Единственное, немного холодило сердце от смутных предчувствий: Димин дом стоял на пути к крематорию, психбольнице, вытрезвителю, тюрьме и кладбищу. Такая вот дорога шла мимо частного фамильного домовладения на холме, за которым и располагались вышеприведенные организации, клубы по интересам — в общем, те самые места, куда черти загоняют праведников.

Я не богатая на родных, а у Димы вообще никого не было, если не считать, конечно, меня. Его воспитал дед, вот и все, что я знала о нем к тому времени.

Дом на склоне горы представлял обычное для тех мест строение из туфа, за настоящим крепким забором из мелких и средних камней, крепко склеенных меж собой каким-то доисторическим способом, кажется, глиной со сметаной(?), — которая представляла собой такую твердь, что цементу и не снилось. Розовые вьюны и рябина под окнами, два серых кота и муравейник у забора…

Неправда, что дантисты богаты, как Крезы. Или, может быть, мне попался не тот дантист?

Кроме кабинета на углу двух улиц, частной аптеки „Горностайка“ и классического старого 126-го „Мерседеса“, ничего несметного у него не наблюдалось.

Через месяц жизни в качестве законной жены я поняла, почему мой дантист — не Крез.

Если у него просили денег в долг, Дима не мог отказать. Если были деньги — он их одалживал.

Это меня потрясло. Потом озадачило. Возмутило — как бурю в стакане воды! Какое-то время я просто кричала от бессилия! Ну разве можно верить людям?! Лю-дям!!!

А потом привыкла.

Я на три дня лишилась дара речи, когда муж отдал пять тысяч долларов какому-то сонному, в кримпленовом „женильном“ костюме Анатолию, и тот укатил на велосипеде с просевшей рамой и с прищепками на штанинах.

— Не бойся — он отдаст! Я его знаю как себя, — успокоил Дима.

„Еще забавляется!“ — горько подумала я, мучимая скупостью.

— В июне, в четыре раза больше! Я так „Мерседес“ купил! — кивнул на старую, правда, очень приличную машину мой Дмитрий. — У него там алмазы где-то… — туманно добавил он и замолчал.

„Конечно, алмазы! Кто же сомневается? Только не я, — подумала я. — В июне, а теперь-то октябрь…“

А потом привыкла, мы же не бедствовали по большому счету.

Хотя странные, на мой взгляд, рассуждения о том, что если человек просит, а ты можешь ему помочь, но мотаешь головой и отворачиваешься…

Ну конечно, успокаивала я себя — кто-то играет в покер, кто-то содержит целую конюшню любовниц, кто-то пьет все, что горит синим пламенем, а Дима — дает в долг.

Но вообще-то с этим я не согласна до сих пор, не соглашусь никогда, и лучше поменяем пластинку!

Прожив какое-то время в доме на холме в ожидании рождения дочки, намеченного не позже июня, я вывела одну нехитрую аксиому: лучше, чем жизнь с любимым человеком и свой маленький мирок в четырех стенах, лучше этого — нет ничего. Никакой сказочник не придумал сказки главнее этой».

Обычно политика и жизнь человека с улицы не связаны решительным образом никак, если, конечно — не война, когда на бойню посылают рядовых человеков тысячами.

События последних лет, произошедшие в Красноуральске, несколько выбивались из грабительского течения жизни в постсоветской России.

Губернатор за первый год своего правления сумел посадить или выгнать из города и края самые крупные бандитские формирования, которых в красноуральском регионе было не меньше, чем в среднем по стране. Конечно, это не могло пройти бесследно, и тот порядок, который установился в крае, был зыбким, но жизнь продолжалась, заводы и фабрики в Красноуральске работали без обычных в наше время переделов собственности. Такими мне запомнились та осень, зима, но… все, кто пожил, понимали, что губернатор, который не стал ручным ни для авторитетов, ни для олигархов и остается чистым — это нонсенс для той России, в которой мы живем.

