«Сорок» прозвучало из ее уст как приговор. Мол, все. В чем-то она была права: с возрастом действительно падает скорость реакции и спонтанность мышления. Зато способность накапливать знания, связывать факты и видеть последствия не исчезает, напротив, продолжает расти, как и опыт.
Но даже если отбросить биохимию, а взять только житейский смысл, то так-то Марина абсолютно права. И я, который в свое время прошел и аспирантуру, и докторантуру, это понимал даже лучше, чем она. Поступать надо, потому что Серега в такой яме, что только чудо может помочь ему встать на ноги и добиться высот в жизни. Ведь…
Ведь даже если я смогу победить Хусаинова с Харитоновым, даже если докажу, что тех трех пациентов «убивал» не я, даже если подтвердится, что операцию Лейле я провел по всем правилам… Профессиональный максимум, который мне светит при возвращении в больницу, — работа простого врача. И это в лучшем случае. Причем в не самой лучшей клинике не самого большого города страны. Более того, слова Марины всколыхнули честолюбие, а мой огромный опыт прямо завопил, что, даже если Сереге удастся вернуться, работать спокойно не дадут. Первое нарушение, даже пустяковое, и сольют по-тихому. В любой больнице Казани. Потому что есть такие понятия, как «волчий билет» и «сарафанное радио». И если человек пошел против системы, не склонился, участь его предрешена.
И получается, что для того, чтобы стать хотя бы не нищим, нужно делать ход конем. Потому что мой реальный максимум при текущем раскладе — массажист в третьесортном спа-салоне, иглотерапевт или «лепила» при братках. Такой расклад меня абсолютно не устраивал.
Поэтому мне и требовалась научная степень, а с ней и возможность заявить миру о своей компетентности. Причем компетентности самого высокого уровня. Даже мирового.
И я это сделаю. Тут Носик права.
Да! Молодец, девочка! Я должен поступать в аспирантуру! Немедленно! И что, я без подготовки этот кандидатский минимум не сдам? Сколько я их принял за жизнь! А сколько учебников сам написал!
Только вперед!
— Алло? Марина, ты тут? Извини, задумался.
— Я тут, тут, тут! — радостно затараторила Носик. — Я так и знала, что ты сейчас все обдумаешь и примешь правильное решение! И так рада, ты даже не представляешь!
— Погоди, Марина! — Я аж ошалел от такого напора. — Я же еще не сказал, что решил…
— Ну это же очевидно! — удивилась она. — Из общения с тобой я поняла, что ты всегда этого хотел! Просто тебя пнуть надо было! — И взахлеб начала делиться идеями: — Многие мужчины всю жизнь имеют какую-то мечту, но им не хватает женщины, которая поймет и убедит, что они могут всего достигнуть!
Тут Носик, видимо, сообразила, что выдает себя с головой, испуганно охнула и умолкла на полуслове, но я по-джентльменски сделал вид, что настолько поглощен идеей, что ничего не заметил.
— Так что, точно поступаем? — заволновалась она и тут же принялась тарахтеть: — Документы надо сдать до одиннадцатого ноября. Вообще-то нужно до десятого, но это понедельник, поэтому разрешили до одиннадцатого. А уже третье! Осталось восемь дней! Мы должны успеть, а у тебя еще даже реферат не написан!
— Не волнуйся, напишу, — устало сказал я.
Бессонные ночи давали о себе знать.
— Я писала реферат по гнойной хирургии, у меня много материалов осталось, — тут же предложила она. — Давай я их обобщу, это будет страниц пятнадцать, и тебе отдам? Получится обзор и список литературы. А ты уже актуальность, цель, задачи и новизну сам напишешь?
Шикарное предложение! Славная девчонка!
Хотя нет-нет да и проскальзывали в ее поведении собственнические нотки. Носик явно оценила мой потенциал, все взвесила и решила, что парня можно брать в руки и делать из него профессора. А быть женой профессора легче и уютнее, чем самой становиться профессором.
— Нет, Марина. Я буду поступать на нейрохирургию, — сказал я, сразу расставив все точки над i.
— К-как на нейрохирургию? — запинающимся голосом пробормотала она. — А как же я? Мы?
— А что тебя смущает? Английский и философию будем сдавать вместе. А специальность — всего один экзамен. Кроме того, могут сделать просто экзамен по хирургии с дополнительным вопросом по направлениям. Так что не переживай.
