он. — Следующие два часа мы отрабатываем удары. Вперёд, в сторону, вверх, вниз. Снова и снова, пока движения не станут автоматическими. Пока вы не перестанете думать о том, как именно бить. Пока ваше тело не запомнит это само. Показываю движение один раз, потом требую повторить сотню раз. Без остановок, без передышек, без жалоб. Ясно?

— Да, сержант! — выкрикнули мы и судя по кивку Леви, получилось более-менее прилично.