«Смертник» — так за глаза называли в крае в тот год губернатора, и уже в марте за какую-то неделю на Соболя было совершено два покушения. Одно во время посадки губернатора в машину — оборвался трос, и сверху на машину упала плита. Ошибка крановщика? Рядом возводили новое здание администрации. И второе — секретарь Соболя скончался, когда пригубил «Нарзан» из холодильника в комнате отдыха губернатора.

В обоих случаях Соболь не пострадал, но выглядеть после того стал неважно.

Что будет летом, когда на пост губернатора богатейшего края выстроится целая очередь из авторитетных людей России, ожидать было тревожно.

То, что человек с «титановым» лицом в белом «Линкольне» — Валерий Бобровник, оказался не преступным авторитетом, на которого oн смахивал своим брутальным видом, а начальником охраны главного конкурента губернатора Соболя на предстоящих выборах, я узнала между делом. Этим конкурентом был неприметный, но очень влиятельный глава законодательного собрания края и вдобавок крупный предприниматель — Быковский.

На дороге сидел нахмуренный кот, я его обошла, он даже ухом не повел. С этого и начались наши несчастья. Я видела, как Таня Бобровник поднималась по трем ступенькам в частный кабинет моего мужа. А я как раз выскользнула из него. Я бы сидела и не сводила с Димы глаз еще минут пять, если бы не особая посетительница с зубной болью.

Будучи уже на седьмом месяце беременности, я панически не выносила зуда бормашины и ринулась навстречу Бобровник, придерживая одной рукой пакет с лавашем, а другой прикрывая, словно от надвигающейся опасности, живот. Мы встретились с ней глазами, и я улыбнулась: какая красивая женщина!

Бывший сотрудник ФСБ Бобровник открыл в центре города, через квартал отсюда, корпоративную службу безопасности, укомплектовал ее профессионалами из бывших работников спецслужб и процветал в охранном бизнесе.

Дима потом рассказал, как Таня Бобровник вошла в его кабинет, посмотрела сверху вниз глазами замученной феи и сказала:

— Дмитрий, у меня болит зуб мудрости, может быть, мы его?..

На Тане — «Красноуральской фее 2000 года» — было обычное короткое джинсовое платье с вырезом на животике, никакой косметики, золота, даже заколки в распущенных волосах, но оторвать от нее взгляд было невозможно. Может, все дело в необыкновенно синих глазах?

Наташа с тоской посмотрела на написанное — ерунда какая-то. Вроде все правда, но она опять отклонилась от темы.

Итак, Таня Бобровник пришла на прием к знакомому дантисту удалить верхний правый зуб мудрости.

Ей сделали обычный платный обезболивающий укол, и она внезапно скончалась от анафилактического шока прямо на сиреневом кожаном кресле лучшего частного зубного кабинета города. Укол делала медсестра Ткачева, медикаменты поставил в срок и за оплату по факту заведующий пятой аптекой Чижевский.

Тот день и половина следующего пролетели в милиции и скомкались, наподобие упавшего в болото парашютиста. Милиция состава преступления в действиях Горностаева Д. И., Ткачевой Л. И. и Чижевского А. А. не нашла, их отпустили — с миром! На третий день господин Бобровник (когда «убийц в белых халатах» — Горностаева, Ткачеву и Чижевского — привезли на местный спиртовой завод, который охраняли его службы, и свалили у него в ногах) сказал (запомните):

— Аллергия? Шок на лекарство? Я таких слов не знаю. Сейчас с вами поговорит мой человек, надеюсь, обойдемся без церемониальных выстрелов в голову.

Уже немолодой и очень удачливый по части охранного бизнеса господин Бобровник не был явным сторонником тотального уничтожения людей. Но жажда справедливой мести гложет любого испытавшего потерю близкого человека — по нелепой ли случайности, по чужой ли бестолочи, ведь люди, как известно, имеют привычку гибнуть и умирать в большинстве случаев внезапно, скоропостижно и часто без особых на то причин. Никто не знает своего часа, каким он будет и в чьем обличье явится старушка с косой.