— Ну ладно, — нехотя сказала Носик. — Тогда я завтра после обеда тебе еще и характеристику набросаю. Там в протоколе где-то должно быть, за прошлые годы. Ты только скажешь потом, что добавить, а то в казанском меде…
— Марина! — перебил ее я. — Какой еще казанский мед?
— Ну как какой? Наш КГМУ…
— Никакого КГМУ! — категорическим голосом сказал я. — Мы поступаем в Москву!
Следующие минут пять я убеждал полностью деморализованную Марину, что она вполне сможет поступить в московский ВУЗ. Что из провинции тоже берут. И что там учиться нисколько не сложнее.
Я ничего не имею против региональных вузов вообще и казанских в частности — прекрасные образовательные учреждения. Просто в Москве у меня научные связи ого-го какие. Да, у меня в теле Сергея их нет, но ничто не мешает заполучить их обратно. Особенно если знать, к кому и по каким вопросам обращаться.
Когда мы распрощались с Мариной Носик, договорившись завтра созвониться, я аж вспотел от возбуждения, настолько меня окрылили мысли о возвращении в науку.
Но парадоксально спать захотелось еще больше. Все еще окрыленный, но широко зевая, я с облегчением отложил раскаленный телефон и повернулся к Валере:
— Вот так, брат, сам видишь, как оно все закрутилось. Поэтому нужно срочно искать тебе хозяина. А то я скоро уеду. И, вероятно, обратно уже не вернусь никогда.
Валера выслушал меня и скептически чихнул. Он мне явно не верил.
А затем пошел на кухню, понюхал свою пустую миску и бахнул по ней лапой.
— Ох, точно! — спохватился я. — Совсем я забыл о тебе, братец, со всеми этими разговорами.
Валера посмотрел на меня неодобрительно. Примерно так, как я смотрел на него, когда он терзал букет ромашек.
И тут лежавший на столе телефон завибрировал снова, да так, что мы с Валерой аж подпрыгнули и переглянулись.
Номер был незнакомый. Снова. Но учитывая, как постепенно передо мной приоткрывалось прошлое Сереги, он мог быть вполне знакомым. Просто не мне.
Но я ошибся, потому что звонили именно мне.
— Здравствуйте, Сергей! — радостно проворковала Майя из аптеки. — Вы совсем пропали. Я звоню, звоню, а вы не в сети…
— С родителями на дачу ездил, там связи нет, — не знаю зачем вдруг признался я.
— Ого, какой вы молодец! Помогать родителям — это здорово! — одобрительно поддакнула она. — Я вот своей маме всегда помогаю.
— Угу, — пробормотал я.
Усталость накатывала все сильней, я зевал все шире, а глаза начали слезиться.
— Я вот почему звоню, — словно уловив мою реакцию, посерьезнела она. — У нас сейчас большая акция на все дорогие препараты. Можно сделать скидку до шестидесяти процентов. Не на все, но можно похимичить. Если вам вдруг что-то нужно… хоть что… — Она смутилась. — В общем, приходите завтра к нам в аптеку, я буду ждать…
Голос ее звучал совсем не так, как у аптекарских работников, которые приглашают купить полупросроченные БАДы по акции. Слишком много тепла, слишком мало коммерции. Профессиональная часть моего сознания автоматически отметила это, но сил анализировать уже не было.
— Хорошо, зайду… постараюсь… — полусонно пробормотал я и отключился.
Возможно, получилось не очень вежливо, но меня уже конкретно вырубало.
Почти в полубессознательном состоянии я наложил Валере корма, больше просыпав мимо, чем попав в миску. Но мне уже было по барабану. Я рухнул на кровать и моментально отрубился.
Сквозь сон слышал телефонные звонки. Кто-то дважды звонил в дверь.
Но я спал.
И даже если бы в мире наступил зомби-апокалипсис… мне не было бы до этого дела.
Я спал…
Не знаю, сколько прошло времени, но проснулся, когда на улице было уже темно.
Тело задеревенело от того, что я лежал в одном положении, не меняя позы. Голова от сбитых биоритмов гудела, как колокол. В глаза словно песка насыпали. Шея ныла. Пальцы левой руки онемели — видимо, отлежал. Во рту пересохло так, будто я наелся ваты. В висках тупо пульсировала боль.